Но я должен признаться: без смелой инициативы командира Жана Дерваля, корабль которого приблизился как раз в нужную точку, нам бы не удалось спастись.
– Извините меня за такой внешний вид, – добавил он с улыбкой. – Славные матросы миноносца и доктор Юбер, находящийся на борту судна, любезно одолжили мне одежду, без которой я бы не посмел никогда появиться перед вами.
– Ах, да! – прервал комиссар полиции. – Поскольку вы спаслись, мсье Жюв, и ваш друг Фандор тоже, то кто же умер на корабле?
– Никто, – весело ответил полицейский.
– Однако, – заметил комиссар, – флаг на корабле был приспущен.
– Да, разумеется, – сказал Жюв. – Это небольшой розыгрыш с моей стороны, а также предпринятая мера предосторожности. Я бы хотел вернуться в Булонь незамеченным, чтобы обмануть Фантомаса. А он, по всей вероятности, знал, что был послан корабль на наши розыски, и хотел бы иметь сведения о результатах затеи. Теперь, как и все жители Булони, Фантомас должен считать нас мертвыми.
– Браво! – воскликнул комиссар.
В порыве чрезвычайного волнения мсье Виале горячо сжал руки Жюва.
– Я очень счастлив, очень счастлив, – произнес этот превосходный человек, – что вы остались живы. Представляю, сколько вы должны были пережить, чтобы ожесточиться и с такой смелостью броситься на преследование этого страшного Фантомаса! Я не трус, но сознаюсь, на вашем месте…
Жюв скромно его прервал.
– Это моя профессия, – сказал он просто, – и не надо меня благодарить.
Между тем комиссар полиции обратился к мсье Виале:
– Согласно вашим указаниям, господин мэр, я пришел к выводу, что нужно напечатать объявления об отмене праздника на завтрашний день.
Услышав об этом, Жюв спросил:
– По какой причине?
– О Боже, – сказал мэр, – эти события, эти драмы слишком эмоциональны, чтобы население смогло веселиться еще завтра. Я знаю, это повредит нашей торговле, но, наконец, что же вы хотите?
Жюв ответил:
– Я хочу, мсье мэр, я вас умоляю ничего подобного не предпринимать; нельзя отменить праздники, проведение их преследует прежде всего промышленный и коммерческий интерес и, кроме того, соответствует моим планам. Начиная с завтрашнего дня, я хотел бы встретиться с Фантомасом, по крайней мере, напасть на его следы, и я очень рассчитываю на оживление в городе, создаваемое праздниками, что поможет мне достичь поставленной цели.
– Вы этому верите? – удивился мэр. – Вы считаете, что Фантомас настолько смел, что остался в Булони?
– Я в этом убежден, – сказал Жюв. – Он и его сообщники не должны были уйти.
Трое мужчин обсуждали этот вопрос еще некоторое время. Затем благодаря настойчивости полицейского мсье Виале объявил:
– Вопрос решен. Праздники не отменяются, но если когда-либо, мсье Жюв, меня будут упрекать по этому поводу, я объявлю, что действовал по вашему указанию.
Жюв пожал руку мсье Виале и сказал:
– Согласен. Я готов нести ответственность за принятое вами решение.
Несмотря на трагические события, разыгравшиеся в городе накануне, на следующее утро Булонь проснулась в шумном веселье, погода улучшилась, и голубое небо полностью очистилось от страшных туч, которые затемняли город накануне и предопределили столь печальные события.
Несомненно, каждый оплакивал убийство Фантомасом княгини, но главным образом народ оплакивал печальный конец Жюва и Фандора; никто не знал, что они спаслись.
Но, как утверждают философы: «Что тут можно было поделать? Сделанного не вернешь. Все должно идти своим чередом».
Программа праздников оказалась очень загруженной. Утро началось с конного состязания за бассейном порта. На послеполуденное время был назначен знаменитый старт воздушных шаров, который не смогли провести накануне, а теперь, казалось, погода благоприятствовала этому.
