Подельников серьезных у него наверняка нет, ксиву фальшивую ему кто делать будет? Никто.
В такие минуты Иннокентий тосковал по своей прежней работе. И сейчас было заметно, с» каким удовольствием он включился бы в поимку убийцы… Марина тем временем смотрела на Вербина, лицо которого долгое время было строгим, серьезным, а сейчас внезапно чуть ли не осветилось внезапной догадкой. Он о чем-то напряженно размышлял, стараясь что-то припомнить, и это было мучительно — даже брови съехались вместе, образовав прямую линию.
А потом все сцепилось, все в голове у майора легко и плавно легло по своим местам. Он нашел последнее звено, которое требовалось для того, чтобы рассыпанные, будто картонные пазлы, люди и события сложились в единую аккуратную картину.
— Вот что, — сказал он Иннокентию и Лукомо-рову. — Вы сейчас поезжайте в отдел, а мы с Мариной еще одно место посетим. Чтобы уж была полная ясность.
Машину мы возьмем, нам далековато. Поедем? — Он обернулся к ней.
По дороге Вербин молчал, желваки на его лице играли, перекатываясь. Ручку коробки передач он дергал так, словно собирался вырвать ее вместе со всей арматурой. За окнами бежали городские дома, складывавшиеся в улицы, присыпанные быстро тающим первым снежком. Начиналась метель, состоявшая из мокрого снега, который кружил перед ветровым стеклом и стекал вниз по нему извилистыми струйками.
Вообще-то Вербину всегда нравилось такое свое состояние — щемящее сердце ощущение холодной ярости. Он считал это нормальным рабочим состоянием оперативника. А сейчас оно присутствовало в полной мере: он знал, что преступники определены. Поймать их, задержать — теперь уже дело десятое, никуда не денутся, как верно заметил только что Иннокентий. Они накрыли это гнездо — осталось лишь навести окончательный «марафет», чтобы у следствия уж не было никаких неясностей.
— Выходи, — сказал он Марине, круто свернув с шоссе к одиноко стоящему на берегу реки дому. — Сейчас мы нанесем визит одной очень милой старушке. Не скажу, чтобы она была рада нас видеть сейчас, но разговор у нас с ней получится.
— К старушке? — переспросила Марина, ничего не поняв. — Старушка, что ли, снимала эти фильмы с детьми?
— Наверное, нет, — ответил майор, запирая машину и проверяя на всякий случай кобуру под мышкой. — Но она, видишь ли, бывший медик. Она сама мне так сказала, и я склонен верить. Но это не так интересно. Интерес представляет тот факт, что старушка сумела вырастить сына. И он тоже стал медиком. Почему-то мне кажется, что этот замечательный сын-медик работает врачом в интернате для глухонемых детей.
Ветер, налетавший порывами с реки и несший с собой крупные снежинки, залеплявшие лицо, мешал говорить и слушать, так что Марина не слышала многих слов майора, а лишь догадывалась о них.
Они поднялись по лестнице на второй этаж, и Вербин позвонил в дверь. Долго ничего не было слышно, потом послышались шаги.
— Кто там?
— Откройте, Маргарита Васильевна, — сказал через дверь майор. — Вы меня помните, я был у вас несколько дней назад. Помните? Ну, журналист с радио.
После некоторой паузы старушка глухо ответила:
— Я не могу вам сейчас открыть. Больна, плохо себя чувствую. Потом приходите.
Отказ впустить в квартиру о чем-то говорил: Вербин ощутил знакомое по прежним временам чувство азарта. Еще раз пощупал кобуру под курткой: так, для пущей уверенности.
— Маргарита Васильевна, — бодро и громко проговорил он. — Нужно открыть сейчас. Это милиция, открывайте. Сами понимаете — упираться бессмысленно. Я не один, и мы просто сломаем дверь — она у вас хлипкая.
Дверь открылась, на пороге стояла Маргарита Васильевна, но сейчас Вербин едва узнал ее. Седые волосы, так аккуратно уложенные в их первую встречу, сейчас были распущены и висели по плечам. Морщины, ранее придававшие лицу некоторое благородство, теперь казались глубже и вместе с мятущимися нечистыми глазами производили совершенно обратное впечатление: лицо казалось порочным.
