На фотографии был молодой мужчина, с волнистыми волосами, большим носом и маленьким ртом с тонкими губами.
— Теперь он выглядел уже не так, — сказала женщина.
— А как он выглядел? Вы не могли бы попытаться описать его?
Казалось, эта внезапная просьба совершенно не удивила ее, и она мгновенно ответила:
— Он был не такой высокий, как вы, но выше меня. Приблизительно метр восемьдесят два сантиметра. Очень худой. У него были очень редкие волосы, тронутые сединой. Не знаю, что еще я могу вам сказать. Он выглядел симпатично, по крайней мере мне так казалось, хотя, конечно, нельзя утверждать, что он красавец — у него был большой нос и тонкие губы. Но выглядел он симпатично.
— Благодарю вас, фру Энгстрём, — сказал Мартин Бек. — Больше я не буду вас беспокоить.
Она проводила его до двери и не закрывала ее до тех пор, пока за ним не захлопнулась дверь на улицу.
Мартин Бек сделал глубокий вдох и быстро зашагал но улице. Ему уже хотелось снова оказаться за своим письменным столом.
На столе лежали две коротких записки.
Первая от Меландера: «Билет на станции метро „Родмансгатан“ продала женщина по имени Гунда Персон. Она ничего не помнит. Говорит, что у нее нет времени для того, чтобы разглядывать пассажиров».
Вторая от Хаммара: «Немедленно зайди ко мне. Очень важно».
XX
Гюнвальд Ларссон стоял у окна и смотрел на шестерых служащих городского управления дорожных работ, которые сосредоточенно глядели на седьмого, опирающегося на лопату.
— О Господи, ну и порядки, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Стоят и глазеют.
— А ты что делаешь? — задал риторический вопрос Меландер.
— Естественно, стою и глазею. И если бы у начальника был кабинет на противоположной стороне улицы, то он наверняка стоял бы у окна и глазел на меня, и если бы у шефа полиции был кабинет выше этажом, над нами, то он стоял бы у окна и глазел на начальника, и если бы у министра внутренних дел…
— Возьми лучше трубку, — сухо заметил Меландер.
В этот момент в кабинет вошел Мартин Бек. Он остался стоять в дверях и задумчиво смотрел на Гюнвальда Ларссона, который как раз говорил:
— Ну и что, по-твоему, мы должны делать? Послать туда собак?
Он с грохотом швырнул трубку, насупившись посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Что с тобой?
— Ты только что кое-что сказал, и я вспомнил…
— Собак?
— Нет, то, что ты сказал перед этими собаками.
— И что же ты вспомнил?
— Вот этого-то я и не знаю. Я все время о чем-то думаю и никак не могу вспомнить о чем.
— Не ты один, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Мартин Бек пожал плечами.
— Сегодня ночью будет облава, — сказал он. — Я только что разговаривал с Хаммаром.
— Облава? Все уже держатся из последних сил, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Интересно, как они будут выглядеть завтра?
— Это не слишком конструктивно, — присоединился к нему Меландер. — Кто это придумал?
— Не знаю. Хаммар тоже, казалось, не в большом восторге.
— А кто сегодня в восторге? — сказал Гюнвальд Ларссон.
Мартин Бек не присутствовал при том, когда было принято решение провести облаву, однако присутствуй он при этом, он бы, очевидно, выступил против. Он подозревал, что главной причиной была растерянность, незнание того, как дальше проводить расследование, и вездесущее, неясное чувство, что нужно все-таки что-то делать. Ситуация, вне всякого сомнения, была очень серьезной. Пресса и телевидение раздражали общественность туманными сообщениями о расследовании, и чем дальше, тем больше ширилось мнение, что «полиция ни на что не способна» и что «она бессильна». Только этим делом уже занималось семьдесят пять человек, и внешнее давление, которому они подвергались, было невыносимым. Поток информации от общественности усиливался с каждым часом, и каждое сообщение необходимо было поставить на контроль и проверить, даже если в большинстве случаев уже с первого взгляда было очевидно, что оно совершенно бесполезно. К этому прибавлялось еще и внутреннее давление, осознание того, что убийцу не только нужно схватить, но также необходимо, чтобы это произошло как можно скорее. Все это дело было изнуряющим состязанием со смертью, а уверенных победных очков было заработано до жалкого мало. Туманное описание, составленное на основании свидетельских показаний трехлетнего ребенка и жестокого грабителя. Билет в метро. Заключение о психике разыскиваемого человека. Все было очень неопределенным и вселяло тревогу.
