— Ну, вам ли не знать, — хохотнул Юра, похоже, он никак не мог мне простить того, что я доставила ему столько беспокойства.
— А потом? — не дала разгуляться его сарказму Сонька.
— Потом она скрылась с места преступления через черный ход и влилась в толпу зевак.
— А за что она Гулю хотела убить? — спросила она, брезгливо сморщившись, похоже, она уже перестала Жене сочувствовать.
— Эта Гульнара Садыкова была не так ненормальна, как хотела казаться. Конечно, она была сильно не в себе, и у нее действительно по весне съезжала крыша, но ее последние концерты, один из которых я сподобился пронаблюдать, были сплошь постановочными… Когда она поняла, вернее почувствовала, психи они вообще очень чувствительные, так вот, когда она просекла, что в санатории твориться что-то странное, она решила затеять свое собственное расследования…
— Леля, у тебя, оказывается, был конкурент! — съязвил Геркулесов.
— Да. И конкурент не слабый, — улыбнулся Юра. — Она была вездесуща, настойчива, неутомима. Не сыщик, а мечта! Именно она выследила журналиста Эдика, которого приняла, замечу, вместе с твоей, Коль, женой, за призрака. Она думала, что в санатории бесчинствуют призраки… Потом она вычислила убийцу. Как мне кажется, совершенно случайно. Она тогда постоянно таскалась по территории, искусно изображая бесцельные шатания душевнобольной, за всеми подглядывала, подслушивала, устраивая засады в кустах, наверное, заметила что-то подозрительное в поведении Ганец. И установила за ней круглосуточное наблюдение…
— Одного не понимаю, — проговорила я задумчиво, — как она узнала, где зарыт Галич…
— Пока мы можем только гадать, Садыкова без сознания, — меланхолично изрек Юра.
— Н-да, — протянули мы с Сонькой.
— Теперь, надеюсь, вам все ясно? — встряхнулся Юра.
— Вроде бы… — начала я, но тут меня перебила Сонька:
— Нет не все!
— Ну что еще? — недовольно сморщился он.
— Не ясно, кто убил Лену! Лену из Сургута! Ведь она умерла! И она встречалась с Галичем! Это наводит на размышление…
— Несчастный случай. Елена Родина боялась высоты. Она упала.
— Точно?
— Это официальная версия, — пожал плечами Юра.
— А неофициальная?
— По моему глубокому убеждению, Елену убила ваша соседка по столу…
— Эмма Петровна? — в один голос ужаснулись мы с Сонькой.
— Какая еще Эмма Петровна? — разозлился он. — Я говорю об Оксане Павловне Соловьевой…
— Эта та, что в брульянтах? — не поверила Сонька. — Соломенная вдова покойного Васи Галича?
— Она самая.
— Вы уверены?
— Я уверен, но доказать не могу. Есть только мотив и косвенные улики…
— Мотив ясен, — встряла я. — Ревность. Ведь Галич параллельно встречался и с ней, и с Леной?
— Как показывают факты, то да. Те же факты показывают, что Оксана устраивала разборки с соперницей и даже однажды пыталась ее побить…
— Эти факты вам птичка на хвосте принесла?
— Постпрашал горничных, она в курсе всех событий…
— Еще какие косвенные улики имеются?
— Оксану видели на винтовой лестнице за десять минут до смерти Елены.
— Все?
— Все.
— Мало, — резюмировала я.
— Было бы больше, давно бы арестовали, — досадливо пробормотал он. — Самое же главное доказательство ее вины — ее поведение во время допроса. Она страшно перепугалась, когда я начал с ней разговор о Елене. Побледнела, глазки спрятала… Потом начала врать по пустякам, путаться в показаниях, юлить и имитировать обморок… — Он пожал плечами. — Но такое доказательство я не могу предъявить суду.
— Расколоть не пытались? — очень живо поинтересовался истосковавшийся по ментовским будням Колюня.
— Пытались, но где там… Стоит на своем: ничего не знаю, ничего не ведаю, а с этой кикиморой болотной, в смысле Леной, Васенька мой вовсе и не встречался!
— А пальчики проверили?
— Знаешь, сколько их там? Десяток! Наши же горничные не сильно стараются, пыль вытирая. — Он аж побагровел от возмущения. — А Соловьевские отпечатки есть, да только толку от этого… Признается, что в номере была, но давно, причем ни одна, а с подружкой, подружка, тут как тут, подтвердила, что посещала люкс вместе с подозреваемой еще до того, как в него Елена въехала… — Он вытер пот с лица не очень свежим клетчатым платком. — Я, конечно, не настаиваю на том, что Соловьева столкнула Родину намеренно, может, это и вправду был несчастный случай. Сцепились, наверное, из-за этого племенного жеребца Галича, одна другую и столкнула… Могла бы и Соловьева пострадать, но пострадала Родина…
— Представляю, как этой Оксане обидно было, — задумчиво проговорила Сонька. — Соперница устранена, любимый в полном твоем распоряжении, да вот незадача — любимый-то пропал…
Юра кивнул, соглашаясь с Сонькой, потом еще раз обтер лицо своим задрипанным платком, пригладил волосы, подтянул штаны и провозгласил:
— Ну, мне пора!
— Уже? — почему-то расстроилась Сонька.
— Дела, сами понимаете… — Он довольно приветливо нам кивнул и, пожав Кольке руку, покинул помещение.
Мы остались в палате втроем.
— Сколько ей дадут? — спросила я у Колюни, как только Юра вышел.
— Трудно сказать…
— Двадцать, двадцать пять или больше?
