А отсутствие трупа – первый признак недоказуемости смерти и благоприятная почва для создания всяких мифов и легенд. Как уже было с Летуном, первым президентом независимой, мать ее, Ичкерии. Наше начальство играет наверняка, поэтому мы только загонщики, загоняем этого кровожадного зверюгу в ловушку, где его поджидает настоящий охотник, от которого он не уйдет.
Переключив рацию на волну группы Христофорова, Маклахов устало произнес:
– Волк спускается в долину.
После возвращения с учений Владимир Христофоров, как и основная масса бойцов, завалился спать. Проснулся он, когда за окном купе вечер раскинул сиреневый занавес сумерек. Набросив на плечи китель, Христофоров распахнул дверь и вышел в коридор, на глаза ему тут же попался дневальный матрос, который с прилежностью проводника фирменного поезда подметал пол. Увидев старшего офицера, дневальный вытянулся по стойке «смирно» и не совсем по-уставному спросил:
– Чаю не хотите, товарищ полковник?
На мгновение задумавшись, Христофоров отрицательно покачал головой.
– Нет, дружок, ты мне лучше скажи: где расположились разведчики?
– А-а, – матрос расплылся в довольной улыбке, – они с комендантским взводом и прочими кавалерами оккупировали седьмой плацкартный вагон. – Немного подумав, он добавил: – Нумерация вагонов начинается от хвоста поезда.
– Отлично, – кивнул Христофоров и направился к выходу.
Раз он решил поближе познакомиться с командиром разведчиков, то лучше это сделать не откладывая. Выйдя из вагона, он не спеша направился в конец состава, поглядывая на номера. Вот и седьмой. Владимир ступил на пол тамбура, где на входе со штык-ножом на поясе стоял широкоплечий матрос-дневальный, круглолицый, как луна, с хитрыми раскосыми глазами.
Увидев вошедшего, дневальный хотел подать команду, но Христофоров жестом руки остановил его. Из открытой двери доносились громкие разговоры, смех и звуки настройки гитары. Неожиданно голоса смолкли, и под аккомпанемент музыки кто-то с легкой хрипотцой запел:
Нас в такие гоняли дали,
Что не очень-то и дойдешь.
Мы годами в засаде ждали,
Невзирая на снег и дождь.
Мы морпехи, солдаты удачи,
Головорезы номер один.
Мы морпехи, солдаты удачи,
Головорезы номер один.
Говорят, что за эти годы
Басмачей пропал и след,
Что в анналах родной природы
Этих тварей в помине нет.
Говорят, будто в дальние страны
Подались они навсегда.
Только я заявляю прямо —
Это полная ерунда.
Басмачей не стало меньше,
Только в свете последних дней
Слишком много подразделений,
Тех, что сдуру гоняют «зверей».
Подкрадешься, а они обманут,
И вот уже навсегда ушли.
И только горы тебя поманят
Красным трассером из кустов.
И только горы тебя поманят
Красным трассером из кустов.
И только горы тебя поманят
Красным трассером из кустов.
Последние строчки пел уже весь вагон. Дождавшись, когда песня закончится, Христофоров обратился к дневальному:
– Где я могу найти старшего сержанта Федорова?
– В конце вагона в купе проводника, товарищ полковник.
– Ясно, спасибо.
Полковник прошел в глубь вагона. Несмотря на распахнутые окна, в вагоне стоял спертый разгоряченный воздух. В узком коридоре и отсеках белели голые торсы. Лишенные для конспирации полосатых тельняшек, морпехи демонстрировали мускулистые тела.
Пройдя через весь вагон, Христофоров остановился перед купе проводника. В открытую дверь он видел старшего сержанта, который, что-то бормоча себе под нос, точил длинный самодельный нож с разборной рукояткой, сделанной из толстой кожи.
Негромко постучав в тонкую пластиковую перегородку, Владимир спросил, обращаясь к хозяину купе:
– Можно войти?
– Конечно, товарищ полковник. – Отложив нож в сторону, Дядя Федор поднялся навстречу гостю и тут же спросил: – Какие-то проблемы?