— Это не расследование, а конкурс составителей загадок, — заявил Хаммар, когда зашла речь о билете в метро.
Правда, это была одна из его любимых фраз, и Мартин Бек слышал ее уже неоднократно, однако, с другой стороны, правдой было и то, что на сей раз данная фраза характеризовала создавшуюся ситуацию очень метко.
Естественно, существовала какая-то надежда, что проведенная с размахом облава дает им какую-нибудь нить, однако эта надежда была ничтожной. Последняя облава проводилась со вторника на среду и оказалась совершенно безрезультатной в смысле поимки грабителя из парка: в тюрьме оказалось около тридцати преступников самого разного калибра, в основном, мелких торговцев наркотиками и различных воришек. Этим полиция только прибавила себе работы, а в преступном мире, кроме того, возникла паника.
Еще одна облава означает, что все они будут завтра смертельно уставшими. И завтра, возможно…
Тем не менее, раз уже было решено провести облаву, то она состоялась. Она началась около одиннадцати часов, и сообщение о происходящем молниеносно распространилось по всем районам и домам, предназначенным под снос. Результат, естественно, получился не ахти какой. Воры, торговцы наркотиками, хулиганы, проститутки и даже большинство наркоманов — все сидели по домам и не высовывали носа. Шел час за часом, а облава продолжалась с неослабевающей настойчивостью. На месте преступления схватили одного специалиста по кражам со взломом и одного торговца наркотиками, который, очевидно, не обладал достаточно сильным инстинктом самосохранения, чтобы на время угомониться. Единственное, чего действительно достигли, так это того, что подняли самые нижние слои болота: бездомных, алкоголиков, опустившихся, отчаявшихся людей, у которых не оказалось сил, чтобы отползти, когда заботливое современное общество отвалило в сторону камень.
В половине пятого Мартин Бек и Колльберг сидели в автомобиле на набережной в Старом Городе.
— Что-то у меня ассоциируется с Гюнвальдом, — сказал Мартин Бек.
— Ясное дело, он ведь тупица, — произнес Колльберг.
— Да нет, я не об этом, я по-прежнему никак не могу кое-что вспомнить.
— Ага, — пробормотал Колльберг и зевнул во весь рот.
В этот момент по рации объявили тревогу.
— Говорит Хансон из пятого. Мы на Вестмангатан. Обнаружили труп. И…
— Да?
— По описанию походит на него.
Они поехали туда. Перед домом, предназначенным под снос, стояло несколько полицейских автомобилей. Мертвец лежал на спине в одной из комнат на третьем этаже. Было удивительно, как он вообще туда попал, так как дом уже наполовину демонтировали и б?льшая часть лестницы отсутствовала. Они взобрались туда по дюралевой приставной лесенке, которую установили эксперты из технического отдела. Это был мужчина лет тридцати пяти, с выразительным профилем, в светло-синей рубашке и темно-коричневых брюках. Разношенные черные ботинки, носки отсутствуют. Редкие зачесанные назад волосы. Они посмотрели на него, и один из них подавил зевок.
— На этом можем пока что закончить и ждать, когда господа из технического отдела утром откроют свою лавочку, — сказал Колльберг.
— Тут нечего ждать, — заявил Хансон, старый полицейский зубр. — Он задохнулся от собственной блевотины. Это ясно как Божий день.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Похоже на то. Как по-вашему, когда он умер?
— Не очень давно, — предположил Колльберг.
— Да, — согласился Хансон. — Когда установилась жара.
Спустя час Мартин Бек поехал домой, а Колльберг — на Кунгсхольмсгатан.
Перед тем как разойтись, они обменялись парой фраз.
— Описание в самом деле подходит к нему.
