— Ага.
— Акт не подготовил?
— Смеешься.
— Черкани хотя бы бумажку, что признаков насильственной смерти не имеется.
— Не имеется, да? — саркастически осведомился судмедэксперт.
— А что? — почуяв неладное, спросил Косарев.
— Что?! Вы привозите труп без головы, и заявляете, что нет признаков насильственной смерти!
— Как без головы? — опешил Косарев.
— Повторяю, без головы.
— Так, кажется, была голова.
— «Всадник без головы» читал? Так это вторая часть — «бомж без головы».
— Понятно.
Через полчаса Косарев был снова в подвале с замом по розыску отделения милиции.
— Вот она, — кивнул тот, носком ботинка выкатывая из-за трубы голову.
— Е-мое, — Косарев покачал головой.
— Санитары, когда грузили, она оторвалась — труп-то весь высох, хрупкий стал. И ненароком закатилась.
— Повезу Граерману. А то он с ума сойдет, — Косарев сунул голову в пакет…
Время близилось к семнадцати часам, и Косарев уже подумывал, что недоразумение с бомжом — последний сюрприз за сутки. Спокойное дежурство — это подарок. Только в последние годы таких подарков становится все меньше и меньше.
— Труп с признаками насильственной смерти в пригороде, — сообщил в семнадцать тридцать — за полчаса до окончания дежурства — дежурный по области.
— Полчаса подождать не могли, — поморщился Косарев.
— Беда не ждет, — глубокомысленно заметил дежурный, и Косарев мысленно послал его к чертям.
«Форд» — фургончик дежурной группы с полчаса крутился по проселочным дорогам, пока не выбрался к широкой просеке. Там уже стоял дежурный «УАЗик» Черняховского РОВД и «Жигули» его начальника, похожего на таксу, длинноносого с печальными глазами, подполковника лет тридцати пяти. За годы службы он поднабрался цинизма и язвительности и не уставал их демонстрировать.
— О, здорово, гроза злых чечен, — начальник РОВД хлопнул по плечу Косарева. Они вместе были в прошлом году в Чечне.
— Привет.
— Принимай по описи, — хмыкнул начальник отдела. — Красивое дело. Неопознанный труп. Кавказец. Зацепок — ноль. Документов — никаких. Раскроешь — отличишься.
— Вместе с твоими сыщиками. Чтоб не было как обычно в первые дни все работу изображают, а потом ни одного человека не найдешь, чтобы отработку жилсектора закончить, — произнес Косарев,
— Ты меня с кем-то спутал. Мои сыскари бьются над глухарями до последнего.
— Как труп нашли?
— Рабочие совхоза «Пролетарий» отыскали. Он был скрыт тонким слоем земли и ветками. Бродячие собаки, почуяв запах, разгребли, а рабочие их разогнали.
— Собаки?
— Их столько в последнее время развелось. Селяне боятся в лес ходить. Псы в стаи сбиваются, на людей начинают нападать.
— Интересное что-нибудь обнаружили при осмотре?
— Вон там, за кустами, — начальник РОВД показал рукой, — следы протектора. По ширине колеи — «Жигули». Может, на них жмурика этого и привезли?
— А, может, и не на них… Надо окрестных жителей насчет «Жигулей» поспрашивать.
— Поспрашиваем, не беспокойся.
— Давай-ка, поглядим на труп.
— Погляди, может, и узнаешь, — усмехнулся начальник отдела.
Труп лежал там, где его и обнаружили, дожидаясь судебного медика,
Косарев нагнулся над телом. Внимательно посмотрел на него. Трупные изменения уже коснулись лица, но неД .настолько сильно, чтобы его невозможно было опознать. Да Шрам над губой, черное родимое пятно на виске…
— Ну, что скажешь? — спросил начальник отдела. — Говорит тебе что-то оперативная смекалка?
— Говорит, — Косарев вытащил потертую записную книжку, с которой никогда не расставался, перелистнул ее. — Говорит, что это Бакир Бехбудович Керимов из Мингечаура…
Глава двадцатая
БЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ

С Карданом получилась какая-то несуразица. Как ни крути, а получается, что курьера автомеханик убрал по заказу Матроса. Ведь все началось с той «девятки». А потом смерть Соболева. Не хотел его Матрос убивать, лишний труп совсем ни к чему. Лучше, если бы механик сам принес записную книжку. А потом можно было бы выбить из него деньги за доставленное беспокойство. Или отдать азербайджанцам, если те захотят посчитаться. Теперь ничего не поделаешь. Нужно, конечно, было держать себя в руках, но не получалось, хоть убей.