Наконец, между делом, должна была состояться наиболее значительная церемония программы – открытие на площади 14 июля гипсового макета бронзовой статуи, которую город при содействии частных подписчиков должен был в скором времени воздвигнуть в честь первого из аэронавтов – Пилатра де Розье, сделавшего попытку пересечь Ла-Манш.
Проект памятника выполнил известный талантливый скульптор. Макет был окружен чем-то вроде палатки из холста, внутри которой планировалось произносить обязательные в таких случаях речи перед официальными делегациями, должностными лицами и элитой города.
Торжественная церемония должна была начаться в три часа; более тысячи людей были на нее приглашены. С этой целью под большим тентом расставили скамьи без спинок, где каждый мог занять место.
Жюв и Фандор, скрывающиеся в толпе, с самого утра забавлялись тем, что вслушивались в различного рода толки, пересуды, в которых отражались всевозможные мнения.
Иногда они даже принимали участие в разговорах и, поскольку были по-своему скромными людьми и не стремились создать себе рекламу, то испытывали теплые чувства, узнав, как почтительно к ним относятся.
С трогательным единодушием люди оплакивали их трагический конец; Фандор, позволив себе сказать в подходящий момент в одной из собравшихся групп людей, что этот полицейский и журналист, которых они превозносили до небес, и не были уж такими смелыми, как все считают, чуть не был атакован с флангов.
Жюва и Фандора в большей степени интересовал Фантомас, чем комментарии, вызванные их предполагаемой смертью. И если они блуждали в толпе с самого утра и снова смешивались с ней после полудня, то только в надежде, что их непримиримый противник, страшный преступник со свойственной ему дерзкой смелостью непременно прядет, чтобы прогуляться в тесных рядах толпы, если он все еще в Булони, а это вполне допустимо.
В таком случае можно было быть вполне уверенным, если Жюв и Фандор встретят его, им достаточно только произнести его имя:
– Фантомас!
Им достаточно только сделать жест, и двадцатитысячная толпа сразу же с ожесточением бросится на него.
Фантомас, между тем, не появлялся.
Жюв и Фандор пришли на площадь 14 июля. Полицейский указал журналисту на большую палатку из холста, внутри которой находились макет статуи Пилатру де Розье и тысяча приглашенных, выбранных муниципалитетом, чтобы присутствовать на открытии памятника.
– Войдем туда, – предложил полицейский. И, предъявив приглашение, они оба проникли внутрь. В палатке можно было задохнуться от жары.
Началась церемония открытия памятника.
На эстраде, изящно украшенной знаменем и зелеными ветками, возвышался макет из гипса, контуры которого угадывались под наброшенным на него серым полотном.
Вокруг монумента, в креслах с позолоченными подлокотниками, заняли места официальные лица.
Мэр города исполнял обязанности председателя, по правую руку от него находился супрефект, а по левую – бригадный генерал.
Позади трех высокопоставленных лиц расположились депутаты, муниципальные советники и делегаты больших спортивных ассоциаций, в частности, аэроклуба; большинство официальных лиц должны были произносить речи. Сначала со вступительным словом выступил мэр города.
– Господа и уважаемые коллеги, – произнес мсье Виале. – Я хотел бы вам сказать, что, несмотря на вчерашний траур, праздники сегодня в городе все же состоялись по просьбе одного из должностных лиц, имени которого я здесь не называю, но которое само по себе является достаточно авторитетным, чтобы учесть его просьбу. Именно поэтому за вчерашним днем, отягощенным трауром, последовал сегодняшний, принесший столько радости. Хотя мы пережили достаточно горя, но есть и светлые стороны в нашей жизни, у нас есть чем гордиться. Мы должны приветствовать общественную и частную благотворительность, позволившую нам отдать справедливую дань уважения памяти одного из первых воздухоплавателей Пилатра де Розье, который, проявив необыкновенное упорство и неслыханную смелость, заплатил своей жизнью за предпринятую им попытку. Это произошло в предместье нашего города.