— Оно подходит ко многим людям, — сказал Мартен, Бек.
— И место совпадает. Ты ведь говорил, что он может быть из района Ваза или из верхней части Нормальма.
— Сначала нужно выяснить, кто он такой.
Когда Мартин Бек приехал домой в Багармуссен, была половина седьмого. Его жена, судя по всему, только что проснулась, однако еще лежала голая на постели. Она критически оглядела его и сказала:
— Ну и вид у тебя.
— Почему ты без ночной рубашки или пижамы?
— Мне ужасно жарко. Тебе это мешает?
— Нисколько.
Он был небритым и грязным, но слишком устал, чтобы что-то делать с этим. Разделся и натянул пижаму. Лег в постель и подумал: дурацкая идея эта супружеская постель, когда получу зарплату, куплю себе тахту и поставлю ее в другую комнату.
— А может, тебя это возбуждает? — язвительно спросила она.
Однако он уже спал.
В одиннадцать часов утра он уже снова находился на Кунгсхольмсгатан. У него, правда, были круги под глазами, но он принял душ и чувствовал себя более или менее посвежевшим. Колльберг еще находился там, а мертвеца с Вестмангатан пока что опознать не удалось.
— В карманах ничего, даже билета в метро.
— А что говорят врачи?
— Задохнулся от собственной блевотины, каких-либо сомнений здесь нет. Вроде бы пил бензин. Или антифриз. Там была пустая канистра.
— Он давно умер?
— Максимум двадцать четыре часа назад.
Они минуту сидели молча.
— Я думаю, что это не он, — наконец сказал Колльберг.
— Я тоже.
— Точно никогда ничего не известно.
— Это верно.
Через два часа они показали мертвого мужчину грабителю. Он сказал:
— Фу, какая гадость.
И тут же добавил:
— Нет, это не тот, которого я видел. Этого я никогда раньше не видел.
После чего ему тут же сделалось дурно.
Неженка, подумал Рённ, которому пришлось пойти имеете с грабителем в туалет, поскольку тот был прикован к нему наручниками. Однако вслух он ничего не сказал, а всего лишь взял полотенце и вытер грабителю лоб и губы.
На обратном пути в главное управление Колльберг сказал:
— Никогда ни в чем нельзя быть полностью уверенным.
— Это верно, — согласился Мартин Бек.
XXI
В субботу вечером, без четверти восемь, позвонила жена Колльберга.
— Колльберг слушает, — сказал он.
— Господи, Леннарт, о чем ты думаешь? Со вчерашнего дня тебя не было дома!
— Я знаю.
— Я не хочу тебе лишний раз надоедать, но должна сказать, что это не слишком приятно — сидеть одной целыми днями.
— Я знаю.
— Пойми, я не сержусь на тебя и вовсе не хочу к тебе придираться. Но я здесь совсем одна. И я немножко боюсь.
— Понимаю. Хорошо, я приеду домой.
— Но ты не должен делать это ради меня, если у тебя есть какая-то важная работа. Мне достаточно, если я могу хоть минутку поговорить с тобой.
— Да нет, я уже еду, — произнес он. — Немедленно.
Наступила краткая пауза. Потом она сказала неожиданно нежно:
— Лени?
— Да?
— Минуту назад я видела тебя по телевизору. Ты выглядел ужасно усталым.
— Я действительно устал. Ну, так я уже еду домой. Пока.
— Пока, милый.
Колльберг обменялся несколькими словами с Мартином Беком, спустился вниз и сел в автомобиль.
Так же как Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон, он жил в Сёдермальме, но не так далеко от центра, как они. На Паландергатан, недалеко от станции метро «Шермарбринк». Он проехал по городу, но когда переехал через мост в Шлюссен, повернул на перекрестке направо на Хорнсгатан вместо того, чтобы продолжить путь прямо. Ему не составило никакого труда сообразить, почему он так сделал.
Для него уже не существовало личной жизни или свободного времени, он не мог думать ни о чем другом, кроме службы и ответственности, которая на них лежит. Пока убийца на свободе, пока светло, пока есть хоть один парк и пока можно предположить, что в нем будет играть хоть один ребенок, до тех пор остается только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Теперь он выглядел уже не так, — сказала женщина.
