Под рукой нет ничего, чем можно бы было защититься. Ни газового баллончика, ни электрошока, ни лака для волос, ни вязальной спицы. Даже туфель на мне нет. Я со скорбью вспомнила свои шлепки с тонким длинным каблуком, таким ка-а-а-к двинешь, мало не покажется. Я огляделась, вдруг найду что-нибудь подходящее, железный прут, например, или хотя бы кусок цемента… И я нашла, но совсем ни то, что искала…
На одной из ступенек лежал обрывок бумаги. Когда я подняла его и поднесла к свету (в стене были малюсенькие окошечки-щелки), оказалось, что это часть меню, нам такие выдают каждый день, чтобы мы выбрали себе те блюда, которые хотим кушать завтра. Я пригляделась к поблекшим строчкам. На бумажке был еще различим карандашный росчерк с датой, числа не видно, но месяц я разглядела — месяц нынешний, значит, обронили ее недавно. Да о чем я? Обронили ее пять минут назад и ни кто-нибудь, а убийца…
Вау! Улика! И что она нам дает?
Я зашарила глазами по мятому обрывку. Что же нам эта улика дает? Какие выводы мы можем сделать, рассмотрев ее досконально? Какие… Э… Ну… Что убийца любит курицу и творог, а макаронам предпочитал рис. Ценная улика, ничего не скажешь! Я хотела уже бросить бумажку обратно, но тут заметила, что обратная сторона меню (она должна быть чистой, я точно знаю) исписана мелким круглым почерком. Значит, записка. Очень интересно! Почитаем.
«… жели вас никогда не мучила совесть? Неужели вы не раскаивались в содеянном? Ведь вы не просто поиздевались надо мной, избили, надругались, вы растоптали меня. Сделали инвалидом. И я сейчас не о физических последствиях (сломанные кости и отбитая селезенка — какая малость!), я о душевной травме… Вы сделали меня моральным калекой. И за что? За то, что я вас любила! Боже, как я любила вас тогда, семь лет назад! С первого взгляда потеряла голову.
Помните, как мы познакомились? Вы стояли на крыльце корпуса, держа в руках флажок с надписью «Солнечный юг», вам подарила его горничная, (она тоже была от вас без ума) и махали им, приветствую знакомых. Вы были так красивы и так трогательны в тот момент, что я не удержалась и подошла к вам. Я решила, что вы посланы мне судьбой. Я полюбила вас! Глупая баба со смешной фамилией За…»
Вот и все! Ни конца, ни начала. Даже не ясно, что за смешная фамилия была у анонимного морального калеки… К множеству загадок прибавилась еще одна. Я аккуратно положила записку-меню на то же место, где нашла — милиционеры должны ее найти, так же, как я, только они поумнее будут, они поймут, что к чему, — и с новыми силами, и в новом темпе понеслась по ступенькам вниз.
До первого этажа я доскакала минуты через две, так ни на кого не наткнувшись, видимо, тот отдаленный скрип был не скрипом ступеней, а звуком открываемой двери. Кстати, вот и она. Такая же маленькая, как и верхняя, только эта была обшита листом железа и не имела ручки.
Я ткнулась в нее боком и похолодела. Дверь была заперта! Я ткнулась посильнее. Ничего не произошло — дерево, обитое листовым железом, стояло на смерть. Мне стало дурно, и появились первые признаки клаустрофобии — головокружение и одышка. Если так пойдет, обморока не избежать!
Леля, попытайся взять себя в руки — произнесла я вслух и довольно громко. Попытайся, черт тебя дери! Итак, дверь заперта с той стороны. Зачем? Первая версия, убийца хочет выиграть время, чтобы замести следы, вторая: решил свалить (ну хотя бы попытаться свалить) вину на меня… А что? Очень логично. Скинула несчастную женщину с балкона, потом решила сбежать через черный ход, но не рассчитала — выход оказался перекрыт — и попалась в западню. И третья версия, самая страшная: убийца хочет меня пристукнуть! Время-то у него есть. Я видела, как тут на трупы реагируют. Пока поорут, пока поохают, пока обмусолят все подробности биографии, пока в администрацию сообщат… Милиция, дай бог, минут через двадцать приедет, да убийца за это время меня десять раз пристукнуть успеет. Быстренько поднимется на тринадцатый этаж, проскользнет в дверь, спуститься и тюк меня по башке… Стоп-стоп-стоп! Зачем ему меня убивать? Ведь я его не видела, ничего не знаю… Может, он (или ОНА?) просто надо мной издевается?
