– Я не помешаю?
– Есть новости?
– Не знаю, может, и не пригодится. Говорят, около озера, в сто тридцать шестом доме, какой-то Сева проживал. Два дня его не видно, хотя машина во дворе стоит. Раньше никогда надолго не пропадал и, похоже, наркотой торговал. У него недавно обыск проводили, соседей понятыми приглашали.
– По приметам похож?
– Похож…
Скорее всего, эту информацию можно было получить в первый же день, при проведении обхода, но тогда участковый схалтурил, торопясь по своим делам. Хорошо, что сейчас исправился.
– Это твой участок?
– Временно.
– Ладно, спасибо. Еще что-то будет, говори сразу. Нам любая мелочь важна. – Когда Орлянский вышел, Волгин посмотрел на оперов. – Не вы на обыск ездили?
– Нет, даже не слышали ничего. Может, соседи работали? Там же как раз граница районов проходит. Я сейчас позвоню, мы с парнем в одной группе учились, он должен знать.
Кузенков взялся за телефон, а Волгин закурил и отошел к окну. Стоял, через грязное стекло и ржавую решетку разглядывая захламленный двор отделения. Предчувствие говорило, что информация участкового подтвердится, но, странное дело, обычного в таких случаях возбуждения он не испытывал. На душе была апатия. А ведь, пробыв три года на «гражданке», где Сергей работал высокооплачиваемым юрисконсультом частной фирмы, он вернулся в милицию исключительно из-за тоски по прежней профессии и до сих пор ни разу не жалел.
– Привет! – В отличие от него, Кузенков был полон энергии; встав из-за стола, он кричал в трубку: – Слушай, у нас такое дело…
– Тебя слышат и без телефона, – сказал Волгин, оборачиваясь.
Кузенков отмахнулся:
– Так, пишу! Брошкин Всеволод Матвеич, пятьдесят пятого года рождения…
– Поехали, определимся на месте, – предложил Сергей, когда сияющий Кузенков протянул ему листок с адресом. – В конце концов, это может быть простое совпадение.
В том, что никаких совпадений нет, убедились, когда рядом с крыльцом обнаружили размокший домашний тапочек – такой же, как и на трупе. Волгин подергал входную дверь, для очистки совести нажал звонок, хотя и так было ясно, что дом пуст. По дороге они успели заехать в жилконтору, где выяснили, что Брошкин В. М. прописан в адресе один, и перекинулись парой слов с соседкой, которая подтвердила отсутствие каких-либо других жильцов.
– По большому счету законных оснований взламывать дверь у нас пока нет, – остудил пыл коллеги Сергей. – Но, черт побери, просто так я отсюда не уеду.
Замки на дверях – и парадной, и «черной», оказались куда более серьезными, чем можно было ждать от покосившегося дома с просевшей крышей. Открыть их у Волгина не получилось, но удалось отодвинуть ножом щеколду на окне.
– Стой на шухере. Если что – вали всех подряд, – проинструктировав напарника, Сергей перемахнул через подоконник, зацепившись курткой за гвоздь и выдрав клок материи.
В первую очередь Волгин убедился, что жилище не оборудовано сигнализацией и никто в нем не прячется, потом переложил пистолет и ксиву из боковых карманов в более надежные и приступил к осмотру. Убранство комнат поражало пошловатой роскошью. Очевидно, у хозяина водились деньги, но со вкусом случались проблемы.
В коридоре Волгин споткнулся о небольшую лопату, прислоненную к стене в самом темном месте. Металлическая часть была покрыта слоем пыли. Сопоставив это с найденным у крыльца тапочком, Сергей предположил, что Брошкина убили в доме и собирались закопать, но по какой-то причине от намерений отказались. Вполне возможно, просто забыли взять приготовленный инструмент.
