— Я ведь ничего и не имел.
Глава 16
В то лето я получил за свои рукописи от разных издательств несколько чеков на небольшие суммы, а маме перепало скромное наследство. Она и Фредди приехали в Оклахома-Сити и привезли с собой мою жену и ребенка, и все вместе мы направились дальше, в Форт-Уэрт в Техасе. Папа получил там какую-то работу. Вскоре после нашего приезда и я устроился привратником в одной гостинице. На мне лежала обязанность встречать клиентов и отгонять их машины на автостоянку. Это место оказалось едва ли не самым плохим из всех моих занятий.
Я работал по двенадцать часов все семь дней недели, без выходных. И получал-то всего четырнадцать долларов минус произвольные вычеты в размере от двух долларов и больше. Даже при существовавших в то время низких ценах этого недельного заработка едва хватало, чтобы прокормить семью из трех человек.
За всю смену мне не разрешалось даже присесть, не говоря уже о перерыве для отдыха. Конечно, я мог пойти перекусить или сходить в туалет, но если за время моего отсутствия подъезжал гость, то его расходы за парковку автомобиля вычитались из моего заработка. Однажды я был вынужден заплатить по счету одного джентльмена девять долларов из своих двенадцати, после чего предпочитал вообще не покидать свой пост.
Пропуск перерыва на ленч не очень меня огорчал, все равно мне не на что было покупать еду. Но бесконечное стояние на тротуаре и вынужденное игнорирование природных потребностей организма превратились в настоящее мучение. Пожалуй, закончу рассказ об этой работе: мне никогда не нравилось вспоминать о столь мучительном периоде жизни.
Откладывая по нескольку пенни, я сумел скопить достаточную сумму, чтобы взять напрокат пишущую машинку и приобрести кипу бумаги. Я обошел множество деловых издательств и получил несколько заданий. Мама и Фредди занимались сбором необходимых мне материалов. А я писал по результатам их опросов очерки в «свободное» время. От очерков на темы бизнеса я постепенно перешел к более прилично оплачиваемым репортажам о преступлениях. И через год с небольшим смог оставить работу привратника. На всю жизнь у меня остались напоминания о ней — опухающие суставы и, что гораздо серьезнее, ослабленные почки.
Долгое время я испытывал свойственное молодым людям восхищение настоящими техасцами, но мне не удавалось соответствовать высоким нравственным требованиям Техаса. Теперь же, по прошествии многих лет, когда я стал разъезжать по всему штату в поисках криминальных случаев, казалось, появились кое-какие признаки моего совершенствования или это произошло с исконными техасцами. Я прекрасно ладил с ними, и в свою очередь они относились ко мне по меньшей мере терпимо. Я уже почти укрепился в уверенности, что сумею установить прочные дружеские отношения с этими славными ребятами, когда однажды в Далласе мне дали понять всю безосновательность столь приятных надежд.
Историю о каком-либо преступлении нельзя продать журналу без фотографий, и я решил, что мне необходимо обзавестись знакомством с фотокорреспондентами. Они имели доступ к моргам, куда вообще чрезвычайно трудно пробиться, и ничего за это с меня не требовали. Мы становились старыми приятелями — старыми техасскими приятелями, выпив несколько рюмок, после чего даже речи не заходило о том, чтобы оказывать друг другу платные услуги. Правда, напитки, которыми я их угощал, и постоянно одалживаемые им небольшие суммы пробивали довольно угрожающую брешь в моем бюджете, но, помня о великодушии моих «старых приятелей», я закрывал на это глаза.
Так вот, после одной из таких поездок за фотографиями с одним из таких «старых приятелей», во время которой мы уничтожили кварту виски и приступили ко второй, он предложил посетить участниц самой древней на земле профессии. Я нерешительно отказался. Тогда он попросил одолжить ему денег.
— Дай мне взаймы пару долларов, Джим, старина. Больше и не нужно. А ты можешь подождать в холле и выпить в свое удовольствие.
— Но... Хэнк, старина... у меня нет двух долларов... то есть двух баксов, — сказал я. — Я их истратил... Взял и потратил все деньги на эту последнюю бутылку виски.
