А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Шершенев тоже протянул документы. Лейтенант сел в милицейскую машину и стал заполнять бумаги.
— Можно вас на минуту, — попросил он.
Шершенев склонился над лейтенантом. Сержант за его спиной вдруг неожиданно приблизился и нанес сильный удар пальцами в точку на шее. Все произошло так быстро, что Шершенев не успел среагировать. На миг все поблекло, и он повалился на сиденье. Почувствовал укол шприца в предплечье и отключился.
На экране у говорящего человека вместо лица были кубики и голос искажен так, чтобы затруднить идентификацию.
— Да, я знаю, среди наших офицеров немало тех, кто сочувствует «социал-дворникам».
— Почему? — спросил тележурналист.
— Мечта о сильной руке. Воспоминания о том, что когда-то армия была в привилегированном положении. Желание поспасать отечество.
— Что значит «желание поспасать»?
— Насколько я знаю, частично организация «социал-дворников» состоит из бывших и действующих офицеров армии, МВД и госбезопасности. Их цель — реванш.
— Откуда у вас такие сведения?
— Таковы настроения моих сослуживцев и вообще офицеров МВД. Есть у меня источники, но мне не хотелось бы их называть. Со мной, кстати, проводили вербовочные беседы на предмет вступления в организацию… А вообще, как вы думаете, получается, что такая организация до сих пор вне контроля, хотя, по идее, действия такого масштаба не могли бы пройти мимо компетентных органов?
— И как?
— Насколько я знаю, «социал-дворники» пользуются негласным покровительством некоторых генералов-силовиков.
— Что-то верится с трудом.
— И напрасно. Вы не задумывались, насколько выгодна эта ситуация силовикам? Грядет очередное сокращение государственных расходов. И поэтому выгодно поддерживать всеобщую истерию, причитать: если не вливать в нас деньги, то будете иметь чеченцев-бандитов и «социал-дворников». Деньги, средства, штаты. И политическое влияние. В условиях хаоса, когда можно надеяться только на силовые структуры, в самом выгодном положении находятся именно они.
— Вы не боитесь, что вас могут вычислить?
— Не могу больше прятаться, как страус, в песок. Бывают случаи, когда человек должен переступить через свой страх. А то все это может плохо кончиться. Завтра они рванут какую-нибудь ядерную станцию или химзавод. Вы же знаете, как у нас охраняют особо важные объекты. И что тогда?
Лицо из квадратиков исчезло. На экране появился ведущий программы.
— Мы не утверждаем, что мнение нашего гостя, имени которого мы, по понятным причинам, не называем — истина в последней инстанции. Мы не говорим о том, что его утверждения во всем справедливы. Но… Россия входит в двадцать первый век с самым большим ядерным потенциалом. Реалии конца двадцатого века — мир не противостояния, а сотрудничества. Однако не секрет, что многие наши сограждане еще делят мир на «наш» и «их». Эти люди живут идеологией холодной войны, видят в остальном человечестве врагов, скрывающих коварные помыслы за очаровательной улыбкой. Не секрет, что немало «ископаемых», живущих подобными идеями, есть в силовых структурах. Учитывая историю наших силовых ведомств и их традиции, не такой уж и невероятной кажется версия нашего гостя…
По другой программе показывали начавшиеся в Европе крупномасштабные учения НАТО. В них участвовали и Вооруженные силы недавно принятых в блок стран.
Мелькали картинки — «стелсы», авианосцы, отъевшиеся «псы войны».
— Сегодня у НАТО нет главного противника — СССР. Но лидеры стран — членов НАТО, считают, что и в новых условиях блок должен продолжать существование из-за появления в мире новых очагов угрозы. Сегодня войска НАТО — мощные, оснащенные суперсовременной техникой, с профессиональным личным составом, способны выполнять любые задачи в любом уголке Земли, — радостно, на грани ликования, сообщил корреспондент.
Следующий сюжет был посвящен ставшему привычным на Руси торгу. Чеченские боевики захватили еще троих российских военнослужащих и торговались об условиях их освобождения.
Голубев сделал отметку в своем плане. Модель номер четыре продолжала реализовываться четко и без проволочек.
