Опоздать я не боялась, но и приходить раньше было не в моих привычках. Природная вредность требовала прибыть к месту свидания тютелька в тютельку, чтобы удостовериться, что и кавалер прибыл точно к назначенному сроку. Минутная стрелка замерла в строго вертикальном положении, когда я, последний раз украдкой глянув в маленькой карманное зеркальце, обогнула трансформаторную будку и вышла к магазину промтоваров, что был расположен как раз напротив бара «У Лизы».
К вечеру на площади, или, как это называлось у местного населения, «на круге», собиралось довольно много народу. Количество, естественно, варьировалось в зависимости от времени года и погодных условий, однако сегодняшняя благодать гарантировала присутствие как минимум двух третей способных самостоятельно передвигаться горелкинских обитателей. И, окинув площадь взглядом, я поняла, что так оно и есть. Большая часть народу живописно располагалась возле «Донны Анны», «Лиза» в большей степени привлекала дачников, то есть горожан, явно пытающихся разнообразить бесхитростный деревенский отдых элементами привычной жизни.
Не успела я приглядеться к витрине магазина, отражающей толпящийся возле бара народ, как от толпы отделилась высокая статная фигура и двинулась в мою сторону.
Я оглянулась. Глаза против воли стали округляться, и дыхание сбилось.
Ефим к нашей встрече, безусловно, подготовился.
Сногсшибательный летний костюм, хотя и не был омрачен присутствием галстука, сразу поражал воображение качеством пошива и, насколько я в этом разбираюсь, ценой. Однако самым эффектным дополнением к наряду божественного синеглазого блондина был букет пурпурных роз, причем раздобытый не иначе как в городе, поскольку в Горелках подобное просто не произрастало.
Все это великолепие, провожаемое не одним десятком завидующих женских глаз, размашистым шагом стремительно приближалось ко мне, а я вдруг смешалась и растерялась. Так, мне только еще покраснеть не хватало!
«Совсем ты одичала, Анастасия, за два года на периферии! Если уж букет голландских роз производит на тебя столь мощное впечатление, то дальнейшее твое поведение становится настолько непредсказуемым, что…»
— Привет!
— Привет, — жалко вякнула я, пряча глаза и тщетно стараясь улыбнуться.
Подозреваю, что Ефим моментально оценил произведенное на меня впечатление, потому что довольно заулыбался и протянул мне цветы:"
— Это тебе!
Заполучив колючие стебли, я немного очухалась, сделала мах ресницами и романтично понюхала ближайший бутон. Он, как и предполагалось, почти ничем не пах, зато привычный ритуал вернул меня к простейшей изученной схеме свидания, и я мурлыкнула:
— Спасибо…
Ефим снова расплылся в улыбке и поинтересовался:
— Ну что, в баре посидим или, может, прогуляемся?
Нажим, с которым он произнес последнее слово, меня насторожил, глянув в окаймленные густыми черными ресницами глаза, я чуть сморщила нос и доверительно сообщила:
— Я есть хочу!
Он понятливо кивнул и предложил мне руку. Ловко уцепившись за его локоть, я пристроила поудобнее букет и засеменила рядом. Поднимаясь по лестнице, Ефим склонился и шепнул:
— Ты производишь на всех мужчин сногсшибательное впечатление!
Я, как и положено, слегка смутилась, тщетно пытаясь разглядеть из-под опущенных ресниц штабеля поклонников, не увидев ничего интересного, выступила с ответным комплиментом:
— А по-моему, все присутствующие здесь леди забыли собственную фамилию, тараща на тебя глаза!
Ефим довольно улыбнулся, а мне пришлось признать, что мой комплимент гораздо ближе к истине, Чем его.
С трудом сдерживая нестерпимое желание скорчить рожу и показать окружающим язык, я чинно проследовала вслед за кавалером к стойке, взгромоздилась на высоченный табурет и заглянула в карту вин. Букет я водрузила на стойку, что явно пришлось не по душе бармену. Он затосковал, надувая щеки, и принялся яростно протирать бокалы. Тут вмешался Ефим.
— Леня! — ласково позвал он, а я подивилась тому, что человек здесь без году неделя, но уже знает имя бармена.
