Говорю, не знаю…
— А ты… — робко поинтересовалась Надька, — ничего не перепутала?
Почему, интересно, все считают, что я страдаю галлюцинациями? Я, конечно, не спорю, темно было. Очень даже темно, ну и что? Я же не сумасшедшая, чтобы не понять, что мужики что-то зарывают. Зачем нормальным людям идти копать на чужой участок? У них свой собственный — обходить замучаешься. Так.., на чужом копают, если не хотят копать на своем… Мудро, ничего не скажешь…
— Стаська, — вдруг толкнула меня под руку Надька, — оглохла, что ли? Что делать, спрашиваю, будешь? Может, следователю расскажешь?
Любовь к милиции развита у Надежды безмерно. Она всегда утверждала, что это оттого, что ее прадедушка по маминой линии при последнем царе служил в Петербурге жандармом, оставаясь при этом порядочным человеком и отличным семьянином. Однако, по моему разумению, просто Надежда при всей своей внешней суровости отчаянная трусиха.
— Не рви душу, — вздохнула я, — не знаю, что делать…
Как думаешь, что я скажу, когда меня спросят, как я там ночью оказалась?
Надька задумалась.
— Вот что. Давай вернемся домой и сходим туда. А потом, если что, скажем участковому…
— А если он спросит, почему сразу не рассказала?
— Скажешь, в шоке была. Ты была?
— Была…
— Вот и ладно!
Мы вышли в коридор, где сразу наткнулись на следователя. Он томился возле окна, увидев нас, оживился и сказал:
— Нам надо уточнить еще кое-какие детали… — и расплылся, как блин на масленицу.
* * *
Солнце уже сползало в закат, когда старый синий «жигуленок» подкатил к Горелкам, и Петр Игнатьевич поинтересовался:
— Девчата, где вас высадить-то?
— Здесь, — дружно ответили мы с Надеждой, — немного прогуляемся…
Сидеть уже не было никакого терпения, болел позвоночник, а желудок выбился из сил подавать сигналы о своей близкой кончине. Участковый притормозил, кряхтя, мы вылезли наружу, поблагодарив его за то, что привез обратно. Утром нас увозили отсюда с большим энтузиазмом и желанием, когда наконец отпустили, оказалось, что доблестная милиция вся, как один, занята срочными и неотложными делами.
— Вы б заглянули ко мне домой на пару минут, а? — высунулся в окно Петр Игнатьевич и заискивающе улыбнулся. — Потолкуем чуток, а то ведь все недосуг было…
Ему-то, может быть, и недосуг было, а я наговорила на месяц вперед. Но не уважить участкового было нельзя, надо отдать ему должное — в отделении он всячески старался ускорить процесс и избавить нас от лишней суеты.
— Петр Игнатьевич, — жалостливо затянула Надька, — кушать хочется, сил нет…
— Да я вас, девчата, накормлю…
— Что вы, Петр Игнатьевич, — встряла я, опасаясь, что Надежда согласится, — не надо. Мы сейчас быстренько перекусим и к вам зайдем. Мне хоть переодеться, я ж весь день в халате…
Участковый бодро кивнул и уехал. Мы с Надькой переглянулись и дружно вздохнули.
— Витька меня убьет, — ныла Надька, обреченно шлепая по укатанной грунтовке, — ты его знаешь…
Витьку я знала. Он был старшим Надькиным братом, причем старшим настолько, что это позволяло ему обращаться с сестрой как с дочерью. У Витьки были две собственные дочки, старшая всего на три года младше Надежды, поэтому никакого различия между ними он не делал. Именно в доме брата проводила все лето Надежда, тогда в семействе Зусек образовывалось, включая Витькину жену Свету, сразу четыре представительницы прекрасного пола, доводившие иной раз мужика до нервного припадка. Поэтому в обращении со слабой половиной человечества Виктор был неизменно суров, и, конечно, такое происшествие, как сегодняшнее, просто так он сестренке не спустит.