— Смотри, как научились работать, — Голубев продемонстрировал анализ последних телепередач и нескольких текстов в газете. — Они используют нейролингвистическое программирование.
— То есть забивают гвозди прямо в подсознание путем постановки фраз и звуков, — произнес Алексеев.
— Верно. Формируют у людей определенные реакции на определенные раздражители. Как у собаки Павлова. Когда придет час «Ч», час «Местного контроля», люди его воспримут или как неизбежное зло, или просто откровенно вяло, или, наоборот, как самый счастливый день в своей жизни.
— Надолго этого программирования хватает?
— Ненадолго. Но на основной этап их операции хватит.
— А ведь зло возвращается, — сказал Алексеев. — Они и не подозревают, насколько быстро оно может вернуться.
— Ты мистик? Или оптимист? — Голубев хмыкнул.
— Я мистик, — кивнул Алексеев. Зазвонил телефон.
— Груз на месте, — сообщил Жаров. — Все прошло без проблем.
— Сейчас буду, — закончил Алексеев и положил трубку на аппарат.
Голова у Шершенева гудела. Он разлепил глаза. И вскоре способность воспринимать окружающее вернулась к нему. Он сидел на протертом клеенчатом диване в подвале — почти пустом, если не считать нескольких стульев. В углу находился компьютер и какая-то сложная аппаратура. Руки — в наручниках за спиной. Ноги прикованы цепью к кольцу, торчащему из пола. Напротив него стояли двое. В одном он узнал гаишника. В другом — водителя того самого «Запорожца», который врезался в него на перекрестке, только теперь он вовсе не казался пьяным и запущенным.
— Выпей, — водитель «Запорожца», а точнее, старший лейтенант-спецназовец ГРУ Пащенко, поднес к губам Шершенева чашку с горячей жидкостью.
— Нет!
— Не бойся, не отравим.
Шершенев вдруг понял, что его горло пересохло и ему страшно хочется пить. Жидкость была горьковато-сладковатой, но не как кофе, а по-лекарственному. Жажда прошла, голова начала проясняться.
— Вы понимаете, с кем связались? — спросил он, откашлявшись.
— А ты понимаешь, кто с тобой связался? — спросил лже-лейтенант, а на деле майор Жаров.
Шершенев не знал, но очень хотел знать. Хуже всего, если это друзья того пахана, которому он со ста пятидесяти метров засадил пулю из малокалиберной винтовки. Но как эти бандиты вышли на него? Свои продали? Нет, это маловероятно. Кто еще может быть? Бандиты с большой дороги? Они бы поискали добычу попроще. Провокация соседних «фирм»? ФСБ или МВД? Им-то зачем сдался майор Шершенев?
Впрочем, какой смысл ломать голову? Вскоре все выяснится.
Но объяснять ему никто ничего не спешил. Тюремщики расселись на стульях и молчали. Через четверть часа появились еще два действующих лица. Это был подполковник Алексеев, но Шершеневу знать его имя вовсе не обязательно и даже вредно. А второе лицо — полковник Самойченко — один из лучших психологов ГРУ, специалист по выкачиванию информации из мозгов клиентов и проверке их достоверности.
— Ну, рассказывай о том, что на послезавтра надумали, — с ходу потребовал Алексеев.
Шершенев ощутил, как у него выступил холодный пот и капельки покатились по лбу.
— Вы о чем?
Сперва Шершенев ничего рассказывать не собирался. Тогда его опутали датчиками полиграфа (детектора лжи) и устроили допрос по всем правилам. Самойченко видел людей насквозь и привык играть на их чувствах, выдавливать самые потаенные мысли. Никаких химпрепаратов не понадобилось. Шершенев слишком любил себя и не слишком любил кого бы то ни было другого в этом мире, не собирался ни за кого жертвовать не только жизнью, но и частичкой здоровья. Он выложил все. Алексеев кивнул. Круг замкнулся. Основной пункт из «четвертой модели» нашел свое подтверждение.
— Теперь, Шершенев, работаешь на нас, — заключил Алексеев.