— Милиция? — дрожащими белыми губами переспросила старуха, и в голосе ее явственно услы-шалась враждебность. — А что вам надо?
— Позвольте войти, — решительно шагнул вперед Вербин, оттесняя хозяйку глубже в полутемную прихожую. — Мы с вами в прошлый раз не договорили о религии. Захотелось снова на ваш иконостас поглядеть — уж больно красиво. Вы ведь не возражаете? Заходи, Марина. Смотри, какая красота — вон там, в комнате.
Майор прошел в комнату, остановившись перед иконами и горящей лампадой.
— Вот здесь наша почтеннейшая Маргарита Васильевна молится, — громко объявил он. — Тут она рассуждает о том, как нужно любить свою родину и ее традиции. Впрочем, черт с ними, с традициями…
— Как вы смеете? — заговорила дрожащим голосом старуха. Ее глаза гневно сверкнули. — Что вы такое говорите? Кто вы вообще такие?
Сейчас она предстала разъяренной фурией, но Вербин только криво усмехнулся и продолжил:
— Скажите, а что в вашей религии говорится о наказаниях за преступления?
Что в Библии Бог говорит о наказаниях за грехи? За тяжкие грехи? А, не помните?
Впрочем, вы ведь сказали, что в Бога вы не верите, и Библии у вас, насколько я вижу, нет. Только книжечка «Берегитесь сектантов». — В сердцах он схватил брошюрку и швырнул ее на пол. — Вот ваша религия, — добавил он, не в силах совладать с подступающей к горлу ненавистью. — Вот это, а еще ваша религия — деньги, которые может заработать ваш сыночек-медик, растлевая беззащитных детей, доверенных ему.
— Есть, — вдруг севшим голосом просипела стаpyxa. Непонятно было, о чем она думает в настоящую минуту.
— Что «есть»? — не понял Владимир.
— Библия у меня есть, — твердо заявила Маргарита Васильевна и кивнула:
— Вон там на полке стоит.
Майор шагнул к полке и, взяв книгу, развернул ее на первом попавшемся месте.
— Вот и поглядим, что Бог говорит о таких, как вы и ваш милый сыночек, — сказал он. — Сыночек-медик, как вы давеча изволили выразиться.
Его взгляд упал на строчки, и он прочел:
— «Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния, и смотреть на притеснения Ты не можешь. Для чего же Ты смотришь на злодеев и безмолвствуешь?..»
Вербин прочел эти слова и засмеялся: до того неожиданно попал в самую точку.
— А Бог не безмолвствует, — торжествующе заключил он, захлопывая книгу. — Бог совсем не безмолвствует. Он посылает нас — маленьких грешных людей. Чтобы мы исполнили Его волю — нашли и наказали злодеев. Бог же не станет сам спускаться с небес для того, чтобы покарать всяких подонков. Нет, для подонков имеется милиция…
Вербин не успел договорить. Он как раз повернулся для того, чтобы поставить Библию на место, когда дверь из соседней комнаты резко распахнулась и на пороге появился тот самый Сергей Сергеевич, уже дважды виденный Мариной.
Кроме очков в металлической оправе, ничто не говорило о том, что этот человек — врач из интерната, а не дикий зверь. Длинные темно-русые волосы были всклокочены, глаза под стеклами очков блестели безумием и ненавистью.
Видимо, он сидел, затаившись, в задней комнате и ждал, когда незваные гости уйдут. Видно, надеялся сбежать…
А когда понял, куда поворачивается дело, решил спастись иным путем.
— Убью! — выкрикнул Сергей Сергеевич и стремительно бросился прямо на оцепеневшего от неожиданности Вербина. В высоко поднятой правой руке безумного врача был зажат молоток.
«Так вот почему „убойщики“ не нашли орудие убийства», — мелькнуло в голове у майора в то мгновение, когда преступник налетел на него всем телом.
Все же Владимир успел отскочить, и удар молотка пришелся по книжной полке, которая тут же с грохотом обрушилась на пол. Снова подняв свое оружие, Сергей Сергеевич развернулся всем корпусом и, перехватив молоток поудобнее, приготовился к следующему удару.
«Все свои проблемы решает с помощью молотка».