С головой у Матроса было не все в порядке — об этом ему часто говорили. Когда накатывала ярость, сдерживать он себя порой не мог, да и не старался, блаженно отдаваясь накатывающей жажде разрушения. Урки его за это уважали и побаивались, что помогало поставить себя на достойное место.
Когда в первый раз садился по «хулиганской» статье, следователь повел его на судебно-психиатрическую экспертизу.
Там люди в белых халатах полчаса терзали его глупыми вопросами типа: "что тяжелее, килограмм железа или килограмм воздуха? ", «не было ли среди родственников больных шизофренией?» Матрос, естественно, взорвался и обругал женщину-главврача с недобрым колючим взглядом. Та холодно посмотрела на него и процедила:
«Смотри, докричишься. В психушку запру — всю жизнь оттуда не выберешься». Тогда Матрос закрыл рот и больше не возражал, поскольку немало был наслышан о психиатрических больницах. В акте амбулаторной экспертизы врач каллиграфическим почерком вывела:
«…психопатия возбудимого круга. Вменяем, мог отдавать отчет своим действиям и руководить ими».
В тот роковой вечер ему, понятное дело, дешевле было бы не распускаться. Когда Гвоздь понял, что Соболев мертв, он поднял глаза на Матроса и голосом, от. которого мурашки поползли по коже, произнес:
— Матрос, ты найдешь записнуюкнижку и «дурь».
Не то…
Что скрывается за этим «не то», Матрос меньше всего хотел бы ощутить на собственной шкуре. Он слишком хорошо знал Гвоздя и имел понятие, насколько экономно тот бросается угрозами.
Труп Матрос и Киборг утопили в отстойнике около совхоза — это место они давно присмотрели на крайний случай. И случай этот появился. Потом двинули в Апрельск. Задача выглядела несложной — вызвать из квартиры этого пацана, отобрать у него книжку с телефоном Серафимы, оттаскать его за уши, чтоб не повадно было, и исчезнуть.
Позвонив в квартиру Севы, Матрос сунул его матери под нос красную книжечку, которую смастерил один его кореш. Смастерил не шибко качественно, но главное, что в глаза бросалась тисненая золотом надпись «Прокуратура России». На лохов действует безотказно.
Парня дома не оказалось. Из-под носа ускользнул. Перевернули всю комнату, осмотрели квартиру, но записной книжки не нашли. Хозяйка квартиры не понимала ничего, кроме того, что происходит наглый произвол.
— Вякнешь кому — всей семьей в тюряге сгниете, от имени прокурора обещаю, — Матрос положил в карман взятую с полки цветную фотографию Севы.
Гвоздь выслушал рассказ своих помощников и покачал головой.
— Эх, Матрос, если бы у тебя было столько мозгов, сколько гонора… Нужно было к этому, к Гулиеву ехать, выколотить из него все, что знает.
— Сейчас сделаем, — с готовностью кивнул Матрос.
— Я же говорю — голова у тебя пустая. Ночь же, весь поселок на ноги поднимешь. Завтра утром…
Утром, руля по омытым ночным дождем улицам, Матрос еще не знал, что неприятности для него только начинаются. Он надеялся на лучшее. А зря. В этот день фортуна не была намерена улыбаться ему.
Глава двадцать первая
ПОБЕГ

Вся Севина жизнь полетела кувырком. Он чувствовал себя так, как чувствует пилот в самолете, потерявшем управление.
Все рушится, небо и земля кувыркаются, а внизу пустынные скалы, о которые наверняка разобьешься.
В ту ночь Гулиев, выслушав рассказ Севы, всполошился и принял единственно возможное для перепутанного человека решение:
— Сматываемся.
