Он принялся уверять, что не выдумывает нисколько. В линиях руки, объяснил он, с момента рождения записана вся судьба человека; ну, естественно, запись эта понятна не всем, она представляет собой, так сказать, закодированную информацию, однако, зная код… Вот, смотрите — эта линия характеризует эмоциональные наклонности человека, способность чувствовать. Вот «линия ума», вот «линия жизни», у некоторых она совсем короткая или раздваивается — это говорит о том, что ее обладателю предстоит когда-то принять очень серьезное решение, способное изменить всю его жизнь…
Он продолжал говорить, щекотно водя пальцем по ее ладошке, но Ника уже совсем перестала воспринимать всю эту хиромантическую премудрость. Адамян сидел справа от нее, и их руки были над ее коленями; он держал ее руку сначала высоко, изучая линии, но потом, словно устав держать на весу, начал опускать ниже, пока его рука не легла к ней на коленку и устроилась там, словно так и полагается. Вот это ощущение чужой руки и мешало Нике сосредоточиться. Ей было неловко и не очень-то приятно. Будь рядом с нею Андрей, подумала она вдруг, все было бы совсем иначе. Когда Андрей касался ее, она тоже испытывала неловкость, но это было совсем-совсем не так.
Однажды, на пляже в Останкине, они затеяли какую-то возню, он в конце концов повалил ее на песок, и она никак не могла высвободить руки из его ставших вдруг неожиданно сильными пальцев, — и эта возня была ей как-то необычно приятна, она пожалела даже, что все кончилось так быстро, и принялась его дразнить, утащила и спрятала за спину фломастер — в надежде, что он кинется отнимать. И была очень разочарована: сначала Андрей действительно завелся, с рычанием схватил ее за волосы, хотел опрокинуть, но вдруг оставил игру и лег ничком на песок, а через минуту вскочил и молча пошел к воде. Ника так ничего и не поняла — за что-то он на нее обиделся, очевидно, хотя потом и отрицал это…
Словом, сейчас она была очень рада, когда они подъехали к дому и гадание кончилось. Машина остановилась, Адамян приоткрыл дверцу и спросил, не трогаясь с места:
— Может быть, все же съездим в центр? Я вспомнил, мне нужно кое-что купить.
— Нет-нет, спасибо, — поспешно сказала Ника, избегая его взгляда.
— Жаль, — Адамян вышел и помог выйти ей. — Что ж, поеду один! Поблизости есть какой-нибудь приличный универмаг?
— Вон рядом «Москва», — сказала Ника, — водитель вам покажет…
У себя в комнате она заперлась на ключ. Здесь было тихо, прохладно, но смятение не проходило. Ника полежала на спине, потом одним прыжком перекинулась на живот и, сунув нос в подушку, тихонько разревелась — знать бы самой отчего.
Поплакав немного, она успокоилась, к тому же ей очень захотелось есть. Юрка в гостиной храпел, прикрыв лицо страницей «Недели», но в кухне Ника нашла сестру, которая пила молоко прямо из бутылки, заедая печеньем.
— Приветик, — сказала Ника. — Как твоя мигрень?
Светлана покивала с набитым ртом — прошла, мол.
— Ужасно ты неуютно питаешься, — сказала Ника. — Хочешь, я сварю кофе?
— А я, в сущности, уже заправилась. Люблю холодное молоко. Вы что, гуляли с Артуром?
— Да, немножко.
— А где же он?
— Отправился в «Москву», хочет купить что-то в дорогу. Между прочим, Светка, как у нас с продуктами?
— В смысле?
— Ну, чтобы готовить в пути. Говорят, есть какие-то консервы, мясные, очень удобные — разогреть, и все. Но их сейчас не достать, туристы расхватывают. Светка, а что, если просто взять с собой картошки, пшена, сала? Папка в прошлом году, когда ездили в Прибалтику, такой вкусный суп варил на костре!
— Роднуля, у тебя сдвиг. Кто это будет варить суп на костре, уж не ты ли?
— Мы с тобой могли бы варить.
— Спасибо, мне именно этого и не хватало для полного счастья. Между прочим, лягушонок…
— Послушай, я тебя миллион раз просила не называть меня лягушонком!
— Да-да, конечно, — закивала Светлана. — Я забыла, что ты уже взрослая и вполне сформировавшаяся лягушка. Царевна Лягушка, скажем так. А ну-ка, поди сюда…
Ника подошла к сестре, та взяла ее за плечи и повернула лицом к окну.