— Да, я вас слушаю, — едва не выпал из-за стойки Леня.
Ефим кивнул на букет, это произвело на бармена самое благоприятное впечатление, он радостно улыбнулся и пропел:
— Конечно!
В результате мой букет в мгновение ока оказался в высоченной керамической вазе, перед Ефимом возникло виски, а передо мной — мартини.
— Тебе нравятся цветы?
Я кивнула.
— Ты такие раньше видела?
Сначала я удивилась. Что значит «такие»? Еще раз покосившись на вазу, я убедилась, что ничего сверхъестественного там нет, и неопределенно кивнула головой…
Красивые розы, конечно… Но они сейчас на каждом углу… Ой, так это ж в Москве! Здесь-то таких и правда нет.
Теперь я покосилась на Ефима, раздумывая, на самом ли деле он не признает во мне москвичку или придуривается? Два года, конечно, свое дело сделали, и я, вероятно, многое переняла от местного населения, но поверить в то, что неистребимое московское «аканье» исчезло бесследно, не могла.
— Не-а, — отозвалась я, — не видела. Здесь все больше астры да золотые шары…
Ефим покровительственно кивнул, как видно, гордясь подвернувшимся шансом приобщить провинциалку к прекрасному, и добавил:
— Это розы.
В любом случае, это уже было лишним, я поджала губы и, едва удерживаясь от смеха, кивнула:
— Это я поняла.
Боже мой, неужели он и в самом деле считает меня такой дремучей? Приду домой — надо будет еще раз глянуть в зеркало. Тут меня посетила интересная мысль, и я спросила:
— А чем ты занимаешься?
Ефим осторожно коснулся моих пальцев и негромко ответил:
— Я сижу рядом с самой красивой девушкой на свете…
Я скромно потупилась. , — А до этого?
— Вообще?
— Вообще…
Состроив физиономию, которая, как я предполагала, делала меня года на три моложе и выражала наивную любознательность и непосредственность, я улыбнулась и стала ждать ответа. Ефим нежно пожал мне пальцы и начал рассказывать о полной безысходности и серых буднях столичной жизни. Я внимательно его слушала и трясла головой, временами удивляясь про себя, в каком же занудном городе умудрилась прожить столько лет, совершенно об этом не догадываясь. Вполне возможно, мое двухгодичное отсутствие повлияло на облик столицы самым отрицательным образом, так, что я даже стала подумывать, не вернуться ли мне обратно, пока Москва вовсе без меня не зачахла.
Жизнь Ефима выглядела абсолютно беспросветной до той самой минуты, пока, раздевшись на горелкинском пляже, он не поднял глаза и не увидел меня. Я к моменту повествования о пляже уже цвела и пахла, как мимоза в парке, застенчиво трепетала ресницами и смущенно выводила пальцем на полированной поверхности стойки крючки и загогулины. Интересно, а как он отреагирует, если я признаюсь, что тоже живу в Москве, отрабатываю в местной школе последний год, выпускаю своих третьеклашек и могу быть свободной, аки та птица, что, пролетая вчера над нашим садом, нагадила на сохнущую на веревке Стасову футболку?
Вдруг Ефим перепугается до смерти, узнав, что любовь всей его жизни, приняв признания за чистую монету, вцепится в него в Москве мертвой хваткой? Такого надругательства над моими чувствами я перенести не смогу, поэтому мысль признаться во всем Ефиму прочно засела в моей голове, и я стала поджидать удобного момента, чтобы выяснить, в конце концов, не пытается ли это синеглазое сокровище всего-навсего завести легкую интрижку с провинциальной учительницей начальных классов.
— Еще мартини? — поинтересовался Ефим, когда закончил свое жизнеописание.
Я дернула плечом и протянула:
— Вообще-то я хочу есть…
— Ах да! — спохватился Ефим, моментально соскакивая со стула и помогая мне. — Прости, Настенька, совсем забыл!
Мы перешли из бара в зал со столиками. Бодро вышагивая в предвкушении ужина, я размышляла о том, что вести серьезные разговоры гораздо удобнее, сидя на нормальном стуле, а не как курица на насесте на высоком табурете. Ефим поддерживал меня под локоток, и слава богу, потому как, добравшись до свободного столика, я огляделась и увидела сидящего метрах в пяти от нас Сему.