Севе было неважно, кто приходил по их душу — милиция или кто-то еще. Вполне могло оказаться, что тот заказчик на «Жигули» — замаскированный милиционер, а в его кармане лежит бумага с печатью, по которой Севу и Гулиева надлежит арестовать за убийство, а затем расстрелять. А может быть, тип в желтой кожанке и его приятель и есть те, кем отрекомендовались с самого начала — обычные бандюги, по неизвестным причинам готовые разделаться с Соболевым и его подельниками. Предположений можно было строить сколько угодно, но одно Сева знал точно, куда ни кинь — везде клин. А потому решение Мухтара исчезнуть и схорониться где-нибудь до лучших времен он расценил как чрезвычайно мудрое и своевременное.
Бежать, скрыться… Но вот только куда бежать? Первую ночь худо-бедно прокантовались у Борисова, приятеля Гулиева.
А что дальше? Оставаться в Апрельске страшно, да и Борисов — человек ненадежный и болтливый, с ним связаться — все равно что объявление в газету дать.
Встав пораньше, Гулиев направился к ближайшей телефонной будке — благо по решению областных властей телефонные автоматы теперь работали бесплатно. Опасливо озираясь, он нервно накручивал телефонный диск и выслушивал от знакомых нецензурную брань и нелестные отзывы о «придурках, которые звонят в шесть утра». Впору уже было отчаяться, но на четвертом звонке повезло. Сонная Люська, терпеливо выслушав чушь о мифических кредиторах и «хреновой ситуации», зевнув, осведомилась:
— Дядьке моему «запор» на колеса поставишь?
— О чем разговор, ласточка моя! — опасаясь, как бы не спугнуть удачу, затараторил Гулиев. — «Мерседес» из него сделаю, как только проблемы свои улажу.
— Мои снова на север укатили, дача свободная. Живи уж. Только чтоб не мусорить, а то быстро в три шеи выгоню.
— Языком все буду вылизывать, голубушка моя!
— Мухтар, ты придуриваешься или всерьез?
— Куда серьезнее, кисонька…
Глава двадцать вторая
«ЖМУРИК» В ОТСТОЙНИКЕ

Мартынов на дежурстве сменил Косарева. Ему «повезло» на «приключения» побольше. Если быть точнее, то дежурство выдалось невероятно суетным. Да еще с такими выездами на такие преступления и происшествия, от которых оторопь брала.
Девятнадцать ноль-ноль — двойное самоубийство в Завадском районе.
Мужчина и женщина — оба бомжи — повесились на одной веревке, на которой сделали две петли. Что их толкнуло на такой шаг — об этом можно только гадать. Двадцать три часа — выезд в дом престарелых в Чудинском районе. Там восьмидесятилетний дедок, в прошлом особо опасный рецидивист, приревновал семидесятипятилетнюю даму сердца за то, что она нашла себе более молодого, которому едва только стукнуло семьдесят. На вечерней прогулке, вынырнув из кустов, отвергнутый поклонник порезал милующихся изменницу и соперника и отправил их в реанимацию с тяжкими телесными повреждениями.
— Все равно убью, — шипел старый рецидивист. — И его… И ее… — он поднял затуманенный взор на Мартынова и приглушенно сказал. — И тебя, ментовская сволочь…
Что на это ответить, Мартынов не нашелся. Он лишь подумал, что вроде немало видел, ко всему, кажется, привык, и все равно постоянно натыкаешься на что-то, не лезящее ни в какие рамки.
Визит в дом престарелых настроил его на грустные мысли о старости, тлене, о проходящих годах. Но долго предаваться ему этим размышлениям не дали.
— Труп у «Чаплыгинского», — сообщил дежурный в шесть тридцать утра.
— В Первомайском районе ?
— Да.
— Иду…
Труп убийцы кинули в отстойник около главной усадьбы агропромышленного предприятия «Чаплыгинский» — бывшего колхоза «Знамя труда». Труп, по задумке преступ — ников, должен был потонуть в вонючей жиже, да не получилось — он лишь погрузился туда и лег на решетку.
— Я сперва подумал, просто ботинок кто кинул. ан нет, — хитро прищурился пожилой местный пастух, — вижу, ботиночек-то на ноге. А потом глядь — а там спина, дерьмом облепленная. Ну, думаю, непорядок. Потонул кто-то.
— Молодец, папаша, — кивнул Мартынов. — Будет тебе грамота от МВД. — Так я завсегда. Ежели еще кого найду так сразу сообщу.
— Да, папаша, заходи почаще, ежели найдешь хмыкнул Мартынов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27