– Да нет, —успокаивающе проговорил Христофоров, протягивая руку. – Ваш комбат сказал, что взводом разведки командует бывший наемник. Вот, значит, я и решил познакомиться поближе. Интернационалистов доводилось видеть, а наемника первый раз.
– Ну, может, тогда по пятьдесят граммов за знакомство? – с усмешкой спросил разведчик, указывая на фляжку в брезентовом чехле.
– Хорошо бы, но… – вздох огорчения перечеркнул возможность расслабиться при помощи зеленого змия. – Но мы находимся в состоянии боевой готовности, тревога может быть в любую минуту. Мозги надо держать в трезвом состоянии.
– Ну, тогда чай, – развел руками разведчик. И тут же громким командирским голосом приказал: – Дневальный, мне и полковнику чай.
Пока Дядя Федор отдавал распоряжения, Христофоров разглядывал его ладную фигуру. На правом боку он заметил глубокий рваный шрам.
«Осколочное ранение», – отметил про себя чекист. На левой стороне груди немного выше соска виднелся розовый шрам, похожий на многолучевую звезду. Такие отметины остаются только от пулевых ранений, цвет ясно говорил, что разведчик получил эту отметину не так давно. Но наиболее ярко отображала сущность собеседника татуировка, сделанная обычной тушью и от времени сильно потускневшая. Двуглавый орел, сжимающий в лапах автомат Калашникова, и подковообразная надпись над вооруженной птицей старославянским шрифтом: «Мне все равно, лишь бы платили».
Через несколько минут появился дневальный и поставил на стол два стакана чая в подстаканниках из нержавеющей стали. Чай был обжигающе горячим, ароматным, но из-за долек лимона внушительных размеров абсолютно бесцветным и приторно сладким. Полковник, прихлебывая чай, невольно улыбнулся, вспомнив свои курсантские годы. В первое время, когда организм попадает в условия режима, хорошо сдобренного физическими нагрузками, страшно хочется есть, и особенно сладкого. В конце концов чувство голода проходит, а вот к сладкому полковник по-прежнему был неравнодушен.
– Так что вас, товарищ полковник, интересует? – нарушил молчание старший сержант.
– Да, в общем-то, праздное любопытство. – Опытный чекист-оперативник хорошо знал, как вить словесные петли, чтобы потом арканить необходимых для «работы» фигурантов. Главное в этом деле – расположить человека к себе, снять подсознательную психологическую защиту. – Как это вас угораздило попасть в наемники?
– Обычное дело, – пожал плечами Дядя Федор. – Когда в девяносто втором в Приднестровье вспыхнула война, я, еще молодой, неженатый, решил испытать острые ощущения. Ну и поехал. Примкнул к Черноморскому казачеству, повоевали там немного с румынами за Бендеры. В общем, на этом и закончилась эпопея, конфликт хоть и был кровопролитным, но коротким. Потом забурлила Югославия, мои новые кореша решили туда податься, ну и я с ними. Против кого только мы не воевали за братьев сербов, и что? А ничего… если не крайними, то лишними обязательно были. Денег там никаких не нажил, а вот друзей потерял много. Самое обидное, что многие сгинули по глупости, обидно.
– А как в Чечне оказался? – прихлебывая не желающий остывать чай, спросил Христофоров.
– В девяносто четвертом, когда началась первая чеченская война, я подумал: без меня обойдутся. Тем более что министр обороны на весь белый свет заявил: «Одним полком за два часа». Заявить-то он заявил, а вот справиться… – Разведчик развел руками. – Зато когда вспыхнула вторая война, я на все плюнул, к тому же на Балканах уже делать было нечего, ну и рванул прямо в Североморск. Там выслушал нотацию, что не будет мне махновской вольницы, и с группой таких же «контрабасов» полетел догонять свой батальон.
– И где же воевать сложнее?
– После нынешних дел кажется, что в Югославии была военно-патриотическая игра «Зарница». А здесь, как говорится, «раззудись, плечо, размахнись, рука». Особенно на начальном этапе, в этом отношении комбат наш золотой человек. Да и потом тоже навоевались вволю. Противник мало того, что серьезный, так еще и коварный, как змея подколодная. Не так ухватишь– сразу жалит.