Я застонала. Что же мне делать? Подниматься обратно? Карабкаться на тринадцатый этаж? А если убийца и ту дверь успел закрыть? Тогда все псу под хвост! Я осмотрелась. Ничего примечательного, только пыльный пятачок пола перед дверью и ведущие вверх ступени. А если выбить одно из окошек-щелочек? Пролезть я, конечно, в него не пролезу, но хоть на помощь смогу позвать. Я сделала шаг — поднялась на одну ступеньку вверх — с тоской оглянулась на дверь… И увидела люк! Люк в полу, на котором я только что стояла. Вернее, сам пол и был люком. Квадратный лист железа с обломанной ручкой и буквально вросшей в пазы щеколдой.
Я бросилась на пол. Подобрав под себя ноги, уселась на нем, и начала отодвигать щеколду. Сначала у меня ничего не получалось, так сильно она поржавела, но немного погодя дело пошло. По миллиметру, по доли миллиметра щеколда начала отодвигаться.
Наконец, я откинула ее. Отползла на ступеньку, уселась на ней поудобнее, поднатужилась и потянула люк за обломок ручки вверх. Раздалось устрашающее лязганье, душераздирающий скрип.
Откинув крышку люка, я увидела темное пространство под ним. Ни зги не видно. Я свесила голову вниз. В нос ударил запах сырости, видимо, я нашла вход в подвал. И что мне это дает? Лезть вниз в кромешной тьме, это ж чистое самоубийство. Я свесилась на полкорпуса. В нос шибанул смрад канализации. Ну вот! Мало того разобьюсь, так еще в дерьме изгваздаюсь. Да меня такую вонючку и обмывать никто не согласится, так и положат в гроб грязную…
Когда глаза привыкли к темноте, я смогла разглядеть стену подвала, она была прямо передо мной. И на ней (О, чудо!) имелся выключатель. Я дотянулась до него, щелкнула пальцем по кнопке, и подвал осветился тусклым электрическим светом. Тут же оказалось, что до пола каких-то два метра и, что самое главное, он не залит нечистотами. Быстренько перегруппировавшись, я спрыгнула в подвал. Потом закрыла люк над своей головой.
Выход из него я нашла тут же. Разбитое окно, выходящее на задний двор. Через него я вылезла на свет.
Етишкин пистолет, как хорошо! Солнечно, жарко, не то что в темной сыром подвале. А запах какой! Розы, жасмин и спелая слива… Я огляделась, прикидывая куда мне идти. Вправо далеко, придется огибать все здание, влево близко, только не знаю, смогу ли я протиснуться между стеной и каким-то бетонным забором. Эх, была, ни была двину влево.
Расстояние между стеной и забором оказалось не таким уж узким — протиснулась я довольно легко. Единственный неприятный момент — извозила все ноги в гнилой сливе, она буквально устилала всю землю, нападав с многочисленных деревьев, что росли вдоль бетонного ограждения. Чертыхаясь, и вытирая ступни об траву, я вышла из-за угла.
Поляна перед корпусом была запружена людьми. Тут толклись и полуголые курортники, и облаченные в халаты горничные, и упакованные в строгие костюмы администраторы. Еще я увидела двух потных милиционеров в голубой униформе, и двух таких же потных милиционеров в штатском. Один из последних, худой очкастый русский, что-то записывал в блокнот, второй, полный небритый армянин, с кислой миной выслушивал истеричные жалобы ополоумевших курортниц. Причем солировала, как я и думала, скандалистка-активистка Светочка.
Труп Кати был прикрыт казенной простыней. Долгонько же я плутала по подсобным помещениям санатория!