— У тебя что, вообще нет денег?
— Ну, вот только сорок пенсов, и все.
— Так давай их мне. Пойду поставлю на девчонку. Я чувствую, что мне повезет.
— А если нет?
— Что ж, тогда как-нибудь обойдусь. А что еще делать?
Я пробормотал, что, по-моему, это не очень этично.
— Ты думаешь, Хэнк, стоит это делать? Ведь если не повезет, ты не сможешь ей заплатить, ты обманешь ее.
— Подумаешь! — презрительно фыркнул он. — Зато я преподам ей очень ценный урок. Не говоря уже о том, сколько это будет ей стоить в будущем!
Я пошел с ним, а он поставил сорок центов на девушку и выиграл.
Это была громадная, обрюзгшая женщина, уже пережившая расцвет юности. Точно сказать не берусь, как давно это с ней случилось, но смею предположить, что, какой бы древней ни была эта профессия, она была одной из ее основательниц.
Проклиная свое везение, она отвела моего друга в комнату и захлопнула дверь. Я уселся на скамью, заказал себе большую порцию виски и принялся рассматривать фотокамеру. Потом закурил и заказал еще одну порцию, за которой последовал очередной стаканчик. Мой интерес к фотоаппарату не ослабевал.
И тут мне в голову пришла идея, показавшаяся великолепной.
Осторожно пройдя по коридору, я тихонько повернул ручку и слегка приоткрыл дверь комнаты, где скрылись мой приятель с матроной.
Затем медленно поднял и нацелил объектив.
Не знаю, была ли эта дама чужда условностей, была ли ее поза продиктована прихотью или профессиональной необходимостью. Во всяком случае, она стояла на коленях поперек кровати, повернувшись кормой к моему другу, и томно глядела вниз, на ночной горшок.
Сообразив, что мне понадобится вспышка, я повернулся, чтобы сбегать к скамье.
При этом я случайно скрипнул дверью.
Женщина испуганно обернулась. Какое-то мгновение она тупо смотрела на меня. Затем, задыхаясь от злобы, открыла рот и выдала истошный крик ярости. Этот рев закончился свистящим плеском, когда ее вставная челюсть выскочила и упала в горшок.
Соскочив с кровати и прикрыв рот рукой, чтобы мы не видели ее в неприличном виде, она рыкнула моему приятелю — мол, одевайся и убирайся ко всем чертям. Я помчался за ним вниз по лестнице.
— Джим, — сурово сказал он, тяжело дыша и застегивая рубашку, — Джим... мы с тобой... мы больше не друзья.
— Ну, — сказал я, — не нужно так серьезно все воспринимать, Хэнк, старина. Давай вернемся в отель, и я достану тебе пять долларов. Ты сможешь пойти в хорошее заведение.
— Нет, сэр, — твердо заявил он, — я больше и цента у вас не займу, даже если мне больше не к кому будет обратиться. Я считал тебя, Джим, своим другом...
— Так оно и есть, Хэнк.
— Своим техасским приятелем.
— Верно, я уже давно здесь живу, — подтвердил я.
— Но ты не техасец. — С мрачным удовлетворением он покачал головой. — Сколько бы техасец ни выпил, он ни за что не станет подглядывать за парнем, когда тот с женщиной. Джим, ты не... ты без... без... — Он еще немного позаикался и наконец выпалил это ужасное оскорбление.
Из всех моих критиков он был единственным, кто назвал меня... бессмертным!
Глава 17
Весной 1936 года мне стало известно о прославившемся начальнике полиции из небольшого городка Оклахомы. Я запросил журнал и получил согласие на очерк. Я съездил к нему. Оказалось, он вполне соответствовал ходившим о нем слухам, и даже больше. Он совершил так много славных подвигов, что их хватило бы на целую серию очерков. Я сообщил об этом издательству, и они снова одобрили замысел.
