— Да, пожалуй, ты к тому времени уже упала… Понимаешь, у меня в тот момент тоже кое-какие проблемы с мироощущением были. Ирка с Колей о чем-то говорили, а он сказал: «У меня тут дача недалеко. Не то, что ваша деревня, место тихое, никто не мешает». И стал вроде звать на шашлыки, мангал, говорит, есть и все такое…
И речка вроде бы… Не могу я точно вспомнить, путается все.., ну ты меня понимаешь. Ирка, кажется, обрадовалась, сказала, что обязательно съездим… И все красавчику этому глазки строила. Я даже думала — окосеет… А я тоже, честно говоря, там прикорнула. Глаз уж было не разодрать, я и легла на диванчик, что на веранде. Жесткий, зараза, как утюг… А Ирка, та вроде не спала. Все с Юрочкой шушукалась. Стаська, знаешь, что мне в голову приходило? Мы с Колей, потом ты с Ефимом вежливо ушли, а Юрочка остался…
— Ну, — кивнула я, — вполне возможно. Когда я уходила, у меня не было чувства, что они собираются расстаться.
Это было сущей правдой, поэтому мы задумались и некоторое время шли молча. В голове у меня все так перемешалось, что я даже никак не могла разобраться, о чем думать в первую очередь.
— А где дача у Коли? Неужели он тебе не сказал?
— Не знаю, — пожала Надька плечами, — может, он и сказал, да я забыла. Не помню, хоть убей… А после того как он меня проводил, я его больше и не видела…
Тут мы подошли к дому участкового. Я продолжала ломать голову над всем произошедшим, Надька прикрыла за собой калитку и вдруг вспомнила:
— Да, вот еще что! Я когда с Иркой прощалась, она шепнула: «Знаешь, кто это? Клетчатый!» Черт ее разберет, что она имела в виду?
Я уже тянулась стучать в дверь, однако слово «клетчатый» почему-то тревожно всколыхнуло сердце, и я уточнила:
— А про кого?
— Да про Юрочку вроде, про красавчика.
Вот оно что! Теперь понятно, почему, увидев его впервые на пороге комнаты, на Ирку напал столбняк. Она сказала, что видела за забором человека с оружием, и назвала его как раз «клетчатым». И что же тогда получается? Получается, что сначала она едва не впала в транс, а потом не слезала с его колен. Хреновина, ей-богу! Однако ничего такого, что могло бы хоть как-то объяснить отсутствие Ирки в собственном доме, по-прежнему не было.
Через пару минут мы сидели за столом у Петра Игнатьевича, его жена предложила нам чаю, мы согласились, с умилением разглядывая коробку свежего овсяного печенья.
— Ну что скажете, девчата? — склонил голову набок участковый, с интересом наблюдая, как мы стремительно уничтожаем его бакалейные запасы. — Расскажите в двух словах, что про все это думаете?
— Петр Игнатьевич, — вздохнула Надька, провожая печальным взглядом последнее печенье, которое я исхитрилась уцепить перед самым ее носом, — я рассказывать уже больше не могу. Вы лучше спрашивайте, я думаю, так быстрее получится.
На это весьма разумное предложение участковый согласился, я, впрочем, тоже. Начинать все заново в сто сорок четвертый раз не было ни сил, ни желания.
— Вы отмечали Ирин день рождения в «Магии»? Так?
— Так?
— Убитый… Зовут его, то есть звали, Михалков Андрей Владимирович, пригласил на танец.., тебя?
Надька кивнула.
— А говорил чего-нибудь?
Подружка кокетливо крутанула глазками:
— Ну говорил, конечно… Как зовут, хорошо танцую и тому подобное. Хотел еще на танец пригласить, но я ему сразу отказала…
— А почему?
— Да кто его знает… Как-то не приглянулся он мне.
Я и внимания особого на него не обратила, так, потанцевала, чтобы не обижать человека.
— А потом?
Последующие события мы рассказали довольно подробно, упомянув и пришедшего на помощь героя, и разбитое стекло, и забытый альбом, и Колю вместе с его шрамом. О продолжении банкета у Ирки я, конечно, предпочла бы не рассказывать, но, поскольку была уверена, что о нем участковый уже наслышан, пришлось упомянуть и об этом. Единственное, о чем мы, не сговариваясь, умолчали, так это о моем бесславном падении со стула и Надькином сне на веранде.