— Ладно тебе ныть, — оборвала я подругу, — не у одной тебя проблемы. Я с бабкой и Стасом вдрызг переругалась. Даже к Ирке думала перебраться, пока ее дядька с тетей Леной не вернутся. А видишь, что вышло…
Надька сразу предложила поесть у нее, мотивируя это тем, что дома меня вряд ли дожидаются с ужином. Я же была склонна думать, что Надежда рассчитывает на то, что в моем присутствии Витька не станет слишком уж сильно ругаться. Но предложение приняла с удовольствием. Так, болтая, мы добрались до улицы 50-летия Октября. Решив покончить со всеми сомнениями разом, мы мужественно плюнули на усталость и голод и стояли теперь возле зеленого забора дома номер семнадцать.
Днем улица выглядела, конечно, совершенно иначе, мне пришлось немного поднапрячься, чтобы вспомнить, как все было.
— Сюда, — махнула я рукой и, испытывая некоторую неприятную дрожь в коленках, направилась к нужному коттеджу. Однако, оказавшись внутри, я растерялась. — Это должно быть здесь, — бормотала я, оглядывая серые кирпичные стены, — вот в том проходе…
Подружка тенью следовала за мной, с молчаливой надеждой заглядывая в глаза. Ей, как и мне, очень хотелось, чтобы все это оказалось не правдой. Походив по стройке еще немного, я вдруг поймала себя на мысли, что это, пожалуй, вполне возможно. При дневном свете коттедж словно перевернули на сто восемьдесят градусов.
— Вот здесь… — ткнула я пальцем и принялась растерянно чесать в затылке.
— Ты уверена? Мне не хочется действовать тебе на нервы, но здесь.., цемент… Может, в другом проходе?
— Может, — согласилась я, — только похоже, что в этом. Я имею в виду по расположению.., цемент — это, конечно.., несколько неожиданно… Подожди, должна быть еще яма. В той, в дальней комнате. Я пока тут ползала, едва в нее не угодила…
— Какая комната? — стоя за моим плечом, поинтересовалась подруга. — Правая или левая?
— Должна быть левая… А вот та дверь, а здесь доски над подвалом…
— Нет тут никаких досок, — буркнула Надька.
Могла бы и не говорить, я и сама не слепая. Ну нет, дуру из себя я делать не позволю. Я решительно вернулась назад и подошла к окну, из которого наблюдала за машиной.
— Вот дом, направо наискосок, все верно. Дальше…
Вот коридор… Так… Где-то здесь… Если смотреть отсюда, то… А если отсюда… Не может такого быть…
Я со злостью топнула по полу, потом еще раз и еще.
Ничего не случилось, цемент не расплылся под ногами, и вообще выглядел он так, словно лежал здесь сто лет, между стенкой и полом проросли уже какие-то колючки.
Ямы в дальней комнате тоже не было, ни в правой, ни в левой, и совсем не было похоже, что здесь вчера копали.
Так, я знаю, что делать!
— Надька! — крикнула я. — Иди сюда! Когда эти двое катили тележку, она наехала на камень. На довольно большой камень. И он должен лежать на дороге, на прямой между этим коттеджем и семнадцатым домом. Это первое. Второе — здесь должна валяться моя зубная щетка. В пакетике. Я ее выронила, пока ползала. И точно здесь, потому что она меня колола, когда я на корточках была. А в саду ее уже не было. Ясно?
— Ясно. Давай искать.
Мы тут же направились на улицу, где минут двадцать ходили по кругу, опустив головы. Пройдя раз десять до дома Савченко и обратно, я остановилась.
— Сроду не видала таких улиц. Хоть бы для приличия какой камешек бросили или бумажку. А то просто смотреть противно.
Надежда ободряюще хлопнула меня по плечу:
— Да ладно, погоди расстраиваться. Ну пнул кто-нибудь этот камень в сторону… Щетка — гораздо более убедительная улика. Стопроцентная. А камень к делу не пришьешь. Пошли!
Чтобы обшарить дом и сад, мы потратили минут сорок, заглянув во все щелки и отодвинув все, что отодвигалось.