Конечно, они не обещали мне наверняка приобрести эту серию очерков. В издательском деле почти не бывает безотзывных обязательств. Но они считали, что может получиться очень привлекательный сериал, и с удовольствием посмотрели бы его. Мне и этого было достаточно.
Мы с семьей переехали в Оклахома-Сити (предстояло провести много времени в судебных архивах столицы штата). Там я и писал свои очерки, наезжая в городок, где жил этот полицейский, и беседуя с ним. Работа была очень долгой и изматывающей. За три месяца посещений архива и поездок к герою очерков я почти истратил мои скудные финансовые запасы. Однако я не сильно беспокоился. У меня набралось материала на сорок тысяч слов на самую интересную криминальную историю. Если вычесть оплату фотографов, я должен был получить за нее около двух тысяч долларов, а тогдашние две тысячи равны шести или восьми тысячам нынешних.
Я был в прекрасном настроении, когда сел в автобус, направляясь к моему герою. Я знал, что легко получу у него одобрение моего труда, а как только мы уладим эту формальность, работу можно будет считать законченной. Правда, чек я получу не раньше чем через две недели, но это не страшно. Я мог заложить свою пишущую машинку и на полученные деньги как-нибудь перебиться эти две недели.
Я прибыл на место назначения. Мечтательно улыбаясь, я поднялся в полицейский участок. Две тысячи долларов — ничего себе! И так кстати! Мы с женой могли бы приобрести собственный домик для второго ребенка, которого тогда ждали.
Итак, я вошел в участок, расплываясь в улыбке, как дурак. И через некоторое время вышел оттуда, пошатываясь, настолько потрясенный и разбитый, что едва не свалился с лестницы. Мои очерки оказались ничего не стоящими. Ни один журнал в мире не примет их даже в качестве подарка. Потому что все сорок тысяч слов расписывали моего начальника полиции как образцового служаку — человека безупречной честности, целиком преданного своему долгу. И все это оказалось ложью. Он лгал многие годы, и наконец-то эту ложь пресекли, вывели оборотня на чистую воду.
Я подошел к мусорному контейнеру и швырнул в него толстую, тщательно подготовленную рукопись. И сел в автобус, который повез меня в Оклахома-Сити.
Шеф полиции — и глава шайки грабителей, охватывающей несколько штатов и занимающейся угоном автомобилей! Шеф полиции — заключенный в собственную тюрьму! Смешнее ничего не придумаешь, но мне почему-то не хотелось смеяться.
Вернувшись в Оклахома-Сити, я обрушил эту новость на мою бедную жену. На следующее утро, заложив пишущую машинку, я начал искать работу. Мне позарез нужно было найти хотя бы временную. Профессия свободного журналиста, как и многие другие, требовала капитала.
В первой же газете, куда я обратился, — а это была ежедневная ведущая газета города, — мне сразу отказали. Я пошел в редакцию другой газеты, и редактор отдела городских новостей, хотя и несколько странный и церемонный, пригласил меня сесть.
— Может, мы и найдем что-нибудь для переделки, — сказал он. — Ничего определенного, но... Кстати, давно ли вы здесь живете?
— Около десяти лет, — сказал я, утаив тот факт, что этот период в основном падал на мое детство.
— Нас не очень устроило бы, если бы вы недавно сюда переехали, — пробормотал он. — Мы не хотим нанимать временных работников. Наша газета предназначена для коренных жителей города.
Я заверил его, что я как раз тот человек, который ему нужен.
— Я уезжал на несколько лет на учебу в колледже...
— Отлично. Дайте мне ваш номер телефона, и я позвоню вам через пару дней.
У меня не было своего телефона, а номер телефона нашей домохозяйки я не помнил. На другие вещи у меня довольно прочная память, но телефонные номера в ней просто не удерживаются.
— Я... Думаю, мне нужно будет посмотреть его, — промямлил я. — Понимаете, мы только что переехали, и...
— Тогда назовите мне свой прежний номер телефона. Оператор переключит меня на вашу новую квартиру.
— Гм-м... Дело в том...