— А как он выглядел? Вы не могли бы попытаться описать его?
Казалось, эта внезапная просьба совершенно не удивила ее, и она мгновенно ответила:
— Он был не такой высокий, как вы, но выше меня. Приблизительно метр восемьдесят два сантиметра. Очень худой. У него были очень редкие волосы, тронутые сединой. Не знаю, что еще я могу вам сказать. Он выглядел симпатично, по крайней мере мне так казалось, хотя, конечно, нельзя утверждать, что он красавец — у него был большой нос и тонкие губы. Но выглядел он симпатично.
— Благодарю вас, фру Энгстрём, — сказал Мартин Бек. — Больше я не буду вас беспокоить.
Она проводила его до двери и не закрывала ее до тех пор, пока за ним не захлопнулась дверь на улицу.
Мартин Бек сделал глубокий вдох и быстро зашагал но улице. Ему уже хотелось снова оказаться за своим письменным столом.
На столе лежали две коротких записки.
Первая от Меландера: «Билет на станции метро „Родмансгатан“ продала женщина по имени Гунда Персон. Она ничего не помнит. Говорит, что у нее нет времени для того, чтобы разглядывать пассажиров».
Вторая от Хаммара: «Немедленно зайди ко мне. Очень важно».
XX
Гюнвальд Ларссон стоял у окна и смотрел на шестерых служащих городского управления дорожных работ, которые сосредоточенно глядели на седьмого, опирающегося на лопату.
— О Господи, ну и порядки, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Стоят и глазеют.
— А ты что делаешь? — задал риторический вопрос Меландер.
— Естественно, стою и глазею. И если бы у начальника был кабинет на противоположной стороне улицы, то он наверняка стоял бы у окна и глазел на меня, и если бы у шефа полиции был кабинет выше этажом, над нами, то он стоял бы у окна и глазел на начальника, и если бы у министра внутренних дел…
— Возьми лучше трубку, — сухо заметил Меландер.
В этот момент в кабинет вошел Мартин Бек. Он остался стоять в дверях и задумчиво смотрел на Гюнвальда Ларссона, который как раз говорил:
— Ну и что, по-твоему, мы должны делать? Послать туда собак?
Он с грохотом швырнул трубку, насупившись посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Что с тобой?
— Ты только что кое-что сказал, и я вспомнил…
— Собак?
— Нет, то, что ты сказал перед этими собаками.
— И что же ты вспомнил?
— Вот этого-то я и не знаю. Я все время о чем-то думаю и никак не могу вспомнить о чем.
— Не ты один, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Мартин Бек пожал плечами.
— Сегодня ночью будет облава, — сказал он. — Я только что разговаривал с Хаммаром.
— Облава? Все уже держатся из последних сил, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Интересно, как они будут выглядеть завтра?
— Это не слишком конструктивно, — присоединился к нему Меландер. — Кто это придумал?
— Не знаю. Хаммар тоже, казалось, не в большом восторге.
— А кто сегодня в восторге? — сказал Гюнвальд Ларссон.
Мартин Бек не присутствовал при том, когда было принято решение провести облаву, однако присутствуй он при этом, он бы, очевидно, выступил против. Он подозревал, что главной причиной была растерянность, незнание того, как дальше проводить расследование, и вездесущее, неясное чувство, что нужно все-таки что-то делать. Ситуация, вне всякого сомнения, была очень серьезной. Пресса и телевидение раздражали общественность туманными сообщениями о расследовании, и чем дальше, тем больше ширилось мнение, что «полиция ни на что не способна» и что «она бессильна». Только этим делом уже занималось семьдесят пять человек, и внешнее давление, которому они подвергались, было невыносимым. Поток информации от общественности усиливался с каждым часом, и каждое сообщение необходимо было поставить на контроль и проверить, даже если в большинстве случаев уже с первого взгляда было очевидно, что оно совершенно бесполезно. К этому прибавлялось еще и внутреннее давление, осознание того, что убийцу не только нужно схватить, но также необходимо, чтобы это произошло как можно скорее. Все это дело было изнуряющим состязанием со смертью, а уверенных победных очков было заработано до жалкого мало. Туманное описание, составленное на основании свидетельских показаний трехлетнего ребенка и жестокого грабителя. Билет в метро. Заключение о психике разыскиваемого человека. Все было очень неопределенным и вселяло тревогу.