Гром аплодисментов раздался как одобрение словам мсье Виале, который остановился на одно мгновение, чтобы передохнуть. Затем мэр познакомил своих слушателей с биографическими и историческими аспектами аэронавтики.
Но предварительно по его знаку рабочие, находившиеся рядом с макетом, сняли серое покрывало, закрывавшее его от посторонних глаз, что позволило присутствующим любоваться выполненной работой.
Раздались аплодисменты, крики восхищения, ибо она того заслуживала.
Гипсовая статуя была несколько больше по высоте, чем в натуре. Черты лица Пилатра де Розье воспроизводились с удивительной четкостью. Архитектор старался, следуя документальным данным эпохи, уловить сходство и придать лицу аэронавта одновременно грустное и вдохновенное выражение, свойственное всем героям и мученикам.
Подобно раненой птице статуя Пилатра де Розье занимала неустойчивое положение. Создавалось впечатление, что человек после падения старался вновь подняться и не смог.
Левая его рука почти опиралась на твердую почву рядом с приклоненным к земле коленом, а правая рука с мольбой обращалась к небу.
После достаточного ознакомления с макетом памятника мсье Виале вновь возобновил свою речь, и добрых полчаса присутствующие находились под обаянием его выступления.
Затем пришел черед выступлениям супрефекта, генерала и многих других лиц, обладавших каким-либо званием и находившихся на эстраде, чтобы теперь от имени своих группировок отдать дань уважения памяти Пилатра де Розье.
Выступления продолжались почти два часа. Когда они закончились, мэр снова встал и, сделав знак рукой, заметил, что он еще хотел бы сказать несколько слов.
Толпа людей, собравшаяся уходить, держалась спокойно и внимательно.
– Господа и уважаемые коллеги, – объявил мсье Виале, – мне осталось выполнить еще одну приятную обязанность: сообщить вам о ходе подписки по сбору средств на сооружение памятников Пилатру де Розье как в самом городе Булонь, так и по всей Франции. Вы, несомненно, заметили, – продолжал он, – что рядом с гипсовым макетом лежит бумажник, которому, казалось бы, и не следовало лежать рядом с памятником.
Этот бумажник, господа, содержит сумму в сорок тысяч франков, представленную в сорока билетах по тысяче франков. Я счел нужным принести этот бумажник и, отдавая дань уважения памяти Пилатра де Розье, положить его у основания статуи, прежде чем отдать скульптору.
Аплодисменты закончились, и любопытствующая толпа созерцала бумажник, который ранее и не заметила. Мсье Виале приблизился к статуе.
Он взял бумажник, поднял его на уровень своего лица.
– Господа, – начал он, – в этом бумажнике находится сумма…
Но мэр внезапно остановился.
Его лицо стало абсолютно белым, и если бы несколько людей не бросились к нему на помощь, чтобы поддержать, он упал бы навзничь.
Присутствующие были удивлены. Инстинктивным движением толпа обратилась к эстраде, но полицейские, несущие службу по охране порядка, с самого начала выступлений образовали строгий кордон изоляции вокруг памятника и не позволяли приблизиться к нему.
Один из врачей, оказавшихся поблизости, а именно доктор Юбер, подошел к господину мэру.
Он ослабил галстук, расстегнул отложной воротник, и мсье Виале свободно вздохнул.
– Ничего особенного, – сказал доктор Юбер, чтобы успокоить толпу, – простое недомогание.
Люди уже начали успокаиваться, но вдруг другая новость потрясла их. Некто, находящийся на эстраде, в руки которого, в буквальном смысле слова, упал бумажник, неожиданно произнес неосторожно сорвавшиеся с языка слова, смысл которых поверг толпу в ужас:
– Бумажник пустой! Банковские билеты исчезли!
С этого момента начался абсолютный беспорядок. Настоящее сумасшествие.