Я проклинал себя последними словами. Мне следовало сразу сказать ему, что у меня нет телефона, но я совершенно растерялся и не подумал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Глава 16
В то лето я получил за свои рукописи от разных издательств несколько чеков на небольшие суммы, а маме перепало скромное наследство. Она и Фредди приехали в Оклахома-Сити и привезли с собой мою жену и ребенка, и все вместе мы направились дальше, в Форт-Уэрт в Техасе. Папа получил там какую-то работу. Вскоре после нашего приезда и я устроился привратником в одной гостинице. На мне лежала обязанность встречать клиентов и отгонять их машины на автостоянку. Это место оказалось едва ли не самым плохим из всех моих занятий.
Я работал по двенадцать часов все семь дней недели, без выходных. И получал-то всего четырнадцать долларов минус произвольные вычеты в размере от двух долларов и больше. Даже при существовавших в то время низких ценах этого недельного заработка едва хватало, чтобы прокормить семью из трех человек.
За всю смену мне не разрешалось даже присесть, не говоря уже о перерыве для отдыха. Конечно, я мог пойти перекусить или сходить в туалет, но если за время моего отсутствия подъезжал гость, то его расходы за парковку автомобиля вычитались из моего заработка. Однажды я был вынужден заплатить по счету одного джентльмена девять долларов из своих двенадцати, после чего предпочитал вообще не покидать свой пост.
Пропуск перерыва на ленч не очень меня огорчал, все равно мне не на что было покупать еду. Но бесконечное стояние на тротуаре и вынужденное игнорирование природных потребностей организма превратились в настоящее мучение. Пожалуй, закончу рассказ об этой работе: мне никогда не нравилось вспоминать о столь мучительном периоде жизни.
Откладывая по нескольку пенни, я сумел скопить достаточную сумму, чтобы взять напрокат пишущую машинку и приобрести кипу бумаги. Я обошел множество деловых издательств и получил несколько заданий. Мама и Фредди занимались сбором необходимых мне материалов. А я писал по результатам их опросов очерки в «свободное» время. От очерков на темы бизнеса я постепенно перешел к более прилично оплачиваемым репортажам о преступлениях. И через год с небольшим смог оставить работу привратника. На всю жизнь у меня остались напоминания о ней — опухающие суставы и, что гораздо серьезнее, ослабленные почки.
Долгое время я испытывал свойственное молодым людям восхищение настоящими техасцами, но мне не удавалось соответствовать высоким нравственным требованиям Техаса. Теперь же, по прошествии многих лет, когда я стал разъезжать по всему штату в поисках криминальных случаев, казалось, появились кое-какие признаки моего совершенствования или это произошло с исконными техасцами. Я прекрасно ладил с ними, и в свою очередь они относились ко мне по меньшей мере терпимо. Я уже почти укрепился в уверенности, что сумею установить прочные дружеские отношения с этими славными ребятами, когда однажды в Далласе мне дали понять всю безосновательность столь приятных надежд.
Историю о каком-либо преступлении нельзя продать журналу без фотографий, и я решил, что мне необходимо обзавестись знакомством с фотокорреспондентами. Они имели доступ к моргам, куда вообще чрезвычайно трудно пробиться, и ничего за это с меня не требовали. Мы становились старыми приятелями — старыми техасскими приятелями, выпив несколько рюмок, после чего даже речи не заходило о том, чтобы оказывать друг другу платные услуги. Правда, напитки, которыми я их угощал, и постоянно одалживаемые им небольшие суммы пробивали довольно угрожающую брешь в моем бюджете, но, помня о великодушии моих «старых приятелей», я закрывал на это глаза.
Так вот, после одной из таких поездок за фотографиями с одним из таких «старых приятелей», во время которой мы уничтожили кварту виски и приступили ко второй, он предложил посетить участниц самой древней на земле профессии. Я нерешительно отказался. Тогда он попросил одолжить ему денег.
— Дай мне взаймы пару долларов, Джим, старина. Больше и не нужно. А ты можешь подождать в холле и выпить в свое удовольствие.
— Но... Хэнк, старина... у меня нет двух долларов... то есть двух баксов, — сказал я. — Я их истратил... Взял и потратил все деньги на эту последнюю бутылку виски.