— Ясненько, — задумчиво поскреб затылок Петр Игнатьевич. — А больше вы с этими ребятами не виделись?
Надька честно тряхнула головой, а я потупилась:
— Я с Ефимом вечером в баре была…
В глазах участкового мелькнуло неодобрение, но он его быстренько припрятал. Я ведь уже упоминала, что Петр Игнатьевич был далеко не дурак.
— А тот, третий, Ирине Захаровне, выходит, приглянулся?
Мы не освещали, естественно, этот факт в деталях, но в общих чертах подтвердили. Участковый задумался, мы с Надькой сиротски жались друг к дружке, терпеливо ожидая, когда же выполнение нашего гражданского долга завершится окончательно. Тут мне пришло в голову, что если уж сегодня весь день нам задавали вопросы все, кому не лень, то и мы имеем право задать парочку.
— Петр Игнатьевич, — вывела я из задумчивости лейтенанта, — а этот.., как его, ну которого у Ирки на крыльце… — Надька приподняла брови, участковый тоже сосредоточился:
— Михалков?
— Ну да… Он кто? Местный?
— А как же! Его каждая собака в городе знает. Простырь.
— Это что такое?
— Это кличка. Простырь. Простой очень. Душевный парень.
— Господи, — пробормотала я, теряясь, — и кто он, этот Простырь?
— Тебе как, по трудовой книжке или по жизни? По трудовой — грузчик в продуктовом магазине «Талисман», а по жизни — бандит.
Мы с подругой дружно отвалились от стола и разинули рты. Дело приняло интересный оборот. На Иркином крыльце перерезали горло местному бандиту по кличке Простырь. Надюха икнула:
— Может, он их убил?
— Кого? — насторожился участковый.
— Ирку с Юрой…. — На мой взгляд, версия вышла немного притянутой.
— Почему? С чего ты взяла?
— Ну их же нет дома… А он бандит. Пришел к ним…
— Они были знакомы?
— Не знаю. Кажется, нет. Но куда-то они делись.
А может, в город к Ирке уехали?
— Нет, в городской квартире у Кошкиной никого нет, проверяли. А почему ты говоришь об убийстве? — никак не мог успокоиться Петр Игнатьевич. — Есть факты?
— Нет, слава богу, — испугалась Надька, — фактов нету Если только Масленка…
— Чего? Ах, кошка! Да, непонятно, кому понадобилось такое зверство с животиной сотворить. Хотя кошечка была, конечно, не чета иной собаке. Спроси у окрестных пацанов, в чей сад они не полезут… А что вы, девчата, о своих новых знакомых скажете, о москвичах? — тут участковый вздохнул. — Хотя они еще за день до того разъехались. Я по долгу службы интересовался. А ты когда, Анастасия, в баре была?
— На другой день, вечером. А Ефим потом сразу уехал. — Я опустила глаза и заткнулась. Рассказывать мне больше было нечего. Я видела, с каким напряжением следила за мной Надежда, ожидая, скажу ли я о том, что видела сегодняшней ночью. Поняв, что я решила промолчать, она с облегчением перевела дух.
Я догадывалась, что Надька, так же как и Ефим, скорее всего, считает, что я ошиблась. Или все это мне приснилось. Но я знала то, что знала, и сдаваться не собиралась. Сегодня придет Ефим, и я заставлю его пойти со мной. Во-первых, с ним не так страшно, во-вторых, в темноте все снова станет на свои места.
— Да-а-а, — протянул Петр Игнатьевич, хлопнув себя по колену, — вот времена настали… Раньше при таком происшествии здесь бы не только наше, все областное начальство землю бы нюхало! А теперь? За Огольцами, у рыбхоза, машину расстреляли, «Тойоту» здоровенную, три трупа, так хоть бы что! Глухарь! Этих бы глухарей в леса выпускать, то-то бы дичи было!
Он поднялся, удрученно качая головой, вскочили и мы. Попрощались, участковый обещал сразу сообщить, если объявится Ирка, мы пообещали то же самое.
Оказавшись на улице, мы переглянулись.
— Ну и дела, — развела руками Надька. — Простырь какой-то! Никогда бы не поверила, что он бандит. Или грузчик. Голос тихий, вежливый. Улыбался все время.
Руку мне поцеловал… Что и думать, не знаю. Теперь от каждого угла шарахаться будешь, не то что от человека…
Ну что, куда идем?