Дядя Федор встал со своего места и, протянув руку, достал с верхней полки свой ранец. Расстегнув, вытащил небольшой альбом для фотокарточек.
– Вот моя разведгруппа, так сказать, первые мои официальные подчиненные. Сколько мы тут навертели, и Грозный штурмовали, и в поиск ходили, колонны сопровождали, взрывали «самовары». И вроде как неприятности обходили нас стороной, а вот когда уже объявили, что вскоре батальон вернут на север, послали нас в поиск. Задание было – тьфу, ерунда, но на войне никогда не,угадаешь, где и что тебя ждет. Попали мы в засаду, радиста и пулеметчика наповал, меня тяжело ранило, моего зама контузило. Что говорить, кранты бы нам, если бы не Савченко. Прикрыл отход группы…
Христофоров рассматривал цветные фотографии в альбоме. Молодые крепкие парни в камуфляже, обвешанные оружием, такие веселые, улыбающиеся, то на привале, то на боевой технике: БМД, танки, грузовики, БТР. Пулеметчика и радиста можно было легко узнать, у одного на коленях лежит «ПКМ» с перекинутой через плечо пулеметной лентой, у другого из-за спины выглядывает антенна полевой рации. Сколько ни пытался полковник разглядеть на их лицах невидимую печать смерти, ничего подобного не увидел. Молодости свойственно презрение к смерти.
– А вот это Виктор Савченко. – Палец старшего сержанта уткнулся в молодого парня, устало сидящего на башне БТР, меж его широко расставленных ног примостился автомат с оптическим прицелом. Лицо этого морского пехотинца показалось Христофорову знакомым, и он не смог удержаться от вопроса:
– Он тоже погиб?
– Непонятная тут история получилась. После того как наша группа вырвалась из боя, по деревне ударил артдивизион. После «работы» двух дебятков самоходок «мста-С» можете себе представить, что там осталось. Естественно, сплошные руины, трупы двоих наших и чеченцев, погибших в этом бою, мы нашли, а Савченко как в воду канул, вернее, испарился. Абсолютно никаких следов. После госпиталя меня вызвали в Москву. В Кремле сам Президент вручал награду; вот там-то мне довелось увидеть главного начальника РУБОПа. Они ведь вместе с чекистами занимаются выяснением судеб пропавших без вести и выручают пленных. Обратился я к этому генералу, но он меня даже слушать не захотел.
Старший сержант замолчал, в его словах были горечь бессилия и скорбное неверие в произошедшее.
Чай совсем остыл, Владимир в два глотка осушил стакан и, морщась, разжевал лимон. Чтобы отвлечь разведчика от грустных мыслей, он спросил:
– Чем будете заниматься, когда батальон вернется на север?
– Уволюсь, – спокойно ответил Дядя Федор. – Мне уже скоро сорок стукнет, стар я бегать марш-броски и заниматься шагистикой.
– Ну а если… – Христофоров сделал паузу, еще раз внимательно посмотрел на разведчика, как будто решая, говорить или нет, и произнес: – Если я вам предложу сотрудничество с ФСБ? Возможно, мы подыщем интересную работу. Или вы, как большинство интеллигентов, негативно относитесь к сотрудничеству с госбезопасностью?
Дядя Федор улыбнулся во весь рот и весело парировал:
– Во-первых, не надо меня обзывать «интеллигентом», этой собачьей кличкой. А во-вторых, я не шпион, не изменник Родины, не даже диссидент, чтобы бояться или, как вы говорите, негативно относиться к госбезопасности. Если я могу вам чем-то помочь, то, как говорили царские офицеры, – почту за честь.
– Значит, по рукам. – Христофоров протянул Дяде Федору свою руку. Но что ответил разведчик, пожимая ее, не расслышал. Вой боевой тревоги заглушил все иные звуки.
* * *
Стоны раненых буквально резали слух Абдуллу Камалю. Только за один день его отряд, напоровшись на засаду, потерял около четверти убитыми и столько же, если не больше, ранеными и контужеными. Таких потерь в отряде не было со времени вторжения в Дагестан.