— Глупость какая! — меня брала непонятная досада на то, что я не могу найти даже малейших следов своего здесь пребывания. Я же не лунатик, и это был не сон, валяются же на полу под подоконником мои перепачканные джинсы и свитер!
Так я и мучилась до тех самых пор, пока Надежда не замерла на пару минут, а потом вдруг выдала:
— Стаська, а может, ты всего-навсего коттеджи в темноте спутала?
Господи, ну почему это мне самой в голову не пришло? Их тут на улице штук десять еще строит, чего я в этот уперлась? Но тогда получается, что я следила не за семнадцатым домом?.. А за каким же? Я вытерла пот со лба.
— Может, проверим? — робко спросила Надька, я кивнула. Чего уж теперь!
Через полчаса мне пришлось признать, что вероятность ошибки все же существует. Это могло произойти в том случае, если я изначально ошиблась домом. Тогда подходил соседний коттедж и коттедж через участок.
В обоих случаях стены серого кирпича и веранды предполагаются. Вскоре Надька меня окликнула:
— Глянь, тут вроде яма…
В третьем коттедже в дальней комнате и впрямь оказалась яма. Она была ровной и аккуратной, но мне не подходила по одной довольно веской причине: она явно пустовала. А вдруг они не успели зарыть второй труп, может, их спугнули? Я же так и не узнала, что там трещало в кустах. А если они сбежали, то вряд ли прихватили с собой первого, того, что должен лежать в проходе возле кухни. Однако, излазив всю землю вдоль и поперек, мы не нашли ровным счетом ничего. Надька стала косить на меня с большим сомнением, но пока молчала, я отряхнула ладони и махнула рукой:
— Черт с ними! Значит, я сумасшедшая.
Подруга здорово обрадовалась такому повороту событий, она заскакала вокруг меня козлом и принялась тараторить, словно заведенная. Сворачивая на улицу Ломоносова, я оглянулась, но ничего не изменилось, недостроенные дома все так же глядели пустыми оконными проемами, возле стен высились кучи кирпича и горы глины. Я плюнула и догнала Надьку.
Согнувшись над раковиной и не глядя друг на друга, мы с Надькой сердито сопели, старательно терли перемазанные глиной руки и выслушивали гневную обвинительную речь старшего Надькиного брата. Его обычно веселая жена Светлана суетилась, торопливо собирая на стол и изредка бросая в нашу сторону печальные взгляды. Надькин расчет на то, что мое присутствие хоть как-то сдержит Виктора, полностью провалился, единственное, на что я смогла повлиять, так это на то, что Витька заменил местоимение «ты» на «вы».
Как выяснилось, в наше отсутствие в доме побывал следователь, который расспрашивал о последних знакомствах Надежды, о том, где, когда и с кем она бывала в последнее время, намекая, как я догадывалась, на наших новых знакомых. Местная торелкинская служба оповещения, как всегда, работала исправно, и о наших знакомствах милиции, вероятно, уже известно во всех подробностях. У бабки Степаниды наверняка тоже уже побывали, и теперь она проклинает тот день и час, когда пустила к себе такую недостойную жиличку.
Витька тем временем разошелся не на шутку, и, если бы мы не были такими голодными, кусок в горло у нас бы точно не полез. Но мы с Надькой жалобно моргали и слушали, не забывая уписывать с тарелок за обе щеки.
Глядя на нас, Света едва не прослезилась и пошла за добавкой. Брата же подобная прожорливость явно раздражала, пробежавшись пару раз взад и вперед по кухне, он ядовитым голосом поинтересовался, не поднести ли нам по стопочке, насколько ему известно, с этим никаких проблем у нас нет. Когда я вежливо согласилась на предложение, Витька взвился, потеряв дар речи, перепугавшаяся Надежда скороговоркой выпалила, что нас срочно просил зайти участковый, мы дружно подхватились из-за стола и вылетели во двор. Вслед нам раздалось почти классическое:
— В город! К матери! Сегодня же! Не хватало мне позора на седую голову!