– Пусть никто не выходит! – громко выкрикнул чей-то голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Извините меня за такой внешний вид, – добавил он с улыбкой. – Славные матросы миноносца и доктор Юбер, находящийся на борту судна, любезно одолжили мне одежду, без которой я бы не посмел никогда появиться перед вами.
– Ах, да! – прервал комиссар полиции. – Поскольку вы спаслись, мсье Жюв, и ваш друг Фандор тоже, то кто же умер на корабле?
– Никто, – весело ответил полицейский.
– Однако, – заметил комиссар, – флаг на корабле был приспущен.
– Да, разумеется, – сказал Жюв. – Это небольшой розыгрыш с моей стороны, а также предпринятая мера предосторожности. Я бы хотел вернуться в Булонь незамеченным, чтобы обмануть Фантомаса. А он, по всей вероятности, знал, что был послан корабль на наши розыски, и хотел бы иметь сведения о результатах затеи. Теперь, как и все жители Булони, Фантомас должен считать нас мертвыми.
– Браво! – воскликнул комиссар.
В порыве чрезвычайного волнения мсье Виале горячо сжал руки Жюва.
– Я очень счастлив, очень счастлив, – произнес этот превосходный человек, – что вы остались живы. Представляю, сколько вы должны были пережить, чтобы ожесточиться и с такой смелостью броситься на преследование этого страшного Фантомаса! Я не трус, но сознаюсь, на вашем месте…
Жюв скромно его прервал.
– Это моя профессия, – сказал он просто, – и не надо меня благодарить.
Между тем комиссар полиции обратился к мсье Виале:
– Согласно вашим указаниям, господин мэр, я пришел к выводу, что нужно напечатать объявления об отмене праздника на завтрашний день.
Услышав об этом, Жюв спросил:
– По какой причине?
– О Боже, – сказал мэр, – эти события, эти драмы слишком эмоциональны, чтобы население смогло веселиться еще завтра. Я знаю, это повредит нашей торговле, но, наконец, что же вы хотите?
Жюв ответил:
– Я хочу, мсье мэр, я вас умоляю ничего подобного не предпринимать; нельзя отменить праздники, проведение их преследует прежде всего промышленный и коммерческий интерес и, кроме того, соответствует моим планам. Начиная с завтрашнего дня, я хотел бы встретиться с Фантомасом, по крайней мере, напасть на его следы, и я очень рассчитываю на оживление в городе, создаваемое праздниками, что поможет мне достичь поставленной цели.
– Вы этому верите? – удивился мэр. – Вы считаете, что Фантомас настолько смел, что остался в Булони?
– Я в этом убежден, – сказал Жюв. – Он и его сообщники не должны были уйти.
Трое мужчин обсуждали этот вопрос еще некоторое время. Затем благодаря настойчивости полицейского мсье Виале объявил:
– Вопрос решен. Праздники не отменяются, но если когда-либо, мсье Жюв, меня будут упрекать по этому поводу, я объявлю, что действовал по вашему указанию.
Жюв пожал руку мсье Виале и сказал:
– Согласен. Я готов нести ответственность за принятое вами решение.
Несмотря на трагические события, разыгравшиеся в городе накануне, на следующее утро Булонь проснулась в шумном веселье, погода улучшилась, и голубое небо полностью очистилось от страшных туч, которые затемняли город накануне и предопределили столь печальные события.
Несомненно, каждый оплакивал убийство Фантомасом княгини, но главным образом народ оплакивал печальный конец Жюва и Фандора; никто не знал, что они спаслись.
Но, как утверждают философы: «Что тут можно было поделать? Сделанного не вернешь. Все должно идти своим чередом».
Программа праздников оказалась очень загруженной. Утро началось с конного состязания за бассейном порта. На послеполуденное время был назначен знаменитый старт воздушных шаров, который не смогли провести накануне, а теперь, казалось, погода благоприятствовала этому.