Она не знала, как ей поступить. Пистолета у нее не было, а для того чтобы прийти на помощь майору, нужно было огибать большой круглый стол, стоящий посредине комнаты.
Однако ее вмешательство не потребовалось. Уклонившись от второго удара, Вербин схватил руку преступника и одним резким движением заломил ее так, что тот выпустил молоток, который с глухим зловещим стуком упал на пол.
Повалив при помощи подножки доктора на пол рядом со столом, Вербин завел ему руки за спину и крикнул Марине:
— Наручники! Давай наручники!
Наручники они оба забыли в отделе, так что Сергея Сергеевича пришлось связать брючным ремнем.
— Очень туго, — застонал он, багровея от напряжения. — Вы не имеете права…
— Ну да, — равнодушно сказал Вербин, вставая с колен и вздыхая. — Конечно, мы не имеем права. Только ты имеешь право совершать преступления. Молчи, падаль.
Сергей Сергеевич и вправду собрался бежать из города. Видимо, утром в интернате, увидев Марину, он понял, что кольцо вокруг него замкнется уже очень скоро. Поэтому, сбежав, он кинулся не к себе домой, а к матери. Конечно, не для того, чтобы трогательно попрощаться, а для того, чтобы забрать приготовленные для продажи видеокассеты. Было их тут штук сто, если не больше. Сложенные в два громадных баула наподобие тех, с которыми ездят по стране «челноки», приготовленные к транспортировке кассеты стояли посредине соседней комнаты, где и пытался спрятаться загнанный доктор.
— В Москву собирался везти? — поинтересовался майор, входя в комнату. И тут же застыл на месте. — Марина, пойди сюда, — позвал он. — Да плюнь ты на него, он не развяжется. Я как следует затянул. Смотри. Тебе эта комната ничего не напоминает?
Марина взглянула и обомлела. Конечно, это была та самая комната, в которой и велась видеосъемка.
Те же обои, те же занавески на окнах. И кровать та же — сексодром.
Тихий приют милой старушки…
— Так у тебя, значит, в одной комнате иконостас висит, — сказал Вербин, возвращаясь назад и буравя Маргариту Васильевну взглядом, — а в другой комнате детишек насилуют? Так получается, да? И лампадку не гасила?
— Меня это не касается, — коротко и злобно ответила старуха, оскалившись.
— Меня сын попросил помещение предоставить. Кто же сыну своему не поможет?
— А деточек не жалко было? — убирая руки за спину, чтобы удержаться и не ударить старуху, спросил майор. — Деточки маленькие, их не жалко было? Они ведь вроде не инородцы и не сектанты.
— Нет, — отрезала Маргарита Васильевна. Она будто выплевывала слова, и они вылетали с ее языка веские, жалящие. — Ублюдков этих не жалко. Они все равно неполноценные.
Марина, оценив состояние Вербина, тихонько подошла сзади. Взяла за руку, потянула к себе.
— Не надо с ними разговаривать, — сказала негромко, успокаивающе. — Не надо, побереги себя. Это бесполезно. Есть такие люди…
— Нет таких людей, — оборвал ее Владимир. — Подонки такие бывают. А людей таких нет.
Марина хотела возразить, что подонки тоже люди, но смолчала: это был уж слишком философский разговор.
Эпилог
На другое утро выяснилось, что Артем в школе страшно простудился — там окна не заклеены и дует из всех щелей. Пришлось срочно взять больничный по уходу за ребенком, и всю неделю Марина просидела дома.
Она давала лекарства, микстуру, делала компресс на ночь и строго следила за тем, чтобы Артем побольше пил: специально сбегала на рынок и купила клюкву, из которой сварила морс, как велела докторша из детской поликлиники.
Но мысли ее были далеко. Даже ночью, когда сын просыпался от температуры и плакал, Марина утешала его, ложилась к нему в постель, но думала о другом.
И, словно почувствовав это, однажды вечером в гости пришли Вербин с Лукоморовым. Поскольку грянули ранние морозы, оба были одеты в дубленки и пыжиковые шапки — униформу мужчин среднего класса в провинциальных городах.
Выглядели они хорошо — красивы и веселы.