— У тебя что, вообще нет денег?
— Ну, вот только сорок пенсов, и все.
— Так давай их мне. Пойду поставлю на девчонку. Я чувствую, что мне повезет.
— А если нет?
— Что ж, тогда как-нибудь обойдусь. А что еще делать?
Я пробормотал, что, по-моему, это не очень этично.
— Ты думаешь, Хэнк, стоит это делать? Ведь если не повезет, ты не сможешь ей заплатить, ты обманешь ее.
— Подумаешь! — презрительно фыркнул он. — Зато я преподам ей очень ценный урок. Не говоря уже о том, сколько это будет ей стоить в будущем!
Я пошел с ним, а он поставил сорок центов на девушку и выиграл.
Это была громадная, обрюзгшая женщина, уже пережившая расцвет юности. Точно сказать не берусь, как давно это с ней случилось, но смею предположить, что, какой бы древней ни была эта профессия, она была одной из ее основательниц.
Проклиная свое везение, она отвела моего друга в комнату и захлопнула дверь. Я уселся на скамью, заказал себе большую порцию виски и принялся рассматривать фотокамеру. Потом закурил и заказал еще одну порцию, за которой последовал очередной стаканчик. Мой интерес к фотоаппарату не ослабевал.
И тут мне в голову пришла идея, показавшаяся великолепной.
Осторожно пройдя по коридору, я тихонько повернул ручку и слегка приоткрыл дверь комнаты, где скрылись мой приятель с матроной.
Затем медленно поднял и нацелил объектив.
Не знаю, была ли эта дама чужда условностей, была ли ее поза продиктована прихотью или профессиональной необходимостью. Во всяком случае, она стояла на коленях поперек кровати, повернувшись кормой к моему другу, и томно глядела вниз, на ночной горшок.
Сообразив, что мне понадобится вспышка, я повернулся, чтобы сбегать к скамье.
При этом я случайно скрипнул дверью.
Женщина испуганно обернулась. Какое-то мгновение она тупо смотрела на меня. Затем, задыхаясь от злобы, открыла рот и выдала истошный крик ярости. Этот рев закончился свистящим плеском, когда ее вставная челюсть выскочила и упала в горшок.
Соскочив с кровати и прикрыв рот рукой, чтобы мы не видели ее в неприличном виде, она рыкнула моему приятелю — мол, одевайся и убирайся ко всем чертям. Я помчался за ним вниз по лестнице.
— Джим, — сурово сказал он, тяжело дыша и застегивая рубашку, — Джим... мы с тобой... мы больше не друзья.
— Ну, — сказал я, — не нужно так серьезно все воспринимать, Хэнк, старина. Давай вернемся в отель, и я достану тебе пять долларов. Ты сможешь пойти в хорошее заведение.
— Нет, сэр, — твердо заявил он, — я больше и цента у вас не займу, даже если мне больше не к кому будет обратиться. Я считал тебя, Джим, своим другом...
— Так оно и есть, Хэнк.
— Своим техасским приятелем.
— Верно, я уже давно здесь живу, — подтвердил я.
— Но ты не техасец. — С мрачным удовлетворением он покачал головой. — Сколько бы техасец ни выпил, он ни за что не станет подглядывать за парнем, когда тот с женщиной. Джим, ты не... ты без... без... — Он еще немного позаикался и наконец выпалил это ужасное оскорбление.
Из всех моих критиков он был единственным, кто назвал меня... бессмертным!
Глава 17
Весной 1936 года мне стало известно о прославившемся начальнике полиции из небольшого городка Оклахомы. Я запросил журнал и получил согласие на очерк. Я съездил к нему. Оказалось, он вполне соответствовал ходившим о нем слухам, и даже больше. Он совершил так много славных подвигов, что их хватило бы на целую серию очерков. Я сообщил об этом издательству, и они снова одобрили замысел.
Конечно, они не обещали мне наверняка приобрести эту серию очерков. В издательском деле почти не бывает безотзывных обязательств. Но они считали, что может получиться очень привлекательный сериал, и с удовольствием посмотрели бы его. Мне и этого было достаточно.