Наконец, между делом, должна была состояться наиболее значительная церемония программы – открытие на площади 14 июля гипсового макета бронзовой статуи, которую город при содействии частных подписчиков должен был в скором времени воздвигнуть в честь первого из аэронавтов – Пилатра де Розье, сделавшего попытку пересечь Ла-Манш.
Проект памятника выполнил известный талантливый скульптор. Макет был окружен чем-то вроде палатки из холста, внутри которой планировалось произносить обязательные в таких случаях речи перед официальными делегациями, должностными лицами и элитой города.
Торжественная церемония должна была начаться в три часа; более тысячи людей были на нее приглашены. С этой целью под большим тентом расставили скамьи без спинок, где каждый мог занять место.
Жюв и Фандор, скрывающиеся в толпе, с самого утра забавлялись тем, что вслушивались в различного рода толки, пересуды, в которых отражались всевозможные мнения.
Иногда они даже принимали участие в разговорах и, поскольку были по-своему скромными людьми и не стремились создать себе рекламу, то испытывали теплые чувства, узнав, как почтительно к ним относятся.
С трогательным единодушием люди оплакивали их трагический конец; Фандор, позволив себе сказать в подходящий момент в одной из собравшихся групп людей, что этот полицейский и журналист, которых они превозносили до небес, и не были уж такими смелыми, как все считают, чуть не был атакован с флангов.
Жюва и Фандора в большей степени интересовал Фантомас, чем комментарии, вызванные их предполагаемой смертью. И если они блуждали в толпе с самого утра и снова смешивались с ней после полудня, то только в надежде, что их непримиримый противник, страшный преступник со свойственной ему дерзкой смелостью непременно прядет, чтобы прогуляться в тесных рядах толпы, если он все еще в Булони, а это вполне допустимо.
В таком случае можно было быть вполне уверенным, если Жюв и Фандор встретят его, им достаточно только произнести его имя:
– Фантомас!
Им достаточно только сделать жест, и двадцатитысячная толпа сразу же с ожесточением бросится на него.
Фантомас, между тем, не появлялся.
Жюв и Фандор пришли на площадь 14 июля. Полицейский указал журналисту на большую палатку из холста, внутри которой находились макет статуи Пилатру де Розье и тысяча приглашенных, выбранных муниципалитетом, чтобы присутствовать на открытии памятника.
– Войдем туда, – предложил полицейский. И, предъявив приглашение, они оба проникли внутрь. В палатке можно было задохнуться от жары.
Началась церемония открытия памятника.
На эстраде, изящно украшенной знаменем и зелеными ветками, возвышался макет из гипса, контуры которого угадывались под наброшенным на него серым полотном.
Вокруг монумента, в креслах с позолоченными подлокотниками, заняли места официальные лица.
Мэр города исполнял обязанности председателя, по правую руку от него находился супрефект, а по левую – бригадный генерал.
Позади трех высокопоставленных лиц расположились депутаты, муниципальные советники и делегаты больших спортивных ассоциаций, в частности, аэроклуба; большинство официальных лиц должны были произносить речи. Сначала со вступительным словом выступил мэр города.
– Господа и уважаемые коллеги, – произнес мсье Виале. – Я хотел бы вам сказать, что, несмотря на вчерашний траур, праздники сегодня в городе все же состоялись по просьбе одного из должностных лиц, имени которого я здесь не называю, но которое само по себе является достаточно авторитетным, чтобы учесть его просьбу. Именно поэтому за вчерашним днем, отягощенным трауром, последовал сегодняшний, принесший столько радости. Хотя мы пережили достаточно горя, но есть и светлые стороны в нашей жизни, у нас есть чем гордиться. Мы должны приветствовать общественную и частную благотворительность, позволившую нам отдать справедливую дань уважения памяти одного из первых воздухоплавателей Пилатра де Розье, который, проявив необыкновенное упорство и неслыханную смелость, заплатил своей жизнью за предпринятую им попытку. Это произошло в предместье нашего города.