— Ты что, ревела недавно?
— Вот еще, с чего бы мне реветь…
— Ревела после прогулки с Артуром? Поздравляю. Я, кстати, тебя предупреждала. Уже влюбилась?
Ника задохнулась от возмущения:
— Ты уже второй раз внушаешь мне, что я должна в него влюбиться! Знаешь, это просто… гадко!
— Тише, тише, — улыбнулась Светлана. Наполнив пустую молочную бутылку водой, она поставила ее в мойку и достала из кармана халатика пачку сигарет. — Ты слишком уж кипятишься, чтобы я могла поверить в твою искренность.
— Ну и не верь! Там в пачке еще осталось печенье?
Ника раскрыла холодильник, достала плавленый сырок и принялась сердито обдирать запотевшую станиолевую обертку. Светлана, закурив, насмешливо посматривала на сестру.
— Лягушонок, — сказала она, — я тебе говорила: не развешивай уши с этим человеком. И вообще держись от него подальше. Если он заставил тебя реветь после первой же прогулки, то ты глупее, чем я думала. Современные девицы даже в твоем возрасте более огнеупорны.
— Я тебе уже сказала, что ни капельки не влюбилась в твоего Адамяна! И вообще я ревела не из-за него! А просто у меня было плохое настроение…
Очистив сырок, Ника отрезала ломтик, положила на печенье и принялась за еду, запивая водой из-под крана.
— В общем-то, настроение мне испортил Адамян, — призналась она вдруг. — Так что, если хочешь, это действительно из-за него.
— Бедный лягушонок. Чем же это он его испортил?
— Ничем, просто своим присутствием. Он ужасный циник, понимаешь? Когда он на тебя смотрит, чувствуешь себя голой! — возмущенно выпалила Ника. — Думаешь, это очень приятно?
— Не знаю, зависит от обстоятельств, — посмеиваясь, ответила Светлана. — Почему же тогда ты отправилась с ним гулять, скажи на милость?
— Вот потому и отправилась! Потому что идиотка. И потом, что это за манера — читать чужие стихи?
— Чужие стихи? — Светлана подняла брови. — То есть? Мне кажется, все читают чужие.
— Да, но он сказал — это его!
— А, вот что. Я не поняла. И ты что же, разоблачила его?
— Нет, он потом сам сказал! Я тебе говорю, он циник.
— Ну при чем тут цинизм, не неси чепухи. Просто он над тобой подшутил, обычный розыгрыш. Почему это тебя так возмутило?
Ника промолчала. Объяснить это было и в самом деле не так просто.
— Ты все равно не поймешь, — вздохнула она. — Ты толстокожая какая-то, вот что. Некоторые вещи до тебя просто не доходят…
— Куда уж мне, — согласилась Светлана. — А вообще ты заблуждаешься насчет Дона Артуро, он не такой уж злодей… если присмотреться.
— Спасибо! — фыркнула Ника. — Очень мне нужно к нему присматриваться. Я и видеть его не хочу.
— Придется, роднуля, раз уж мы едем вместе.
— Да? А я вот насчет этого не уверена, — объявила Ника и тут же почувствовала, что ее действительно вовсе не прельщает это путешествие в компании Адамяна. Еще секунду назад она об этом не думала, но сейчас решение вдруг пришло. Конечно!
— Как это — ты не уверена? — спросила Светлана.
— А вот так, — отрезала Ника. — Ни на какой Юг я с вами не еду. Так и знай!
— Не дури, — спокойно ответила Светлана. Она подошла к раковине, поймала окурком каплю воды из-под крана и нажала педаль мусорного ведра. — Тебя никто не заставлял гулять с Доном Артуро, так что нечего теперь устраивать скандал всем на посмешище.
— Какие скандалы? Какое посмешище? И кого это вообще касается? Я достаточно взрослая, чтобы самой решать, в чьем обществе проводить лето!
— Разумеется. Если бы ты месяц назад, получив мое письмо, сказала матери, что не хочешь ехать на Юг в обществе этих зануд — в смысле нас, — то все было бы в порядке. Но еще сегодня утром ты была готова ехать, потом у тебя состоялся таинственный тет-а-тет с Доном Артуро, после чего все твои планы внезапно изменились…
— Что это значит — «таинственный тет-а-тет»? — тихо спросила Ника, раздувая ноздри. — Может быть, ты воздержишься от неприличных намеков?