Бабай всегда был хорошим командиром, берег своих людей, не заставляя их напрасно рисковать жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Переключив рацию на волну группы Христофорова, Маклахов устало произнес:
– Волк спускается в долину.
После возвращения с учений Владимир Христофоров, как и основная масса бойцов, завалился спать. Проснулся он, когда за окном купе вечер раскинул сиреневый занавес сумерек. Набросив на плечи китель, Христофоров распахнул дверь и вышел в коридор, на глаза ему тут же попался дневальный матрос, который с прилежностью проводника фирменного поезда подметал пол. Увидев старшего офицера, дневальный вытянулся по стойке «смирно» и не совсем по-уставному спросил:
– Чаю не хотите, товарищ полковник?
На мгновение задумавшись, Христофоров отрицательно покачал головой.
– Нет, дружок, ты мне лучше скажи: где расположились разведчики?
– А-а, – матрос расплылся в довольной улыбке, – они с комендантским взводом и прочими кавалерами оккупировали седьмой плацкартный вагон. – Немного подумав, он добавил: – Нумерация вагонов начинается от хвоста поезда.
– Отлично, – кивнул Христофоров и направился к выходу.
Раз он решил поближе познакомиться с командиром разведчиков, то лучше это сделать не откладывая. Выйдя из вагона, он не спеша направился в конец состава, поглядывая на номера. Вот и седьмой. Владимир ступил на пол тамбура, где на входе со штык-ножом на поясе стоял широкоплечий матрос-дневальный, круглолицый, как луна, с хитрыми раскосыми глазами.
Увидев вошедшего, дневальный хотел подать команду, но Христофоров жестом руки остановил его. Из открытой двери доносились громкие разговоры, смех и звуки настройки гитары. Неожиданно голоса смолкли, и под аккомпанемент музыки кто-то с легкой хрипотцой запел:
Нас в такие гоняли дали,
Что не очень-то и дойдешь.
Мы годами в засаде ждали,
Невзирая на снег и дождь.
Мы морпехи, солдаты удачи,
Головорезы номер один.
Мы морпехи, солдаты удачи,
Головорезы номер один.
Говорят, что за эти годы
Басмачей пропал и след,
Что в анналах родной природы
Этих тварей в помине нет.
Говорят, будто в дальние страны
Подались они навсегда.
Только я заявляю прямо —
Это полная ерунда.
Басмачей не стало меньше,
Только в свете последних дней
Слишком много подразделений,
Тех, что сдуру гоняют «зверей».
Подкрадешься, а они обманут,
И вот уже навсегда ушли.
И только горы тебя поманят
Красным трассером из кустов.
И только горы тебя поманят
Красным трассером из кустов.
И только горы тебя поманят
Красным трассером из кустов.
Последние строчки пел уже весь вагон. Дождавшись, когда песня закончится, Христофоров обратился к дневальному:
– Где я могу найти старшего сержанта Федорова?
– В конце вагона в купе проводника, товарищ полковник.
– Ясно, спасибо.
Полковник прошел в глубь вагона. Несмотря на распахнутые окна, в вагоне стоял спертый разгоряченный воздух. В узком коридоре и отсеках белели голые торсы. Лишенные для конспирации полосатых тельняшек, морпехи демонстрировали мускулистые тела.
Пройдя через весь вагон, Христофоров остановился перед купе проводника. В открытую дверь он видел старшего сержанта, который, что-то бормоча себе под нос, точил длинный самодельный нож с разборной рукояткой, сделанной из толстой кожи.
Негромко постучав в тонкую пластиковую перегородку, Владимир спросил, обращаясь к хозяину купе:
– Можно войти?
– Конечно, товарищ полковник. – Отложив нож в сторону, Дядя Федор поднялся навстречу гостю и тут же спросил: – Какие-то проблемы?
– Да нет, —успокаивающе проговорил Христофоров, протягивая руку. – Ваш комбат сказал, что взводом разведки командует бывший наемник. Вот, значит, я и решил познакомиться поближе. Интернационалистов доводилось видеть, а наемника первый раз.