— А куда еще, по домам. Вон уж темно почти. Все равно делать нечего, ждать надо.
Подруга кивнула, и мы не торопясь побрели вдоль резных палисадников, щедро украшенных сверху раскидистыми яблоневыми ветвями.
— Стаська, а вдруг этот Простырь к Юрке приехал?
Может, он его знал?
— Откуда? Юрка из Москвы, Простырь местный.
Я вот что подумала: может, он приехал из-за ресторанной заварушки? Разбираться?
— Чего с Юркой разбираться, его там вообще не было.
— Ирка была.
— Ерунда. Если и был резон кому набить морду, так это Ефиму. Дверь расколотил, джип изуродовал…
Чтобы сократить путь, мы свернули на боковую тропинку между заборами, обогнули участок и вышли на Знахарскую, маленькую кривенькую улицу, идущую до самой окраины, и, перейдя дорогу, попали в длинный проулок, огороженный с двух сторон заборами. В ту же секунду дорогу сзади нас перегородили грязные «Жигули», а на другом конце проулка возникла в просвете темная мужская фигура.
— Мама! — четко произнесла Надька, и за спиной раздалось шипящее:
— Заткни пасть, шалава, не то ноги вырву…
Надька, так же как и я, к своим конечностям относилась с трепетом и любовью, поэтому мы не издали больше ни единого звука, до тех самых пор, пока не услышали:
— Кого спрашиваю, оглохли, что ли?
— Вы же сами сказали молчать… — отозвалась Надежда и сделала это, на мой взгляд, весьма напрасно. Это только в кино хороши всяческие разговоры и пояснения, когда на три слова приходится два выстрела и без краткого содержания никак не обойтись. Сейчас все происходило взаправду, и тот, кто стоял за нашими спинами, вдруг схватил Надежду за шею и с чувством приложил ее головой о ближайший забор.
Я инстинктивно дернулась, потому что бездействовать в подобных обстоятельствах не в моих правилах, однако стоящий впереди детина в линялых джинсах ловко извлек из-за пояса пистолет и весело сказал:
— Но, прими!
«Что я ему, лошадь?» — приуныла я, одновременно с грустью соображая, где слышала его голос. Почти сразу же меня осенило: все та же «Магия», чтоб ее черти взорвали. Этот горилла в облезлых джинсах танцевал в ресторане с Иркой, следовательно, за спиной должен находиться лысый и ушастый. Мое открытие в одно мгновение сделало наше существование серым и совершенно безрадостным. Пока Надежда, держась за щеку и охая, возвращалась в вертикальное положение, горилла спросил:
— Где твой хахаль?
Вопрос явно относился ко мне, торопливо сглотнув и едва не отсалютовав по-пионерски, я выпалила:
— Если вы спрашиваете о том, с кем мы ушли позавчера из «Магии», то наверняка я сказать не могу. Но в тот вечер он сказал, что завтра уезжает в Москву. А завтра было вчера, следовательно, сегодня он уже в Москве.
Или в Подмосковье.
Горилла умилился и чуть не пустил слезу. У меня было чувство, что сейчас он погладит меня по головке, до того его проняла моя откровенность.
— Что за девочка, — радостно оскалился он, — просто чудо! Все рассказала или еще что-нибудь знаешь?
— Про что? — сплоховала я и тут же получила сзади по загривку.
— Про все. Сюда с вами их трое приехало? — я кивнула. — Потом они с вами всю ночь были?
— Да!
— Точно?
— Точно! — Я вложила в голос всю честность, на какую была способна.
Воцарилось недолгое молчание, потом за нашими спинами произошло движение, и я на всякий случай втянула голову в плечи. Стоявший сзади подал голос, и я вновь убедилась, что у меня хорошая память на голоса.
Это был Ушастый:
— Ну ладно, в натуре, гуляйте пока. Только языки заткните подальше, а то не ровен час…
В этот момент я зажмурилась, желая проверить, не сон ли это, а когда открыла глаза, передо мной никого не было. Я оглянулась. Ни Ушастого, ни «жигуля». Покосившись на подругу, я поняла, что все это время она простояла с закрытыми глазами.
— Надь, — позвала я, тронув ее за рукав, — ты в порядке?
Надька всхлипнула и вдруг заплакала, я обняла ее за плечи и вздохнула:
— Все, они ушли…
Она кивнула и открыла глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52