Они принесли букет цветов для Марины и маленький круглый торт «Сказка» — для Артема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
В такие минуты Иннокентий тосковал по своей прежней работе. И сейчас было заметно, с» каким удовольствием он включился бы в поимку убийцы… Марина тем временем смотрела на Вербина, лицо которого долгое время было строгим, серьезным, а сейчас внезапно чуть ли не осветилось внезапной догадкой. Он о чем-то напряженно размышлял, стараясь что-то припомнить, и это было мучительно — даже брови съехались вместе, образовав прямую линию.
А потом все сцепилось, все в голове у майора легко и плавно легло по своим местам. Он нашел последнее звено, которое требовалось для того, чтобы рассыпанные, будто картонные пазлы, люди и события сложились в единую аккуратную картину.
— Вот что, — сказал он Иннокентию и Лукомо-рову. — Вы сейчас поезжайте в отдел, а мы с Мариной еще одно место посетим. Чтобы уж была полная ясность.
Машину мы возьмем, нам далековато. Поедем? — Он обернулся к ней.
По дороге Вербин молчал, желваки на его лице играли, перекатываясь. Ручку коробки передач он дергал так, словно собирался вырвать ее вместе со всей арматурой. За окнами бежали городские дома, складывавшиеся в улицы, присыпанные быстро тающим первым снежком. Начиналась метель, состоявшая из мокрого снега, который кружил перед ветровым стеклом и стекал вниз по нему извилистыми струйками.
Вообще-то Вербину всегда нравилось такое свое состояние — щемящее сердце ощущение холодной ярости. Он считал это нормальным рабочим состоянием оперативника. А сейчас оно присутствовало в полной мере: он знал, что преступники определены. Поймать их, задержать — теперь уже дело десятое, никуда не денутся, как верно заметил только что Иннокентий. Они накрыли это гнездо — осталось лишь навести окончательный «марафет», чтобы у следствия уж не было никаких неясностей.
— Выходи, — сказал он Марине, круто свернув с шоссе к одиноко стоящему на берегу реки дому. — Сейчас мы нанесем визит одной очень милой старушке. Не скажу, чтобы она была рада нас видеть сейчас, но разговор у нас с ней получится.
— К старушке? — переспросила Марина, ничего не поняв. — Старушка, что ли, снимала эти фильмы с детьми?
— Наверное, нет, — ответил майор, запирая машину и проверяя на всякий случай кобуру под мышкой. — Но она, видишь ли, бывший медик. Она сама мне так сказала, и я склонен верить. Но это не так интересно. Интерес представляет тот факт, что старушка сумела вырастить сына. И он тоже стал медиком. Почему-то мне кажется, что этот замечательный сын-медик работает врачом в интернате для глухонемых детей.
Ветер, налетавший порывами с реки и несший с собой крупные снежинки, залеплявшие лицо, мешал говорить и слушать, так что Марина не слышала многих слов майора, а лишь догадывалась о них.
Они поднялись по лестнице на второй этаж, и Вербин позвонил в дверь. Долго ничего не было слышно, потом послышались шаги.
— Кто там?
— Откройте, Маргарита Васильевна, — сказал через дверь майор. — Вы меня помните, я был у вас несколько дней назад. Помните? Ну, журналист с радио.
После некоторой паузы старушка глухо ответила:
— Я не могу вам сейчас открыть. Больна, плохо себя чувствую. Потом приходите.
Отказ впустить в квартиру о чем-то говорил: Вербин ощутил знакомое по прежним временам чувство азарта. Еще раз пощупал кобуру под курткой: так, для пущей уверенности.
— Маргарита Васильевна, — бодро и громко проговорил он. — Нужно открыть сейчас. Это милиция, открывайте. Сами понимаете — упираться бессмысленно. Я не один, и мы просто сломаем дверь — она у вас хлипкая.
Дверь открылась, на пороге стояла Маргарита Васильевна, но сейчас Вербин едва узнал ее. Седые волосы, так аккуратно уложенные в их первую встречу, сейчас были распущены и висели по плечам. Морщины, ранее придававшие лицу некоторое благородство, теперь казались глубже и вместе с мятущимися нечистыми глазами производили совершенно обратное впечатление: лицо казалось порочным.