– Ну, может, тогда по пятьдесят граммов за знакомство? – с усмешкой спросил разведчик, указывая на фляжку в брезентовом чехле.
– Хорошо бы, но… – вздох огорчения перечеркнул возможность расслабиться при помощи зеленого змия. – Но мы находимся в состоянии боевой готовности, тревога может быть в любую минуту. Мозги надо держать в трезвом состоянии.
– Ну, тогда чай, – развел руками разведчик. И тут же громким командирским голосом приказал: – Дневальный, мне и полковнику чай.
Пока Дядя Федор отдавал распоряжения, Христофоров разглядывал его ладную фигуру. На правом боку он заметил глубокий рваный шрам.
«Осколочное ранение», – отметил про себя чекист. На левой стороне груди немного выше соска виднелся розовый шрам, похожий на многолучевую звезду. Такие отметины остаются только от пулевых ранений, цвет ясно говорил, что разведчик получил эту отметину не так давно. Но наиболее ярко отображала сущность собеседника татуировка, сделанная обычной тушью и от времени сильно потускневшая. Двуглавый орел, сжимающий в лапах автомат Калашникова, и подковообразная надпись над вооруженной птицей старославянским шрифтом: «Мне все равно, лишь бы платили».
Через несколько минут появился дневальный и поставил на стол два стакана чая в подстаканниках из нержавеющей стали. Чай был обжигающе горячим, ароматным, но из-за долек лимона внушительных размеров абсолютно бесцветным и приторно сладким. Полковник, прихлебывая чай, невольно улыбнулся, вспомнив свои курсантские годы. В первое время, когда организм попадает в условия режима, хорошо сдобренного физическими нагрузками, страшно хочется есть, и особенно сладкого. В конце концов чувство голода проходит, а вот к сладкому полковник по-прежнему был неравнодушен.
– Так что вас, товарищ полковник, интересует? – нарушил молчание старший сержант.
– Да, в общем-то, праздное любопытство. – Опытный чекист-оперативник хорошо знал, как вить словесные петли, чтобы потом арканить необходимых для «работы» фигурантов. Главное в этом деле – расположить человека к себе, снять подсознательную психологическую защиту. – Как это вас угораздило попасть в наемники?
– Обычное дело, – пожал плечами Дядя Федор. – Когда в девяносто втором в Приднестровье вспыхнула война, я, еще молодой, неженатый, решил испытать острые ощущения. Ну и поехал. Примкнул к Черноморскому казачеству, повоевали там немного с румынами за Бендеры. В общем, на этом и закончилась эпопея, конфликт хоть и был кровопролитным, но коротким. Потом забурлила Югославия, мои новые кореша решили туда податься, ну и я с ними. Против кого только мы не воевали за братьев сербов, и что? А ничего… если не крайними, то лишними обязательно были. Денег там никаких не нажил, а вот друзей потерял много. Самое обидное, что многие сгинули по глупости, обидно.
– А как в Чечне оказался? – прихлебывая не желающий остывать чай, спросил Христофоров.
– В девяносто четвертом, когда началась первая чеченская война, я подумал: без меня обойдутся. Тем более что министр обороны на весь белый свет заявил: «Одним полком за два часа». Заявить-то он заявил, а вот справиться… – Разведчик развел руками. – Зато когда вспыхнула вторая война, я на все плюнул, к тому же на Балканах уже делать было нечего, ну и рванул прямо в Североморск. Там выслушал нотацию, что не будет мне махновской вольницы, и с группой таких же «контрабасов» полетел догонять свой батальон.
– И где же воевать сложнее?
– После нынешних дел кажется, что в Югославии была военно-патриотическая игра «Зарница». А здесь, как говорится, «раззудись, плечо, размахнись, рука». Особенно на начальном этапе, в этом отношении комбат наш золотой человек. Да и потом тоже навоевались вволю. Противник мало того, что серьезный, так еще и коварный, как змея подколодная. Не так ухватишь– сразу жалит.
Дядя Федор встал со своего места и, протянув руку, достал с верхней полки свой ранец. Расстегнув, вытащил небольшой альбом для фотокарточек.
