— Неужели? — удивился мистер Вернер. — Я и сам не имел об этом понятия.
Между прочим, мистер Вернер не зря с печалью пожаловался, что его жене не на кого готовить, кроме как на него и прислугу. От всей души миссис Вернер предлагала недорогие завтраки и обеды. Для сельской гостиницы это была еда необыкновенного качества. Слава о ней распространилась за пределами Хэвенчерча и проезжавшие по дороге в Рей останавливались в «Королевском лебеде» перекусить. Однако местные обыватели почему-то заходили к мистеру Вернеру только поболтать или пропустить полуденную или вечернюю кружку пива.
Миссис Вернер поставила передо мной огромную порцию «пастушьего пирога» — картофельной запеканки с мясным фаршем и луком, и её муж подсел ко мне — тоже с полной тарелкой.
— Как случилось, что вашу гостиницу назвали «Королевский лебедь»? — полюбопытствовал я.
— В августе тысяча пятьсот семьдесят третьего года здесь останавливалась королева Елизавета.
— Неужели? — Я был поражён. Я восхищался прекрасным старинным зданием, но не мог представить, что здесь останавливалась королева.
— Это не совсем так, — признался хозяин. — В тысяча пятьсот семьдесят третьем году королева побывала в Рее. Но никто не знает, где именно она останавливалась. Возможно, в Рее. Старый викарий, не мистер Расселл, а тот, что был до него, говорил, будто она проезжала по Рейской дороге и посещала по пути Хэвенчерч. Но эта дорога относится к каналу, и в тысяча пятьсот семьдесят третьем году её ещё не было. Конечно, королева могла приплыть на корабле через устье реки до Эплдора. Но тогда она проплыла мимо Хэвенчерча, как это сделала позже королева Анна. Нет, вряд ли Елизавета когда-либо видела это место, но она наверняка путешествовала с большой свитой, может, с сотнями людей, и все они не могли разместиться в Рее. Поэтому кто-нибудь из королевского рода вполне мог останавливаться здесь в тысяча пятьсот семьдесят третьем году. Я только знаю, что гостиница называлась «Королевский лебедь» с незапамятных времён. При Кромвеле хозяин предусмотрительно снял вывеску. А когда повесили её, на ней опять значилось «Королевский лебедь».
Тут стремительно вошла миссис Вернер. Она наклонилась ко мне и в волнении зашептала:
— Здесь мисс Квалсфорд. Она хочет вас видеть.
Я извинился и последовал за ней в личную гостиную Вернеров. Посередине комнаты стояла Эмелин Квалсфорд. Она была смертельно бледна и еле сдерживала возбуждение. На ней было простенькое чёрное платье, разительно контрастировавшее с тем изящным туалетом, в котором она приезжала в Лондон.
— Сожалею, что мне пришлось побеспокоить вас. Видите ли, я покидаю Хэвенчерч и посчитала, что следует известить вас об этом.
Вначале она говорила спокойно, но потом издала странный, хлюпающий звук и разразилась слезами.
Миссис Вернер тотчас явилась на помощь с салфеткой и, обняв, стала по-матерински утешать её. Но Эмелин отстранила её и сердито вытерла слезы.
— Простите, Ларисса настаивает на том, чтобы я уехала, и это её право. «Морские утёсы» по закону и праву наследования принадлежали моему брату, здесь должны вырасти его дети. В своё время поместье перейдёт к его сыну. Конечно, я не спорю с этим, хотя и потрясена тем, что мне приказали убраться из дома, в котором жили мой отец, дед и прадед. Но больше всего меня обижает несправедливое обвинение в том, будто я явилась причиной смерти брата. Только время может залечить эту рану. Все мои надежды — на время, мистер Джонсон, а также на успешный ход расследования.
Собравшись наконец с духом, я спросил:
— Куда же вы едете?
— Кто-нибудь из моих друзей в Рее, безусловно, сможет временно приютить меня. Я попытаюсь начать новую жизнь. Если найду покровителей со средствами, открою частную школу. Как вы знаете, я была гувернанткой у моих племянника и племянницы.
Я пожалел, что рядом нет Шерлока Холмса.