Я подошла поближе. Притиснулась вплотную к очкастому, чтобы заглянуть ему в блокнот — уж очень хотелось рассмотреть, что он там карябает. Только встала на носочки, только прищурилась…
— Товарищ милиционер! — послышался просто оглушительный крик откуда-то из толпы. — Голубчик! Я знаю, кто убийца…
Тут из людской гущи показалась знакомая тучная фигура в топике и шортах. Это была Валя. Рядом с ней, как всегда, семенила Марианна. Валя была явно не в себе, глаза по пять рублей, обесцвеченные волосы дыбом, а устрашающих размером грудь так вздымалась, что грозилась вырваться из тесного трикотажного заслона наружу.
— Товарищ милиционер! Послушайте! — не удосужившись отдышаться, затарахтела Валя. — Вам никто не рассказывал про Артура Беджаняна?
Очкастый вопросительно посмотрела на своего товарища. Товарищ недоуменно пожал плечами.
— А между тем это он убийца! — выкрикнула Марианна вместо совсем разволновавшейся подруги.
— Еще раз фамилию, — попросил очкастый и нацелился ее записать.
— Беджанян. Это он Катю убил!
— Какие основания подозревать честного армянина? — взбеленился второй. — Как что-то случается, так сразу Беджанян, Гаспарян, Ованесян, не Петров или Сидоров…
— Вы утверждаете, что видели, как гражданин Беджанян столкнул покойную? — настойчиво вопрошал следователь, сверкая глазами от удовольствия. Рушил, дурашка, что уже раскрыл преступление.
— Я не видела! — Валя ткнула себя кулаком в колышущуюся грудь. — Я просто знаю! Он уже столько человек жизни лишил, больше некому…
— Рецидивист, значит. Что-то не припомню я бандюгана с такой фамилией, — он повернулся к коллеге. — Ты знаешь такого?
— Нэт! — отрезал тот.
— Как же так! — всплеснула руками Валя. — Артур Беджанян! Архитектор! Он погиб в 1974! Сначала гебист сбросил ее любимую с балкона, потом застрелился…
— Что вы сказали? — вытаращился на Валю очкастый. — Умер в 1974?
— Или в 1975, я не помню. Но это не главное! — Валя обернулась к толпе жадно вслушивающихся в ее бред баб. — Проклятие! Над санаторием проклятие! Сначала погибла Лена из Сургута, нет, сначала в номере повесился какой-то мужик…
— Вы свободны! — рявкнул очкастый, забрызгав слюной свой блокнот.
— Да погодите вы, — махнула на него рукой кликуша. — У них тут по санаторию призраки разгуливают! Людей убивают, а они…
Тут очкастый не выдержал, схватил Валю за жирную руку и пихнул в толпу.
— Катитесь отсюда дамочка, вместе со своими призраками! Не мешайте работать! Насмотрелись «Секретных материалов», теперь идиотничают…
— Как вам не стыдно! — заголосила Валя и вновь ринулась на передовую. — Обижать слабую женщину…
— Да! — встала на защиту подруги Марианна. — Тем более она говорит правду. Весь персонал санатория знает, что тут творятся темные пара-норамальные делишки, но скрывают это от нас, отдыхающих…
— Точно! — присоединилась в скандалисткам еще одна дама, очень миленькая блондиночка с идиотскими сережками в ушах (чешского стекла — шик семидесятых) и таким же идиотским бархатным бантом в волосах. — А потом говорят, что ничего не произошло! А люди пропадают! — Она тряхнула головой, и ее серьги угрожающе затряслись. — Вот Вася Галич пропал, а никому нет дела! Уж я ходила, я просила…
— А уж как я просила! — выдвинулась на передний план Светочка. — Как умоляла! — Ее нос заострился до такой степени, что им хоть масло режь. — А они все равно отказываются делать мне гидромассаж!
— Да что вы глупости болтаете! — прервала ее блондинка. — Я о серьезных вещах, а вы… Человек пропал, исчез, испарился, а они и в ус не дуют… Милиция тоже мне!
Очкастый начал интенсивно багроветь, казалось, что если к его лицу поднести зажигалку, он вспыхнет.
— Люди! — раздался душераздирающий крик из зарослей кустарника с роскошными багряными колючками. — Люди, послушайте меня!
Люди с огромным удовольствием навострили уши. Особенно любопытные даже привстали на носочки, чтобы не только послушать, но и посмотреть. Я оказалась в их числе.
Из зарослей, пошатываясь, вышла Гуля. Она была исцарапана, обвешана какими-то вьюнами, перепачкана землей и совершенно невменяема.