— Это не расследование, а конкурс составителей загадок, — заявил Хаммар, когда зашла речь о билете в метро.
Правда, это была одна из его любимых фраз, и Мартин Бек слышал ее уже неоднократно, однако, с другой стороны, правдой было и то, что на сей раз данная фраза характеризовала создавшуюся ситуацию очень метко.
Естественно, существовала какая-то надежда, что проведенная с размахом облава дает им какую-нибудь нить, однако эта надежда была ничтожной. Последняя облава проводилась со вторника на среду и оказалась совершенно безрезультатной в смысле поимки грабителя из парка: в тюрьме оказалось около тридцати преступников самого разного калибра, в основном, мелких торговцев наркотиками и различных воришек. Этим полиция только прибавила себе работы, а в преступном мире, кроме того, возникла паника.
Еще одна облава означает, что все они будут завтра смертельно уставшими. И завтра, возможно…
Тем не менее, раз уже было решено провести облаву, то она состоялась. Она началась около одиннадцати часов, и сообщение о происходящем молниеносно распространилось по всем районам и домам, предназначенным под снос. Результат, естественно, получился не ахти какой. Воры, торговцы наркотиками, хулиганы, проститутки и даже большинство наркоманов — все сидели по домам и не высовывали носа. Шел час за часом, а облава продолжалась с неослабевающей настойчивостью. На месте преступления схватили одного специалиста по кражам со взломом и одного торговца наркотиками, который, очевидно, не обладал достаточно сильным инстинктом самосохранения, чтобы на время угомониться. Единственное, чего действительно достигли, так это того, что подняли самые нижние слои болота: бездомных, алкоголиков, опустившихся, отчаявшихся людей, у которых не оказалось сил, чтобы отползти, когда заботливое современное общество отвалило в сторону камень.
В половине пятого Мартин Бек и Колльберг сидели в автомобиле на набережной в Старом Городе.
— Что-то у меня ассоциируется с Гюнвальдом, — сказал Мартин Бек.
— Ясное дело, он ведь тупица, — произнес Колльберг.
— Да нет, я не об этом, я по-прежнему никак не могу кое-что вспомнить.
— Ага, — пробормотал Колльберг и зевнул во весь рот.
В этот момент по рации объявили тревогу.
— Говорит Хансон из пятого. Мы на Вестмангатан. Обнаружили труп. И…
— Да?
— По описанию походит на него.
Они поехали туда. Перед домом, предназначенным под снос, стояло несколько полицейских автомобилей. Мертвец лежал на спине в одной из комнат на третьем этаже. Было удивительно, как он вообще туда попал, так как дом уже наполовину демонтировали и б?льшая часть лестницы отсутствовала. Они взобрались туда по дюралевой приставной лесенке, которую установили эксперты из технического отдела. Это был мужчина лет тридцати пяти, с выразительным профилем, в светло-синей рубашке и темно-коричневых брюках. Разношенные черные ботинки, носки отсутствуют. Редкие зачесанные назад волосы. Они посмотрели на него, и один из них подавил зевок.
— На этом можем пока что закончить и ждать, когда господа из технического отдела утром откроют свою лавочку, — сказал Колльберг.
— Тут нечего ждать, — заявил Хансон, старый полицейский зубр. — Он задохнулся от собственной блевотины. Это ясно как Божий день.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Похоже на то. Как по-вашему, когда он умер?
— Не очень давно, — предположил Колльберг.
— Да, — согласился Хансон. — Когда установилась жара.
Спустя час Мартин Бек поехал домой, а Колльберг — на Кунгсхольмсгатан.
Перед тем как разойтись, они обменялись парой фраз.
— Описание в самом деле подходит к нему.
— Оно подходит ко многим людям, — сказал Мартен, Бек.