Ни пятен крови, ни следов борьбы или обыска в комнатах не наблюдалось. Наугад раскрыв один из шкафчиков, опер обнаружил паспорт Брошкина. Пролистал, вгляделся в фотографию, наклеенную ровно неделю назад. Что ж, теперь можно, предварительно уничтожив следы своего пребывания, вызывать экспертов и понятых и производить официальный осмотр. Пока уголовное дело не возбуждено, санкцию на обыск никто не подпишет, но осмотреть жилище погибшего, оно же – потенциальное место происшествия, можно и по материалу первичной проверки. Когда следователь Поперечный спросит, каким образом это самое место было установлено и почему опер, настаивая на осмотре, был так уверен в положительном результате, Волгин с чистой совестью ответит, что данную информацию он получил в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий, суть которых не подлежит разглашению.
Сергей выбрался наружу и затворил окно. Осмотрел разорванный карман, чертыхнулся.
– Как там? – спросил Кузенков.
– Шикарно. И, чувствую, застрянем здесь надолго. Где-то рядом должны валяться ключи от – дома, так что до прибытия группы мы вполне успеем прочесать соседние огороды…
Достав «трубку», Волгин позвонил в главк:
– Толян? Как там у тебя, нет для нас новостей? Занят был? Спасибо, но мы уже сами управились. Нет, раскрыть пока не удалось, но я про тебя не забуду, позвоню, если что-то понадобится.
Начал накрапывать дождь. Сидя на крыльце, Сергей перекурил, прикрывая сигарету сложенной домиком ладонью. Вновь подступила апатия, позабытая на время активных действий. Работать не хотелось совершенно – с операми такое тоже бывает. Доведись сейчас Волгину узнать об Артемьеве, поспешившем избавиться от трупа, – он не судил бы его слишком строго. Хотя сам так, конечно, не поступил бы.
Подставив лицо дождю, он постоял с закрытыми глазами, далеко в сторону отбросил окурок и пошел помогать Кузенкову в поисках ключей.
6
Осмотр дома закончили в десятом часу вечера. Ни ключей, ни героина так и не нашли. Основной улов составили многочисленные записные книжки. Наскоро их пролистав, Волгин помрачнел: сотни телефонных номеров, как правило – без всяких пометок. Руки отвалятся их проверять. Но и деваться некуда, разве что уповать на доброжелателя с эстрадным псевдонимом.
– Как ты думаешь, удастся раскрыть? спросил Кузенков на обратном пути.
Волгин пожал плечами:
– Что толку гадать? Посмотрим. Бывает, самые примитивные бытовухи зависают, и ничего не сделать, хоть ты тресни, а бандитские огнестрелы раскручиваются по горячим следам. Не переживай, рано или поздно мы это узнаем. Завтра с утра езжай к своему приятелю в соседний район, посмотри, что там Брошкин наворотил.
Когда вошли в отделение, позвал дежурный:
– Долго еще их держать будете? Или решайте что-нибудь, или гоните в шею, мне они тут не нужны.
Непонимание между операми и дежурной частью случается довольно часто. Одним надо раскрыть преступление, другим – спокойно дождаться конца смены. Совмещается это с трудом.
– Потерпи, сейчас разберемся.
– Чего мне терпеть? Отпущу их, и все дела. – Службист скрылся за своей перегородкой, оперативники поднялись в кабинет на втором этаже.
– Я слышал, успешно скатались? – Хозяин кабинета продолжал сидеть, обложившись бумагами; за время отсутствия Волгина их меньше не стало. – Слушай, я тут интересную штуку заметил. Ну, пока вас не было, я в их вещах поковырялся, так у них два брелока сигнализации на одну машину.
– Ну и что?
– Ничего, просто я такого никогда раньше не видел. Мне любопытно стало, я спросил у них, аккуратно, как Штирлиц: сначала про снотворное, а потом про чемоданчик русской радистки… Так вот, младший говорит, что им так удобнее. Живут в разных местах, но пользуются одной тачкой. Кому с утра нужнее, тот и берет, не надо встречаться, ключи передавать. Он в электронике немного разбирается, в институте когда-то учился, вот и смастерил дубликат.
Опер ждал одобрения и удивился реакции Волгина:
– Слышь, Штирлиц, в следующий раз не лезь, куда не просят.
Сказал, и тут же пожалел об этом: незачем плохое настроение срывать на посторонних. Своей инициативой парень ничего не испортил, можно было объясниться поделикатнее, в силу лишь той прагматичной причины, что им еще вместе работать.