— Я видела! — страшно закричала она и бухнулась на колени. — Видела призраков. Они повсюду! Они не успокоятся, пока не переубивают нас всех… Та-а-ам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
На одной из ступенек лежал обрывок бумаги. Когда я подняла его и поднесла к свету (в стене были малюсенькие окошечки-щелки), оказалось, что это часть меню, нам такие выдают каждый день, чтобы мы выбрали себе те блюда, которые хотим кушать завтра. Я пригляделась к поблекшим строчкам. На бумажке был еще различим карандашный росчерк с датой, числа не видно, но месяц я разглядела — месяц нынешний, значит, обронили ее недавно. Да о чем я? Обронили ее пять минут назад и ни кто-нибудь, а убийца…
Вау! Улика! И что она нам дает?
Я зашарила глазами по мятому обрывку. Что же нам эта улика дает? Какие выводы мы можем сделать, рассмотрев ее досконально? Какие… Э… Ну… Что убийца любит курицу и творог, а макаронам предпочитал рис. Ценная улика, ничего не скажешь! Я хотела уже бросить бумажку обратно, но тут заметила, что обратная сторона меню (она должна быть чистой, я точно знаю) исписана мелким круглым почерком. Значит, записка. Очень интересно! Почитаем.
«… жели вас никогда не мучила совесть? Неужели вы не раскаивались в содеянном? Ведь вы не просто поиздевались надо мной, избили, надругались, вы растоптали меня. Сделали инвалидом. И я сейчас не о физических последствиях (сломанные кости и отбитая селезенка — какая малость!), я о душевной травме… Вы сделали меня моральным калекой. И за что? За то, что я вас любила! Боже, как я любила вас тогда, семь лет назад! С первого взгляда потеряла голову.
Помните, как мы познакомились? Вы стояли на крыльце корпуса, держа в руках флажок с надписью «Солнечный юг», вам подарила его горничная, (она тоже была от вас без ума) и махали им, приветствую знакомых. Вы были так красивы и так трогательны в тот момент, что я не удержалась и подошла к вам. Я решила, что вы посланы мне судьбой. Я полюбила вас! Глупая баба со смешной фамилией За…»
Вот и все! Ни конца, ни начала. Даже не ясно, что за смешная фамилия была у анонимного морального калеки… К множеству загадок прибавилась еще одна. Я аккуратно положила записку-меню на то же место, где нашла — милиционеры должны ее найти, так же, как я, только они поумнее будут, они поймут, что к чему, — и с новыми силами, и в новом темпе понеслась по ступенькам вниз.
До первого этажа я доскакала минуты через две, так ни на кого не наткнувшись, видимо, тот отдаленный скрип был не скрипом ступеней, а звуком открываемой двери. Кстати, вот и она. Такая же маленькая, как и верхняя, только эта была обшита листом железа и не имела ручки.
Я ткнулась в нее боком и похолодела. Дверь была заперта! Я ткнулась посильнее. Ничего не произошло — дерево, обитое листовым железом, стояло на смерть. Мне стало дурно, и появились первые признаки клаустрофобии — головокружение и одышка. Если так пойдет, обморока не избежать!
Леля, попытайся взять себя в руки — произнесла я вслух и довольно громко. Попытайся, черт тебя дери! Итак, дверь заперта с той стороны. Зачем? Первая версия, убийца хочет выиграть время, чтобы замести следы, вторая: решил свалить (ну хотя бы попытаться свалить) вину на меня… А что? Очень логично. Скинула несчастную женщину с балкона, потом решила сбежать через черный ход, но не рассчитала — выход оказался перекрыт — и попалась в западню. И третья версия, самая страшная: убийца хочет меня пристукнуть! Время-то у него есть. Я видела, как тут на трупы реагируют. Пока поорут, пока поохают, пока обмусолят все подробности биографии, пока в администрацию сообщат… Милиция, дай бог, минут через двадцать приедет, да убийца за это время меня десять раз пристукнуть успеет. Быстренько поднимется на тринадцатый этаж, проскользнет в дверь, спуститься и тюк меня по башке… Стоп-стоп-стоп! Зачем ему меня убивать? Ведь я его не видела, ничего не знаю… Может, он (или ОНА?) просто надо мной издевается?