Есть мне сразу расхотелось, но деваться было уже некуда: столик находился возле стенки, а с другой стороны меня бодро подталкивал к стулу Ефим.
— Здорово, Ефимушка! — пропел, увидев нас, Семен и явно оживился, глаза прямо-таки заблестели, и губы расползлись в улыбке до самых ушей. — Вот где ты пропадаешь!
Ефим оглянулся. По его лицу, мимолетно скользнула тень неудовольствия, но в следующую секунду он повернулся к Семену и протянул руку:
— Здорово, Сеня!
После чего они чинно расстались, Ефим сел напротив меня, постаравшись загородить от Семена, а тот повернулся к своим друзьям. За столиком, спиной к нам, сидели еще двое мужчин, кто это был, я не разглядела. Четвертой в этой живописной компании была дама, судя по виду, местная матрешка. Настроение, несмотря на все прилагаемые усилия, у меня испортилось, я тоскливо изучала меню, машинально бросая косые взгляды за спину Ефима. Он это заметил.
— Настенька.., поверь, тебе совершенно нечего бояться.
Я тоже улыбнулась, показывая спутнику, что рядом с ним мне и сам черт не страшен. В самом деле, чихала я на этого Сему, если он попробует испортить мне вечер с мужчиной моей мечты, я ему обе руки оттяпаю. Просто совершенно не хочется видеть это гнусную рожу, вот и все. По крайней мере, я так думала.
— Так ты бизнесмен? — продолжила я начатый разговор. — И как успехи?
— Как у всех, Настенька. Успехи разные бывают, пока все хорошо. Вести бизнес в Москве сложно… Москва — это государство в государстве, свои законы, свои правила… А теперь, когда я тебя встретил…
Расправляясь с шашлыком, я еще раз с удовольствием выслушала, какая я замечательная, красивая и необыкновенная. Решив немного пощадить красноречие Ефима, я стала рассказывать ему о своей работе, о своих малышах и так увлеклась, что лишь в самую последнюю секунду увидела возникшую за спиной Ефима красную рожу Семена. Он был здорово пьян, я поняла это через полсекунды и, заткнувшись на полуслове, уставилась на него, Ефим оглянулся и тут же встал.
— Здравствуй еще раз, — раздраженно бросил он, становясь между столиком и незваным гостем. — Чего тебе?
Сеня тяжко вздохнул, пытаясь молча сдвинуть Ефима в сторону, но это, скажу я вам, сделать не так-то просто.
Ефим убрал его руки и еще раз спросил:
— Тебе чего?
Не скажу, чтобы он пытался вести с ним светскую беседу, но и никаких особо агрессивных действий тоже не предпринимал. Этому я обрадовалась, потому что зал небольшой, если они начнут здесь руками размахивать, не дай бог, меня заденут. К тому же с Сеней еще двое, и сейчас они со все возрастающим интересом наблюдают за этой толкотней. Наконец Семен вполне членораздельно сказал:
— Я просто хочу к вам присесть…
— Моя девушка не хочет, чтобы к нам кто-нибудь присаживался, — весьма доходчиво объяснил Ефим, а меня словно горячей волной окатило. Как он сказал?
«Моя девушка»? Здорово звучит, просто прекрасно. Каждому сразу стало понятно: я — девушка Ефима, а не кто-нибудь.
На моем лице, видимо, что-то отразилось, потому что Сеня, глянув на меня, принял это на свой счет. Из красного лицо его сделалось багровым, набычившись, он прорычал:
— Правильно сказал Гордей, эта сука…
Ефим, не дав ему обнародовать цитату какого-то неизвестного Гордея, вдруг хватанул Сеню за грудки и тряханул так, что тот захрипел. Его дружки вскочили с места, как, впрочем, и большая часть посетителей. Я вцепилась обеими руками в сумочку, ни секунды не сомневаясь, что здесь сейчас произойдет потасовка, однако они бросились к Сене, в два голоса призывая Ефима успокоиться и не шуметь. С трудом вырвав Сеню из рук разъяренного оппонента, они потащили его вон, а Ефим злобно клацал им вслед челюстью и явно хотел сказать что-то непечатное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52