— Милиция? — дрожащими белыми губами переспросила старуха, и в голосе ее явственно услы-шалась враждебность. — А что вам надо?
— Позвольте войти, — решительно шагнул вперед Вербин, оттесняя хозяйку глубже в полутемную прихожую. — Мы с вами в прошлый раз не договорили о религии. Захотелось снова на ваш иконостас поглядеть — уж больно красиво. Вы ведь не возражаете? Заходи, Марина. Смотри, какая красота — вон там, в комнате.
Майор прошел в комнату, остановившись перед иконами и горящей лампадой.
— Вот здесь наша почтеннейшая Маргарита Васильевна молится, — громко объявил он. — Тут она рассуждает о том, как нужно любить свою родину и ее традиции. Впрочем, черт с ними, с традициями…
— Как вы смеете? — заговорила дрожащим голосом старуха. Ее глаза гневно сверкнули. — Что вы такое говорите? Кто вы вообще такие?
Сейчас она предстала разъяренной фурией, но Вербин только криво усмехнулся и продолжил:
— Скажите, а что в вашей религии говорится о наказаниях за преступления?
Что в Библии Бог говорит о наказаниях за грехи? За тяжкие грехи? А, не помните?
Впрочем, вы ведь сказали, что в Бога вы не верите, и Библии у вас, насколько я вижу, нет. Только книжечка «Берегитесь сектантов». — В сердцах он схватил брошюрку и швырнул ее на пол. — Вот ваша религия, — добавил он, не в силах совладать с подступающей к горлу ненавистью. — Вот это, а еще ваша религия — деньги, которые может заработать ваш сыночек-медик, растлевая беззащитных детей, доверенных ему.
— Есть, — вдруг севшим голосом просипела стаpyxa. Непонятно было, о чем она думает в настоящую минуту.
— Что «есть»? — не понял Владимир.
— Библия у меня есть, — твердо заявила Маргарита Васильевна и кивнула:
— Вон там на полке стоит.
Майор шагнул к полке и, взяв книгу, развернул ее на первом попавшемся месте.
— Вот и поглядим, что Бог говорит о таких, как вы и ваш милый сыночек, — сказал он. — Сыночек-медик, как вы давеча изволили выразиться.
Его взгляд упал на строчки, и он прочел:
— «Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния, и смотреть на притеснения Ты не можешь. Для чего же Ты смотришь на злодеев и безмолвствуешь?..»
Вербин прочел эти слова и засмеялся: до того неожиданно попал в самую точку.
— А Бог не безмолвствует, — торжествующе заключил он, захлопывая книгу. — Бог совсем не безмолвствует. Он посылает нас — маленьких грешных людей. Чтобы мы исполнили Его волю — нашли и наказали злодеев. Бог же не станет сам спускаться с небес для того, чтобы покарать всяких подонков. Нет, для подонков имеется милиция…
Вербин не успел договорить. Он как раз повернулся для того, чтобы поставить Библию на место, когда дверь из соседней комнаты резко распахнулась и на пороге появился тот самый Сергей Сергеевич, уже дважды виденный Мариной.
Кроме очков в металлической оправе, ничто не говорило о том, что этот человек — врач из интерната, а не дикий зверь. Длинные темно-русые волосы были всклокочены, глаза под стеклами очков блестели безумием и ненавистью.
Видимо, он сидел, затаившись, в задней комнате и ждал, когда незваные гости уйдут. Видно, надеялся сбежать…
А когда понял, куда поворачивается дело, решил спастись иным путем.
— Убью! — выкрикнул Сергей Сергеевич и стремительно бросился прямо на оцепеневшего от неожиданности Вербина. В высоко поднятой правой руке безумного врача был зажат молоток.
«Так вот почему „убойщики“ не нашли орудие убийства», — мелькнуло в голове у майора в то мгновение, когда преступник налетел на него всем телом.
Все же Владимир успел отскочить, и удар молотка пришелся по книжной полке, которая тут же с грохотом обрушилась на пол. Снова подняв свое оружие, Сергей Сергеевич развернулся всем корпусом и, перехватив молоток поудобнее, приготовился к следующему удару.
«Все свои проблемы решает с помощью молотка».