Гром аплодисментов раздался как одобрение словам мсье Виале, который остановился на одно мгновение, чтобы передохнуть. Затем мэр познакомил своих слушателей с биографическими и историческими аспектами аэронавтики.
Но предварительно по его знаку рабочие, находившиеся рядом с макетом, сняли серое покрывало, закрывавшее его от посторонних глаз, что позволило присутствующим любоваться выполненной работой.
Раздались аплодисменты, крики восхищения, ибо она того заслуживала.
Гипсовая статуя была несколько больше по высоте, чем в натуре. Черты лица Пилатра де Розье воспроизводились с удивительной четкостью. Архитектор старался, следуя документальным данным эпохи, уловить сходство и придать лицу аэронавта одновременно грустное и вдохновенное выражение, свойственное всем героям и мученикам.
Подобно раненой птице статуя Пилатра де Розье занимала неустойчивое положение. Создавалось впечатление, что человек после падения старался вновь подняться и не смог.
Левая его рука почти опиралась на твердую почву рядом с приклоненным к земле коленом, а правая рука с мольбой обращалась к небу.
После достаточного ознакомления с макетом памятника мсье Виале вновь возобновил свою речь, и добрых полчаса присутствующие находились под обаянием его выступления.
Затем пришел черед выступлениям супрефекта, генерала и многих других лиц, обладавших каким-либо званием и находившихся на эстраде, чтобы теперь от имени своих группировок отдать дань уважения памяти Пилатра де Розье.
Выступления продолжались почти два часа. Когда они закончились, мэр снова встал и, сделав знак рукой, заметил, что он еще хотел бы сказать несколько слов.
Толпа людей, собравшаяся уходить, держалась спокойно и внимательно.
– Господа и уважаемые коллеги, – объявил мсье Виале, – мне осталось выполнить еще одну приятную обязанность: сообщить вам о ходе подписки по сбору средств на сооружение памятников Пилатру де Розье как в самом городе Булонь, так и по всей Франции. Вы, несомненно, заметили, – продолжал он, – что рядом с гипсовым макетом лежит бумажник, которому, казалось бы, и не следовало лежать рядом с памятником.
Этот бумажник, господа, содержит сумму в сорок тысяч франков, представленную в сорока билетах по тысяче франков. Я счел нужным принести этот бумажник и, отдавая дань уважения памяти Пилатра де Розье, положить его у основания статуи, прежде чем отдать скульптору.
Аплодисменты закончились, и любопытствующая толпа созерцала бумажник, который ранее и не заметила. Мсье Виале приблизился к статуе.
Он взял бумажник, поднял его на уровень своего лица.
– Господа, – начал он, – в этом бумажнике находится сумма…
Но мэр внезапно остановился.
Его лицо стало абсолютно белым, и если бы несколько людей не бросились к нему на помощь, чтобы поддержать, он упал бы навзничь.
Присутствующие были удивлены. Инстинктивным движением толпа обратилась к эстраде, но полицейские, несущие службу по охране порядка, с самого начала выступлений образовали строгий кордон изоляции вокруг памятника и не позволяли приблизиться к нему.
Один из врачей, оказавшихся поблизости, а именно доктор Юбер, подошел к господину мэру.
Он ослабил галстук, расстегнул отложной воротник, и мсье Виале свободно вздохнул.
– Ничего особенного, – сказал доктор Юбер, чтобы успокоить толпу, – простое недомогание.
Люди уже начали успокаиваться, но вдруг другая новость потрясла их. Некто, находящийся на эстраде, в руки которого, в буквальном смысле слова, упал бумажник, неожиданно произнес неосторожно сорвавшиеся с языка слова, смысл которых поверг толпу в ужас:
– Бумажник пустой! Банковские билеты исчезли!
С этого момента начался абсолютный беспорядок. Настоящее сумасшествие.
– Пусть никто не выходит! – громко выкрикнул чей-то голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49