Я застонала. Что же мне делать? Подниматься обратно? Карабкаться на тринадцатый этаж? А если убийца и ту дверь успел закрыть? Тогда все псу под хвост! Я осмотрелась. Ничего примечательного, только пыльный пятачок пола перед дверью и ведущие вверх ступени. А если выбить одно из окошек-щелочек? Пролезть я, конечно, в него не пролезу, но хоть на помощь смогу позвать. Я сделала шаг — поднялась на одну ступеньку вверх — с тоской оглянулась на дверь… И увидела люк! Люк в полу, на котором я только что стояла. Вернее, сам пол и был люком. Квадратный лист железа с обломанной ручкой и буквально вросшей в пазы щеколдой.
Я бросилась на пол. Подобрав под себя ноги, уселась на нем, и начала отодвигать щеколду. Сначала у меня ничего не получалось, так сильно она поржавела, но немного погодя дело пошло. По миллиметру, по доли миллиметра щеколда начала отодвигаться.
Наконец, я откинула ее. Отползла на ступеньку, уселась на ней поудобнее, поднатужилась и потянула люк за обломок ручки вверх. Раздалось устрашающее лязганье, душераздирающий скрип.
Откинув крышку люка, я увидела темное пространство под ним. Ни зги не видно. Я свесила голову вниз. В нос ударил запах сырости, видимо, я нашла вход в подвал. И что мне это дает? Лезть вниз в кромешной тьме, это ж чистое самоубийство. Я свесилась на полкорпуса. В нос шибанул смрад канализации. Ну вот! Мало того разобьюсь, так еще в дерьме изгваздаюсь. Да меня такую вонючку и обмывать никто не согласится, так и положат в гроб грязную…
Когда глаза привыкли к темноте, я смогла разглядеть стену подвала, она была прямо передо мной. И на ней (О, чудо!) имелся выключатель. Я дотянулась до него, щелкнула пальцем по кнопке, и подвал осветился тусклым электрическим светом. Тут же оказалось, что до пола каких-то два метра и, что самое главное, он не залит нечистотами. Быстренько перегруппировавшись, я спрыгнула в подвал. Потом закрыла люк над своей головой.
Выход из него я нашла тут же. Разбитое окно, выходящее на задний двор. Через него я вылезла на свет.
Етишкин пистолет, как хорошо! Солнечно, жарко, не то что в темной сыром подвале. А запах какой! Розы, жасмин и спелая слива… Я огляделась, прикидывая куда мне идти. Вправо далеко, придется огибать все здание, влево близко, только не знаю, смогу ли я протиснуться между стеной и каким-то бетонным забором. Эх, была, ни была двину влево.
Расстояние между стеной и забором оказалось не таким уж узким — протиснулась я довольно легко. Единственный неприятный момент — извозила все ноги в гнилой сливе, она буквально устилала всю землю, нападав с многочисленных деревьев, что росли вдоль бетонного ограждения. Чертыхаясь, и вытирая ступни об траву, я вышла из-за угла.
Поляна перед корпусом была запружена людьми. Тут толклись и полуголые курортники, и облаченные в халаты горничные, и упакованные в строгие костюмы администраторы. Еще я увидела двух потных милиционеров в голубой униформе, и двух таких же потных милиционеров в штатском. Один из последних, худой очкастый русский, что-то записывал в блокнот, второй, полный небритый армянин, с кислой миной выслушивал истеричные жалобы ополоумевших курортниц. Причем солировала, как я и думала, скандалистка-активистка Светочка.
Труп Кати был прикрыт казенной простыней. Долгонько же я плутала по подсобным помещениям санатория!
Я подошла поближе. Притиснулась вплотную к очкастому, чтобы заглянуть ему в блокнот — уж очень хотелось рассмотреть, что он там карябает. Только встала на носочки, только прищурилась…
— Товарищ милиционер! — послышался просто оглушительный крик откуда-то из толпы. — Голубчик! Я знаю, кто убийца…
Тут из людской гущи показалась знакомая тучная фигура в топике и шортах. Это была Валя. Рядом с ней, как всегда, семенила Марианна. Валя была явно не в себе, глаза по пять рублей, обесцвеченные волосы дыбом, а устрашающих размером грудь так вздымалась, что грозилась вырваться из тесного трикотажного заслона наружу.