— Я бы пожизненное дала, — встряла Сонька, быстро забывшая о том, что всего двадцать минут назад стояла за преступницу горой.
— Это вряд ли. — Колька наморщил свой безмятежный лоб. — Если бы я взялся ее защищать, дали бы не больше пятнадцати… Общего режима, а то и вовсе принудительного лечения… — Он как-то горько вздохнул и с сожалением протянул. — Жаль, что я не могу… Такой интересный случай…
Я двинула Кольке по кудрявому загривку.
— Эта чума чуть меня не угробила, а ты «жаль, что не могу…»!
— Вот и говорю, — залепетал он, — что не могу… Из-за моральных принципов… и этических тоже… — И опять тяжело вздохнул. — А какой случай!
— У меня, между прочим, шрам может на лице остаться! — продолжала бушевать я. — А ты-ы-ы!
— А что я?
— Предатель, вот ты кто! Пре-да-тель! Только о работе и думаешь! На жену тебе наплевать!
— Мне? Да если бы мне было наплевать, я бы не примчался за две тысячи километров…
— Ребята, — тоскливо заскулила Сонька. — Не ссорьтесь, а?
Но мы ее даже не слушали.
— Хочешь, я скажу, почему ты примчался? — сощурилась я. — Для очистки совести! Чтобы потом не корить себя за то, что в нужный момент тебя не было рядом…
— Ненормальная! — процедил он сквозь зубы.
— Сам ты ненормальный! — озлилась я. — Я тебя ненавижу!
Я хотела сказать еще что-то обидное, но тут Сонька схватила со стола графин с водой и молниеносно вылила его содержимое мне на башку.
— Полегчало? — хмуро спросила она, отставляя графин в сторону.
Отдающая хлоркой жидкость стекла по волосам на лицо, шею, ключицы и тут же залилась мне за воротник. Стало холодно и противно. Я всхлипнула.
— Как тебе не стыдно обижать слабую больную женщину? — захныкала я, утирая забинтованной рукой мокрое лицо.
— Не стыдно! — рыкнула она. — Впредь будешь знать, как скандальничать!
— А вдруг у меня теперь разовьется двухсторонняя пневмония…
— Как же!
— Мой организм ослаблен, а ты меня ледяной водой поливаешь…
— Да какая она ледяная? Сутки в комнате стоит…
— Значит еще и тухлая! Моя лучшая подруга облила меня водой, кишащей бактериями…
— Нет там никаких бактерий!
— Если хоть одна бактерия попадет в рану — я умру от заражения крови…
— Не придумывай, — прикрикнула на меня Сонька, но как-то робко.
— Мне плохо! — страдальчески прошептала я, заваливаясь на подушку.
— Леля, перестань претворяться, — почти взмолилась она.
— Умираю, — выдохнула я, прикрывая глаза.
Тут Сонька с душераздирающим криком «Лелечка, не умирай!» кинулась ко мне, спустя секунду, к ней присоединился Колюня, и они, как два ненормальных реаниматолога, начали делать мне искусственное дыхание. Причем, Сонька зачем-то сгибала в коленях мои ноги, а Геркулесов сводил и разводил руки, но так мои конечности были забинтованы, получалось у них из рук вон плохо.
— Вы разве не знаете, — еле слышно проговорила я, приоткрыв один глаз, — что лучше всего помогает искусственное дыхание «изо рта в рот»…
Сонька с готовностью бросилась меня реанимировать, даже вытянула губы трубочкой, но Колюня не дал ей исполнить свой гражданский долг — упав на колени рядом с кроватью, он запечатлел на моих губах такой смачный поцелуй, что я сразу ожила.
Потом мы еще долго целовались, не замечая ничего вокруг, даже того, что Сонька покинула комнату.
* * *
Два дня спустя, когда меня выписали из лазарета, мы с мужем покинули санаторий. Причем, Колюня умудрился вытрясти из директрисы половину стоимости путевки, на них мы сняли миленькую двухкомнатную квартирку в районе рынка. В одной комнате поселились сами, вторую предоставили Соньке. Сонька, правда, редко удостаивала нас и другую комнату своим вниманием, большую часть дня и всю ночь она проводила в обществе Паши Аляскина.
Верный Сонькин рыцарь Юра Зорин так и не простил ей измены, и до конца отпуска ни разу с ней не поздоровался.
Таня и Гаша уехали с юга вместе, решив пожениться сразу по приезде домой, благо жили они в соседних городах. Гоша преподнес невесте в качестве свадебного подарка кольцо из авантюрина и можжевеловую подставку под чайник.
Гуля быстро выздоравливала. Удар по голове, как ни странно, благотворно повлиял на ее психическое состояние — у нее бесследно исчезли все симптомы маниакально-депрессивного психоза.
Эмма Петровна со Светочкой назначения на гидромассаж пока не добились, но борьба продолжается.
Вано разбил свою «шестерку», попав в крупную аварию на горном серпантине, буквально через день он купил себе новую машину — «Роно-меган». На ней он возит туристов на Красную поляны, Белые скалы и гору Ахун.
Эдик написал блестящую статью о призраках «Солнечного юга», после чего ему повысили зарплату и пообещали должность главного редактора.
А что же Женя Заяц, спросите вы? А Женя сидит в камере предварительного заключения, ждет суда. Кошмары ее мучить перестали, как и угрызения совести, и боль в ключице. У нее прекрасный адвокат (не один Колюня считает ее случай интересным), который обещает, что больше пятнадцати лет Жене не дадут.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41