— Ну до чего ты мне надоела! У меня от тебя снова начнется мигрень. Словом, успокойся и не валяй дурака. Тебе даже полезно побыть в обществе такого Адамяна… чтобы он тебя поучил жизни. И снял избыточную наивность. В общем-то, милая моя сестренка, в шестнадцать лет следовало бы уже иметь на плечах голову, а не украшение, которое можно с успехом выставить в витрине на Столешниковом… Кстати, давай-ка сейчас съездим в «Ванду», мне надавали кучу заказов на польскую косметику…
Сестры съездили в «Ванду» — совершенно безрезультатно, как Ника и предсказывала; еще издали увидев толпу у обоих входов в магазин, они не стали даже узнавать, из-за чего свалка, чтобы не расстраиваться понапрасну. Набегавшись по Петровке и по Кузнецкому, ничего толком не купив да еще попав на обратном пути в самый час пик, истисканные и полузадушенные в троллейбусе, они еще раз ругнулись из-за Адамяна, а дома Светлане подвернулся под горячую руку Юрка — бедняга был опять обнаружен на диване, со сборником «Зарубежный детектив», и тут-то уж схлопотал за все сразу, по совокупности: за нелюбовь к бритью, за лень, за литературные вкусы, достойные снежного человека, и вообще за то, что женился.
— За это я уж давно себя ругаю, — согласился Юрка, благодушно позевывая, чем окончательно испортил Светлане настроение.
— Предлагаю ехать завтра утром, — объявила Ника за обедом. — Иначе мы тут все перебесимся от этой жары. Светка сегодня чуть не выцарапала своему Кострецову глаза, а перед этим еще обругала в магазине продавщицу.
— Обругала, — огрызнулась Светлана. — Эту дрянь надо было убить на месте!
— Ника права, поезжайте завтра, — сказал Иван Афанасьевич. — Вы знаете, мы гостям всегда рады, но сейчас какое же гостеванье — одна нервотрепка. А на дачу ехать — тоже нет смысла на день-другой. Мы уж с матерью после вашего отъезда переберемся.
— Ну что ж, завтра так завтра, — флегматично согласился Юрка. — Я тогда съезжу вечером на заправку. Кстати, вам воду часто приходится доливать?
— Да вроде нет. А что?
— Помпа подтекает. Боюсь, через сальник.
— Да, если через сальник, то это плохо. А с прокладкой ничего не может быть? Ты затяжку фланцевых болтов не проверял?
— Проверял.
— Самое уязвимое место этот чертов сальник… Хорошо бы купить запасную помпу, в сборе, только вряд ли ее сейчас достанешь, в разгар-то сезона. Можно, конечно, попытаться съездить завтра на Бакунинскую… но это ж пока откроется магазин! Значит, опять задержитесь на сутки, выезжать из Москвы в полдень уже бессмысленно. Слушайте, ребята, а что вам эта течь? Это зимой плохо, если в системе антифриз, а летом — ну, будете подливать водички при каждой заправке…
— Можно, — Юрка пожал плечами. — Хотя, вообще, это риск.
— Брось ты заниматься перестраховкой, — вмешалась Светлана. — Всякая поездка — это риск! Вот Игин со своей Секретаршей отправился в прошлом году за грибами — десяти километров не проехали, как грохнулись. Ему потом одни кузовные работы обошлись в четыреста рэ.
— Вообще, поездки с секретаршами порой обходятся значительно дороже предварительной сметы, — заметил, улыбаясь, Адамян и ласково посмотрел на Нику.
— Вам это, несомненно, известно лучше, чем кому-либо, — отозвалась она ледяным тоном.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
Мамай нашел потерпевших бедствие у того самого придорожного холмика, где ему нужно было сворачивать на проселок. Затормози они немного дальше, и он повернул бы к лагерю, не обратив внимания на стоящую впереди серую «Волгу». Но она не доехала до поворота и теперь стояла здесь на обочине, извергая из-под капота клубы пара; удивило Мамая то, что все пассажиры, включая водителя, преспокойно оставались на месте, словно им и дела никакого не было до того, что происходило с машиной.
Витенька свернул на лагерный проселок и, выскочив из «конвертибля», направился к «Волге» неторопливой ковбойской походочкой, вразвалку и держа руки в карманах джинсов — большими пальцами наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66