— Товарищ милиционер! Послушайте! — не удосужившись отдышаться, затарахтела Валя. — Вам никто не рассказывал про Артура Беджаняна?
Очкастый вопросительно посмотрела на своего товарища. Товарищ недоуменно пожал плечами.
— А между тем это он убийца! — выкрикнула Марианна вместо совсем разволновавшейся подруги.
— Еще раз фамилию, — попросил очкастый и нацелился ее записать.
— Беджанян. Это он Катю убил!
— Какие основания подозревать честного армянина? — взбеленился второй. — Как что-то случается, так сразу Беджанян, Гаспарян, Ованесян, не Петров или Сидоров…
— Вы утверждаете, что видели, как гражданин Беджанян столкнул покойную? — настойчиво вопрошал следователь, сверкая глазами от удовольствия. Рушил, дурашка, что уже раскрыл преступление.
— Я не видела! — Валя ткнула себя кулаком в колышущуюся грудь. — Я просто знаю! Он уже столько человек жизни лишил, больше некому…
— Рецидивист, значит. Что-то не припомню я бандюгана с такой фамилией, — он повернулся к коллеге. — Ты знаешь такого?
— Нэт! — отрезал тот.
— Как же так! — всплеснула руками Валя. — Артур Беджанян! Архитектор! Он погиб в 1974! Сначала гебист сбросил ее любимую с балкона, потом застрелился…
— Что вы сказали? — вытаращился на Валю очкастый. — Умер в 1974?
— Или в 1975, я не помню. Но это не главное! — Валя обернулась к толпе жадно вслушивающихся в ее бред баб. — Проклятие! Над санаторием проклятие! Сначала погибла Лена из Сургута, нет, сначала в номере повесился какой-то мужик…
— Вы свободны! — рявкнул очкастый, забрызгав слюной свой блокнот.
— Да погодите вы, — махнула на него рукой кликуша. — У них тут по санаторию призраки разгуливают! Людей убивают, а они…
Тут очкастый не выдержал, схватил Валю за жирную руку и пихнул в толпу.
— Катитесь отсюда дамочка, вместе со своими призраками! Не мешайте работать! Насмотрелись «Секретных материалов», теперь идиотничают…
— Как вам не стыдно! — заголосила Валя и вновь ринулась на передовую. — Обижать слабую женщину…
— Да! — встала на защиту подруги Марианна. — Тем более она говорит правду. Весь персонал санатория знает, что тут творятся темные пара-норамальные делишки, но скрывают это от нас, отдыхающих…
— Точно! — присоединилась в скандалисткам еще одна дама, очень миленькая блондиночка с идиотскими сережками в ушах (чешского стекла — шик семидесятых) и таким же идиотским бархатным бантом в волосах. — А потом говорят, что ничего не произошло! А люди пропадают! — Она тряхнула головой, и ее серьги угрожающе затряслись. — Вот Вася Галич пропал, а никому нет дела! Уж я ходила, я просила…
— А уж как я просила! — выдвинулась на передний план Светочка. — Как умоляла! — Ее нос заострился до такой степени, что им хоть масло режь. — А они все равно отказываются делать мне гидромассаж!
— Да что вы глупости болтаете! — прервала ее блондинка. — Я о серьезных вещах, а вы… Человек пропал, исчез, испарился, а они и в ус не дуют… Милиция тоже мне!
Очкастый начал интенсивно багроветь, казалось, что если к его лицу поднести зажигалку, он вспыхнет.
— Люди! — раздался душераздирающий крик из зарослей кустарника с роскошными багряными колючками. — Люди, послушайте меня!
Люди с огромным удовольствием навострили уши. Особенно любопытные даже привстали на носочки, чтобы не только послушать, но и посмотреть. Я оказалась в их числе.
Из зарослей, пошатываясь, вышла Гуля. Она была исцарапана, обвешана какими-то вьюнами, перепачкана землей и совершенно невменяема.
— Я видела! — страшно закричала она и бухнулась на колени. — Видела призраков. Они повсюду! Они не успокоятся, пока не переубивают нас всех… Та-а-ам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41