Молча попили кофе, и после этого Кузенков привел старшего брата.
– Подумал? – задал Волгин вопрос, задаваемый в такой ситуации полицейскими на всех континентах.
Ответ Перекатникова также не нарушил привычных канонов: он дернул плечами, посмотрел в окно и глухо отозвался:
– Чего мне думать? Я все сказал.
– Тогда на этом и закончим. Время позднее, пора домой. Свою часть работы мы сделали, остальное – задача следователя. Скоро он будет здесь и оформит наши отношения юридически одним росчерком пера переведя тебя из ранга свидетелей в категорию подозреваемых. С последующим задержанием на семьдесят два часа. Трое суток, конечно, не много, можно и отсидеть, если за правое дело. Но в течение этих суток будет решаться вопрос о дальнейшей мере пресечения, и что-то мне подсказывает, что мерой этой будет избран арест. Конечно, пугать тюрьмой – неблагородно, но ведь вся наша жизнь далека от идеала? Слишком многих людей только страх перед тюрьмой останавливает от воровства и мордобоя… – продолжая говорить спокойным, усталым тоном, в котором напряженный Перекатников слышал полную осведомленность опера и безразличие к исходу разговора. Сергей выложил на стол несколько фотографий трупа неизвестного мужчины, обнаруженного в прошлом году. На Брошкина он походил лишь возрастом и комплекцией, но качество черно-белой печати не позволяло рассмотреть нюансы. – Все очень просто. Есть твой «мерседес» с трупом в багажнике, есть абсолютно бредовая история о том, как ты его продал, есть записная книжка Севы Брошкина с твоими координатами и есть, в конце концов, свидетель, которого мы с напарником разыскали два часа назад. Думаешь, пока ты в камере парился, мы здесь чаем с плюшками баловались или молились на то, чтобы ты «раскололся»? Да я все ноги сносил, но нашел человека, который на очной ставке загрузит тебя в одни ворота!
В доказательство последнего утверждения Волгин показал промокшие ботинки и, странное дело, именно это произвело на задержанного самое сильное впечатление.
– Подождите, да зачем мне его было убивать?
– А уж это только ты объяснить можешь, —Волгин спрятал фотографии в карман.
– Нас там не было, мы только версии можем строить. Может, и прав ты был по жизни, и не плохой ты в целом мужик, да только и сделанного не воротишь. Раз вляпался, то отвечать придется, и, между прочим, от твоего отношения к происшедшему-в уголовном праве оно «субъективной стороной» называется, – срок тоже зависит.
– Да какой срок?!
– Твой, Валентин, исключительно твой. Чтобы слегка порадовать, могу сказать, что несколько часов ты уже отсидел. Сколько тебе по суду выпишут? Может, восемь, а может, червонец или того больше; хоть «вышку» и отменили, но статья такая, что получить можно от нуля до «плюс бесконечности»…
Через несколько минут Перекатников сломался. Приняв решение, он долго не мог вымолвить ни слова, его затрясло, и чем больше он пытался совладать дрожью, тем заметнее она становилась. Он покраснел и, сжимая руками колени, обратился к Сергею:
– Дайте написать «явку».
Волгин, сомневаясь, повернулся к Кузенкову:
– По-твоему, стоит? Мы на него весь день угрохали… «Явка», дорогой ты наш, это когда человек сам приходит, а не когда его в наручниках привозят…
Тем не менее Волгин выделил два листа бумаги и авторучку, а затем, демонстрируя полное отсутствие интереса к исповеди, встал из-за стола.
– Садись ближе, будет удобнее.
Энергично разминая плечо, он прошелся по кабинету, подсказал задержанному, как писать «шапку» документа и, зевнув, объявил:
– Пойду кофейку дерну, а то что-то в сон клонит…
– Так вот же чайник. – От удачи слегка утративший сообразительность Кузенков указал на агрегат, стоявший на сейфе за спиной Перекатникова, но Сергей уже выскользнул в коридор.
Как только он оказался за дверью, от деланного равнодушия не осталось и следа. Отмахнувшись от приставаний дежурного, требовавшего избавить его от головной боли за задержанных, Сергей прошел в камеру, где растолкал дремавшего Николая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39