— Я не знал, что вы были их гувернанткой. Мне казалось, что Дорис Фаулер…
— Упаси Бог, нет! Дорогая Дорис! Она была светлым, сверкающим лучом в нашей юности, моего брата и моей. Для нас она была воплощением знания, открыла нам изумительные книги и тот огромный мир, что лежал за пределами «Морских утёсов». Благодаря ей мы узнали о нём. Мы оба нежно любили её. Но сейчас она совсем старая, бестолковая, а иногда и явно не в себе. Она бродит повсюду, делает и говорит странные вещи. Я возьму её к себе, как только смогу. Ларисса страшно не любит её, и мне жаль оставлять её там. Но я не могу устроить её, пока сама не обоснуюсь. Некому будет присматривать за ней.
— Вы дадите мне знать, где остановитесь в Рее?
— Конечно. Как только я буду знать сама. Пожалуйста, скажите мистеру Шерлоку Холмсу, чтобы продолжал расследование. Я заплачу ему гонорар, обещаю. Мне только жаль, что я бессильна помочь вам, но я не смогу вернуться в «Морские утёсы» ни при каких обстоятельствах.
Она отвернулась и, сдерживая рыдания, выбежала из комнаты.
Миссис Вернер вертелась поблизости.
— Бедная Эмелин, — пробормотала она и затем добавила, пытаясь быть беспристрастной: — Бедная Ларисса. Это несчастье разбило жизнь им обеим.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я вернулся к своему «пастушьему пирогу». Из вежливости мистер Вернер не задавал никаких вопросов. Он знал, что при первой же возможности жена расскажет ему обо всём. Я потерял интерес и к истории происхождения названия гостиницы. Мы закончили еду молча. Я отклонил приглашение мистера Вернера присоединиться к нему с кружкой пива и удалился.
Я нашёл Холмса в «Зелёном драконе», где он завтракал хлебом и сыром, запивая трапезу пивом от Финна из Лидда. Это был популярный сорт, который местные называли «настоящее „Стинго забористое“».
Шерлок Холмс снова изменил своё обличье и выглядел не менее неказисто, чем те двое мужчин, с которыми он разговаривал. Взяв кружку пива, я расположился за соседним столиком и прислушался.
Холмс излагал печальную историю. Он поведал собеседникам, что он — возчик из Льюиса, работал на одного и того же фермера с той поры, как был мальчишкой. Фермер был хорошим хозяином, прекрасно знал своё дело и хорошо обращался с работниками. Они платили ему тем же.
— Мы работали не за страх, а за совесть, — пробормотал Шерлок Холмс.
Оба собеседника одобрительно кивнули, и Холмс продолжил своё повествование.
Из него явствовало, что старый фермер умер, а его сын оказался пьяницей и никудышным человеком. Он жестоко обращался с животными и ещё хуже с работниками. Подобное обращение было невозможно вынести, и вот он здесь, выброшенный на улицу после сорока лет работы у одного хозяина. В Льюисе платят мало и трудно найти работу, поэтому он и отправился на восток.
Собеседники выразили ему своё сочувствие.
— Настали плохие времена, — заметил один из них.
— На ферме около Хэвенчерча мне предложили тринадцать шиллингов в неделю, — сказал Шерлок Холмс. — Слишком мало для семейного человека. Я слышал, что на Болотах возчикам платят гораздо больше.
— Конечно, если возчики нужны, то им и платят за работу, — сказал другой мужчина. — В Корт-Лодже платят пятнадцать шиллингов. Но там больше не нужны возчики.
— Им очень редко нужны возчики, — добавил первый собеседник Шерлока Холмса. — Кроме того, им нужны очень хорошие работники.
— Я как раз такой, — заявил Шерлок Холмс.
Я знал, что Холмс не кривил душой. Он умел обращаться с лошадьми. Я не раз убеждался в этом.
Собеседники пожали плечами, но не стали спорить. Допив своё пиво, они ушли.
Мы с Шерлоком Холмсом обменялись вежливыми замечаниями о погоде, и я пригласил его за свой столик.
Я тихонько описал драматическое появление Эмелин Квалсфорд. Он выслушал меня и нахмурился.