– Вот моя разведгруппа, так сказать, первые мои официальные подчиненные. Сколько мы тут навертели, и Грозный штурмовали, и в поиск ходили, колонны сопровождали, взрывали «самовары». И вроде как неприятности обходили нас стороной, а вот когда уже объявили, что вскоре батальон вернут на север, послали нас в поиск. Задание было – тьфу, ерунда, но на войне никогда не,угадаешь, где и что тебя ждет. Попали мы в засаду, радиста и пулеметчика наповал, меня тяжело ранило, моего зама контузило. Что говорить, кранты бы нам, если бы не Савченко. Прикрыл отход группы…
Христофоров рассматривал цветные фотографии в альбоме. Молодые крепкие парни в камуфляже, обвешанные оружием, такие веселые, улыбающиеся, то на привале, то на боевой технике: БМД, танки, грузовики, БТР. Пулеметчика и радиста можно было легко узнать, у одного на коленях лежит «ПКМ» с перекинутой через плечо пулеметной лентой, у другого из-за спины выглядывает антенна полевой рации. Сколько ни пытался полковник разглядеть на их лицах невидимую печать смерти, ничего подобного не увидел. Молодости свойственно презрение к смерти.
– А вот это Виктор Савченко. – Палец старшего сержанта уткнулся в молодого парня, устало сидящего на башне БТР, меж его широко расставленных ног примостился автомат с оптическим прицелом. Лицо этого морского пехотинца показалось Христофорову знакомым, и он не смог удержаться от вопроса:
– Он тоже погиб?
– Непонятная тут история получилась. После того как наша группа вырвалась из боя, по деревне ударил артдивизион. После «работы» двух дебятков самоходок «мста-С» можете себе представить, что там осталось. Естественно, сплошные руины, трупы двоих наших и чеченцев, погибших в этом бою, мы нашли, а Савченко как в воду канул, вернее, испарился. Абсолютно никаких следов. После госпиталя меня вызвали в Москву. В Кремле сам Президент вручал награду; вот там-то мне довелось увидеть главного начальника РУБОПа. Они ведь вместе с чекистами занимаются выяснением судеб пропавших без вести и выручают пленных. Обратился я к этому генералу, но он меня даже слушать не захотел.
Старший сержант замолчал, в его словах были горечь бессилия и скорбное неверие в произошедшее.
Чай совсем остыл, Владимир в два глотка осушил стакан и, морщась, разжевал лимон. Чтобы отвлечь разведчика от грустных мыслей, он спросил:
– Чем будете заниматься, когда батальон вернется на север?
– Уволюсь, – спокойно ответил Дядя Федор. – Мне уже скоро сорок стукнет, стар я бегать марш-броски и заниматься шагистикой.
– Ну а если… – Христофоров сделал паузу, еще раз внимательно посмотрел на разведчика, как будто решая, говорить или нет, и произнес: – Если я вам предложу сотрудничество с ФСБ? Возможно, мы подыщем интересную работу. Или вы, как большинство интеллигентов, негативно относитесь к сотрудничеству с госбезопасностью?
Дядя Федор улыбнулся во весь рот и весело парировал:
– Во-первых, не надо меня обзывать «интеллигентом», этой собачьей кличкой. А во-вторых, я не шпион, не изменник Родины, не даже диссидент, чтобы бояться или, как вы говорите, негативно относиться к госбезопасности. Если я могу вам чем-то помочь, то, как говорили царские офицеры, – почту за честь.
– Значит, по рукам. – Христофоров протянул Дяде Федору свою руку. Но что ответил разведчик, пожимая ее, не расслышал. Вой боевой тревоги заглушил все иные звуки.
* * *
Стоны раненых буквально резали слух Абдуллу Камалю. Только за один день его отряд, напоровшись на засаду, потерял около четверти убитыми и столько же, если не больше, ранеными и контужеными. Таких потерь в отряде не было со времени вторжения в Дагестан.
Бабай всегда был хорошим командиром, берег своих людей, не заставляя их напрасно рисковать жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59