Она не знала, как ей поступить. Пистолета у нее не было, а для того чтобы прийти на помощь майору, нужно было огибать большой круглый стол, стоящий посредине комнаты.
Однако ее вмешательство не потребовалось. Уклонившись от второго удара, Вербин схватил руку преступника и одним резким движением заломил ее так, что тот выпустил молоток, который с глухим зловещим стуком упал на пол.
Повалив при помощи подножки доктора на пол рядом со столом, Вербин завел ему руки за спину и крикнул Марине:
— Наручники! Давай наручники!
Наручники они оба забыли в отделе, так что Сергея Сергеевича пришлось связать брючным ремнем.
— Очень туго, — застонал он, багровея от напряжения. — Вы не имеете права…
— Ну да, — равнодушно сказал Вербин, вставая с колен и вздыхая. — Конечно, мы не имеем права. Только ты имеешь право совершать преступления. Молчи, падаль.
Сергей Сергеевич и вправду собрался бежать из города. Видимо, утром в интернате, увидев Марину, он понял, что кольцо вокруг него замкнется уже очень скоро. Поэтому, сбежав, он кинулся не к себе домой, а к матери. Конечно, не для того, чтобы трогательно попрощаться, а для того, чтобы забрать приготовленные для продажи видеокассеты. Было их тут штук сто, если не больше. Сложенные в два громадных баула наподобие тех, с которыми ездят по стране «челноки», приготовленные к транспортировке кассеты стояли посредине соседней комнаты, где и пытался спрятаться загнанный доктор.
— В Москву собирался везти? — поинтересовался майор, входя в комнату. И тут же застыл на месте. — Марина, пойди сюда, — позвал он. — Да плюнь ты на него, он не развяжется. Я как следует затянул. Смотри. Тебе эта комната ничего не напоминает?
Марина взглянула и обомлела. Конечно, это была та самая комната, в которой и велась видеосъемка.
Те же обои, те же занавески на окнах. И кровать та же — сексодром.
Тихий приют милой старушки…
— Так у тебя, значит, в одной комнате иконостас висит, — сказал Вербин, возвращаясь назад и буравя Маргариту Васильевну взглядом, — а в другой комнате детишек насилуют? Так получается, да? И лампадку не гасила?
— Меня это не касается, — коротко и злобно ответила старуха, оскалившись.
— Меня сын попросил помещение предоставить. Кто же сыну своему не поможет?
— А деточек не жалко было? — убирая руки за спину, чтобы удержаться и не ударить старуху, спросил майор. — Деточки маленькие, их не жалко было? Они ведь вроде не инородцы и не сектанты.
— Нет, — отрезала Маргарита Васильевна. Она будто выплевывала слова, и они вылетали с ее языка веские, жалящие. — Ублюдков этих не жалко. Они все равно неполноценные.
Марина, оценив состояние Вербина, тихонько подошла сзади. Взяла за руку, потянула к себе.
— Не надо с ними разговаривать, — сказала негромко, успокаивающе. — Не надо, побереги себя. Это бесполезно. Есть такие люди…
— Нет таких людей, — оборвал ее Владимир. — Подонки такие бывают. А людей таких нет.
Марина хотела возразить, что подонки тоже люди, но смолчала: это был уж слишком философский разговор.
Эпилог
На другое утро выяснилось, что Артем в школе страшно простудился — там окна не заклеены и дует из всех щелей. Пришлось срочно взять больничный по уходу за ребенком, и всю неделю Марина просидела дома.
Она давала лекарства, микстуру, делала компресс на ночь и строго следила за тем, чтобы Артем побольше пил: специально сбегала на рынок и купила клюкву, из которой сварила морс, как велела докторша из детской поликлиники.
Но мысли ее были далеко. Даже ночью, когда сын просыпался от температуры и плакал, Марина утешала его, ложилась к нему в постель, но думала о другом.
И, словно почувствовав это, однажды вечером в гости пришли Вербин с Лукоморовым. Поскольку грянули ранние морозы, оба были одеты в дубленки и пыжиковые шапки — униформу мужчин среднего класса в провинциальных городах.
Выглядели они хорошо — красивы и веселы.
Они принесли букет цветов для Марины и маленький круглый торт «Сказка» — для Артема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47