— И место совпадает. Ты ведь говорил, что он может быть из района Ваза или из верхней части Нормальма.
— Сначала нужно выяснить, кто он такой.
Когда Мартин Бек приехал домой в Багармуссен, была половина седьмого. Его жена, судя по всему, только что проснулась, однако еще лежала голая на постели. Она критически оглядела его и сказала:
— Ну и вид у тебя.
— Почему ты без ночной рубашки или пижамы?
— Мне ужасно жарко. Тебе это мешает?
— Нисколько.
Он был небритым и грязным, но слишком устал, чтобы что-то делать с этим. Разделся и натянул пижаму. Лег в постель и подумал: дурацкая идея эта супружеская постель, когда получу зарплату, куплю себе тахту и поставлю ее в другую комнату.
— А может, тебя это возбуждает? — язвительно спросила она.
Однако он уже спал.
В одиннадцать часов утра он уже снова находился на Кунгсхольмсгатан. У него, правда, были круги под глазами, но он принял душ и чувствовал себя более или менее посвежевшим. Колльберг еще находился там, а мертвеца с Вестмангатан пока что опознать не удалось.
— В карманах ничего, даже билета в метро.
— А что говорят врачи?
— Задохнулся от собственной блевотины, каких-либо сомнений здесь нет. Вроде бы пил бензин. Или антифриз. Там была пустая канистра.
— Он давно умер?
— Максимум двадцать четыре часа назад.
Они минуту сидели молча.
— Я думаю, что это не он, — наконец сказал Колльберг.
— Я тоже.
— Точно никогда ничего не известно.
— Это верно.
Через два часа они показали мертвого мужчину грабителю. Он сказал:
— Фу, какая гадость.
И тут же добавил:
— Нет, это не тот, которого я видел. Этого я никогда раньше не видел.
После чего ему тут же сделалось дурно.
Неженка, подумал Рённ, которому пришлось пойти имеете с грабителем в туалет, поскольку тот был прикован к нему наручниками. Однако вслух он ничего не сказал, а всего лишь взял полотенце и вытер грабителю лоб и губы.
На обратном пути в главное управление Колльберг сказал:
— Никогда ни в чем нельзя быть полностью уверенным.
— Это верно, — согласился Мартин Бек.
XXI
В субботу вечером, без четверти восемь, позвонила жена Колльберга.
— Колльберг слушает, — сказал он.
— Господи, Леннарт, о чем ты думаешь? Со вчерашнего дня тебя не было дома!
— Я знаю.
— Я не хочу тебе лишний раз надоедать, но должна сказать, что это не слишком приятно — сидеть одной целыми днями.
— Я знаю.
— Пойми, я не сержусь на тебя и вовсе не хочу к тебе придираться. Но я здесь совсем одна. И я немножко боюсь.
— Понимаю. Хорошо, я приеду домой.
— Но ты не должен делать это ради меня, если у тебя есть какая-то важная работа. Мне достаточно, если я могу хоть минутку поговорить с тобой.
— Да нет, я уже еду, — произнес он. — Немедленно.
Наступила краткая пауза. Потом она сказала неожиданно нежно:
— Лени?
— Да?
— Минуту назад я видела тебя по телевизору. Ты выглядел ужасно усталым.
— Я действительно устал. Ну, так я уже еду домой. Пока.
— Пока, милый.
Колльберг обменялся несколькими словами с Мартином Беком, спустился вниз и сел в автомобиль.
Так же как Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон, он жил в Сёдермальме, но не так далеко от центра, как они. На Паландергатан, недалеко от станции метро «Шермарбринк». Он проехал по городу, но когда переехал через мост в Шлюссен, повернул на перекрестке направо на Хорнсгатан вместо того, чтобы продолжить путь прямо. Ему не составило никакого труда сообразить, почему он так сделал.
Для него уже не существовало личной жизни или свободного времени, он не мог думать ни о чем другом, кроме службы и ответственности, которая на них лежит. Пока убийца на свободе, пока светло, пока есть хоть один парк и пока можно предположить, что в нем будет играть хоть один ребенок, до тех пор остается только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27