— С чего это? Вы меня после всего утопите в Чистых прудах. Или отдадите под суд.
— Жив останешься. В крайнем случае, если начнется разбирательство по принятой процедуре, в чем сильно сомневаюсь, пойдешь как агент, внедренный в преступную организацию для ее изобличения.
— Я согласен.
— А чтобы не задумал непотребства…
Два часа психолог выворачивал мозги Шершеневу гипнозом и препаратами.
— Будет держаться нормально? Подельники ничего не заподозрят? — спросил Алексеев.
— Ничего, — заверил Самойченко.
— А он не взбрыкнет?
— Вряд ли. Мы его на три дня накачали. С гарантией.
— Врачи оценивают состояние вице-премьера правительства России Александра Чумаченко как удовлетворительное, не опасное для жизни. Из неофициальных источников стало известно, что у вице-премьера в последнее время наблюдались разногласия как с премьер-министром, так и с Президентом. На заседании правительства Чумаченко выступил за проведение нового курса, состоящего в резком усилении социальной ориентированности экономики. Не это ли послужило причиной сердечного приступа?
— Вот, — произнес генерал-лейтенант Залыгин. — Сердце нежное за народ разболелось.
— Это подтверждение, — кивнул генерал-полковник Логинов.
— Да, подтверждение. Он нашел предлог увильнуть от президентского фуршета.
— Значит, ключевую фигуру мы установили правильно.
— Теперь лишь бы не дали отбой.
— Не дадут. Они разогнались на всех парах. Их пьянит запах быстрой победы. Как у нас с силами?
— Мы вытащили в Москву под разными предлогами около сотни офицеров спецназа, — сказал Залыгин. — Должно хватить на то, чтобы отработать с ФСБ.всю имеющуюся информацию. Заодно проведем мероприятия по чеченским базам террористов, в том числе и на территории Азербайджана, как планировали.
— Не слишком?
— Все спишется после нейтрализации основной угрозы. Мы должны напомнить нашим врагам, что мы еще существуем и что рано нас сбрасывать со счетов.
— Послезавтра у нас и денек будет, — Логинов подошел к шкафу, вытащил две рюмки, налил немножко коньяка. — Ну что, генерал, за успех.
— За нашу победу.
Звякнули хрустальные рюмки.
— Итак, окончательное добро на заключительную акцию получено, — сказал Эдвард Ривкин.
— Я в курсе, — недовольно произнес Уайт.
— Не вижу радости.
— Эдвард, я знаю эту страну не хуже вас, — не хотелось Уайту говорить эти слова, но на этот раз он не сдержался, не помогла его легендарная выдержка. — Здесь есть некая мистика, которая не дает догнуть ее до конца. Ее не удалось уничтожить ни полякам, ни/шведам. Не смогли ее добить и большевики в семнадцатом году. Почему вы думаете, что нам это удастся?
— Никакой мистики, Артур. Пепси-кола, видеомагнитофоны и голливудские грезы сделали то, что не сделал Гитлер со всеми своими ударными бронегруппировками.
— Сделали ли?
— Механизм включен. Никто не в силах его остановить.
— Мы играем с огнем. Сила в этой стране бесполезна. Мы столько лет двигались к мягкому и полному контролю. А вы хотите ускорить события. План удастся, но это еще не значит, что он пойдет на пользу. Сколько раз самые блестящие наши планы в конечном итоге оборачивались против нас.
— Не обернутся. Вы сомневаетесь в том, что добить эту страну — миссия Америки?
— Честно?
— Честно.
— Сомневаюсь. — Уайта уже несла нелегкая вперед, и он решил выговориться.
Ривкин улыбнулся и с любопытством посмотрел на резидента.
— Мы получим мир, полный самых жестоких проблем, раздираемый войнами, с которым мы не будем знать, что делать.
— Артур, вы говорите серьезно? Вы — профессионал высочайшего уровня. Неужели вы всерьез считаете, что такие комариные укусы, как рост международного терроризма, локальные войны, расползающаяся по миру русская преступность и рост исламского фундаментализма, который отныне некому сдерживать, что-то значат по сравнению с главной задачей — уничтожением России?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22