Мы с семьей переехали в Оклахома-Сити (предстояло провести много времени в судебных архивах столицы штата). Там я и писал свои очерки, наезжая в городок, где жил этот полицейский, и беседуя с ним. Работа была очень долгой и изматывающей. За три месяца посещений архива и поездок к герою очерков я почти истратил мои скудные финансовые запасы. Однако я не сильно беспокоился. У меня набралось материала на сорок тысяч слов на самую интересную криминальную историю. Если вычесть оплату фотографов, я должен был получить за нее около двух тысяч долларов, а тогдашние две тысячи равны шести или восьми тысячам нынешних.
Я был в прекрасном настроении, когда сел в автобус, направляясь к моему герою. Я знал, что легко получу у него одобрение моего труда, а как только мы уладим эту формальность, работу можно будет считать законченной. Правда, чек я получу не раньше чем через две недели, но это не страшно. Я мог заложить свою пишущую машинку и на полученные деньги как-нибудь перебиться эти две недели.
Я прибыл на место назначения. Мечтательно улыбаясь, я поднялся в полицейский участок. Две тысячи долларов — ничего себе! И так кстати! Мы с женой могли бы приобрести собственный домик для второго ребенка, которого тогда ждали.
Итак, я вошел в участок, расплываясь в улыбке, как дурак. И через некоторое время вышел оттуда, пошатываясь, настолько потрясенный и разбитый, что едва не свалился с лестницы. Мои очерки оказались ничего не стоящими. Ни один журнал в мире не примет их даже в качестве подарка. Потому что все сорок тысяч слов расписывали моего начальника полиции как образцового служаку — человека безупречной честности, целиком преданного своему долгу. И все это оказалось ложью. Он лгал многие годы, и наконец-то эту ложь пресекли, вывели оборотня на чистую воду.
Я подошел к мусорному контейнеру и швырнул в него толстую, тщательно подготовленную рукопись. И сел в автобус, который повез меня в Оклахома-Сити.
Шеф полиции — и глава шайки грабителей, охватывающей несколько штатов и занимающейся угоном автомобилей! Шеф полиции — заключенный в собственную тюрьму! Смешнее ничего не придумаешь, но мне почему-то не хотелось смеяться.
Вернувшись в Оклахома-Сити, я обрушил эту новость на мою бедную жену. На следующее утро, заложив пишущую машинку, я начал искать работу. Мне позарез нужно было найти хотя бы временную. Профессия свободного журналиста, как и многие другие, требовала капитала.
В первой же газете, куда я обратился, — а это была ежедневная ведущая газета города, — мне сразу отказали. Я пошел в редакцию другой газеты, и редактор отдела городских новостей, хотя и несколько странный и церемонный, пригласил меня сесть.
— Может, мы и найдем что-нибудь для переделки, — сказал он. — Ничего определенного, но... Кстати, давно ли вы здесь живете?
— Около десяти лет, — сказал я, утаив тот факт, что этот период в основном падал на мое детство.
— Нас не очень устроило бы, если бы вы недавно сюда переехали, — пробормотал он. — Мы не хотим нанимать временных работников. Наша газета предназначена для коренных жителей города.
Я заверил его, что я как раз тот человек, который ему нужен.
— Я уезжал на несколько лет на учебу в колледже...
— Отлично. Дайте мне ваш номер телефона, и я позвоню вам через пару дней.
У меня не было своего телефона, а номер телефона нашей домохозяйки я не помнил. На другие вещи у меня довольно прочная память, но телефонные номера в ней просто не удерживаются.
— Я... Думаю, мне нужно будет посмотреть его, — промямлил я. — Понимаете, мы только что переехали, и...
— Тогда назовите мне свой прежний номер телефона. Оператор переключит меня на вашу новую квартиру.
— Гм-м... Дело в том...
Я проклинал себя последними словами. Мне следовало сразу сказать ему, что у меня нет телефона, но я совершенно растерялся и не подумал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27