— Мне необходимо попасть в «Морские утёсы», — сказал он, когда я замолчал. — Возможно, мы не узнаем там ничего нового. Но я должен побывать там. Завтра в одиннадцать — самое подходящее время. Все будут на похоронах. А сегодня вечером мы навестим дома сержанта Донли. Это позволит нам избежать официального визита. Кроме того, прежде чем мы начнём продвигаться дальше, нам следует ознакомиться с прощальным письмом Эдмунда.
— Какие поручения у вас будут для меня? Прогуляйтесь вместе со мной по Болотам. Я — возчик, почему бы мне не поглядеть на лошадей.
— А я полагал, что Болота — страна овец.
Холмс рассмеялся:
— Тем более следует порадоваться на лошадей, если таковые попадутся.
Мы заплатили по счёту. Холмс немного задержался на пороге, окинув изучающим взглядом Хэвенчерч, затем повернул на восток, в сторону Болот.
В обоих концах деревни Главная улица переходила в Хэвенчерчскую дорогу. На востоке гладкая, пыльная её поверхность превращалась в колеи, заполненные гравием, или галькой, как его называли местные жители. В таком виде Хэвенчерчская дорога тянулась до дороги на Рей, по деревянному мосту пересекала Королевский военный канал, затем железную дорогу у станции Хэвенчерч и дальше петляла по Болотам до деревни Брукленд.
Мы немного отошли от моста и по крепким деревянным мосткам, лежавшим на двух столбах, перешли дренажную канаву с южной стороны дороги. Чтобы животные не могли перейти по ним, со стороны пастбища были поставлены деревянные заграждения.
Я очень быстро понял, что Шерлока Холмса интересовали вовсе не лошади, а их следы. Он что-то возбуждённо пробормотал и устремился к проёму в ограде. Здесь были видны следы стада овец, прошедших в обоих направлениях, но пристальный взгляд Холмса выхватил из этой мешанины овечьих следов полузатоптанный отпечаток лошадиной подковы. Это было ещё одним поразительным проявлением чудесной остроты его зрения.
Шерлок Холмс рассмотрел отпечаток в лупу и обшарил глазами покрытую грязью почву, но так и не нашёл больше ни одного следа. После этого он перенёс своё внимание на ограждение. Оно состояло из единственной слеги, запиравшейся нехитрым приспособлением. Животные не могли открыть её, а фермер легко отводил в сторону, когда надо было пропустить стадо.
Оставив позади дорогу, мы двинулись на юг вдоль канала и повернули на восток, когда нам преградила путь дренажная канава. Мы продвигались все дальше и дальше в глубь Болот. Несмотря на название, это было вовсе не болото, а превосходное пастбище.
Ценность овцеводческих районов обычно измерялась числом акров, простиравшихся на юго-востоке Англии, встречались места с такой обильной травой, что на одном акре можно было выращивать десять и более овец, содержа их без дополнительного корма. Беломордые овцы вначале смотрели на нас с беспокойством, но быстро поняли, что мы не обращаем на них никакого внимания, и вернулись к своей жвачке.
Тропинка кончилась, и на нашем пути снова оказалась небольшая дренажная канава. Местные жители иногда называли их траншеями, иногда — каналами, но, по мне, все это были канавы. Мы свернули и двинулись вдоль неё, пока не нашли дощатый мостик, похожий на виденный ранее. Перебравшись по нему на другую сторону, мы зашагали дальше. Выйдя к огороженной железной дороге, Шерлок Холмс не стал перелезать через ограду, а двинулся на север, и вскоре мы подошли к переезду с аккуратно покрашенными деревянными воротами. На пересечении с путями Холмс вновь обнаружил лошадиные следы. Сохранились они и возле одной из планок грубого дощатого моста, где была вытоптана трава. Шерлоку Холмсу с трудом удалось разглядеть их в мешанине овечьих следов. Затем мы продолжили свой путь на восток.
Равнина, казалось, поглотила нас. Неровность рельефа была практически незаметна. Я даже не почувствовал, что мы из долины поднялись на гребень, но, должно быть, это произошло, потому что перед нами вдруг появилось приземистое кирпичное строение. Это оказалась овчарня, или хижина, как называли её местные пастухи. Её окружали изгороди, разделявшие овечьи загоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40