— И ведь отвезет, злыдень, — оглядываясь на родимый порог, прошипела подружка, — я его знаю… Слушай, а куда же делись мужики? Я имею в виду этого твоего Ефима, Колю… И Юрочка-красавчик… Ой, а я тебе говорила про дачу?
— Про какую дачу?
— Про дачу этого Коли?
Я притормозила и уставилась на подругу:
— Ты можешь внятно изъясняться? Что за привычка — кота за хвост тянуть? У него что, дача здесь?
Надька тоже остановилась и задумчиво потерла переносицу:
— Не помню, может, ты к тому времени уже уснула?
Деликатно кашлянув, я попробовала сделать приветливое лицо, демонстрируя внимание, однако очень хотелось дать подружке пинка для ускорения мыслительного процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— А ты… — робко поинтересовалась Надька, — ничего не перепутала?
Почему, интересно, все считают, что я страдаю галлюцинациями? Я, конечно, не спорю, темно было. Очень даже темно, ну и что? Я же не сумасшедшая, чтобы не понять, что мужики что-то зарывают. Зачем нормальным людям идти копать на чужой участок? У них свой собственный — обходить замучаешься. Так.., на чужом копают, если не хотят копать на своем… Мудро, ничего не скажешь…
— Стаська, — вдруг толкнула меня под руку Надька, — оглохла, что ли? Что делать, спрашиваю, будешь? Может, следователю расскажешь?
Любовь к милиции развита у Надежды безмерно. Она всегда утверждала, что это оттого, что ее прадедушка по маминой линии при последнем царе служил в Петербурге жандармом, оставаясь при этом порядочным человеком и отличным семьянином. Однако, по моему разумению, просто Надежда при всей своей внешней суровости отчаянная трусиха.
— Не рви душу, — вздохнула я, — не знаю, что делать…
Как думаешь, что я скажу, когда меня спросят, как я там ночью оказалась?
Надька задумалась.
— Вот что. Давай вернемся домой и сходим туда. А потом, если что, скажем участковому…
— А если он спросит, почему сразу не рассказала?
— Скажешь, в шоке была. Ты была?
— Была…
— Вот и ладно!
Мы вышли в коридор, где сразу наткнулись на следователя. Он томился возле окна, увидев нас, оживился и сказал:
— Нам надо уточнить еще кое-какие детали… — и расплылся, как блин на масленицу.
* * *
Солнце уже сползало в закат, когда старый синий «жигуленок» подкатил к Горелкам, и Петр Игнатьевич поинтересовался:
— Девчата, где вас высадить-то?
— Здесь, — дружно ответили мы с Надеждой, — немного прогуляемся…
Сидеть уже не было никакого терпения, болел позвоночник, а желудок выбился из сил подавать сигналы о своей близкой кончине. Участковый притормозил, кряхтя, мы вылезли наружу, поблагодарив его за то, что привез обратно. Утром нас увозили отсюда с большим энтузиазмом и желанием, когда наконец отпустили, оказалось, что доблестная милиция вся, как один, занята срочными и неотложными делами.
— Вы б заглянули ко мне домой на пару минут, а? — высунулся в окно Петр Игнатьевич и заискивающе улыбнулся. — Потолкуем чуток, а то ведь все недосуг было…
Ему-то, может быть, и недосуг было, а я наговорила на месяц вперед. Но не уважить участкового было нельзя, надо отдать ему должное — в отделении он всячески старался ускорить процесс и избавить нас от лишней суеты.
— Петр Игнатьевич, — жалостливо затянула Надька, — кушать хочется, сил нет…
— Да я вас, девчата, накормлю…
— Что вы, Петр Игнатьевич, — встряла я, опасаясь, что Надежда согласится, — не надо. Мы сейчас быстренько перекусим и к вам зайдем. Мне хоть переодеться, я ж весь день в халате…
Участковый бодро кивнул и уехал. Мы с Надькой переглянулись и дружно вздохнули.
— Витька меня убьет, — ныла Надька, обреченно шлепая по укатанной грунтовке, — ты его знаешь…
Витьку я знала. Он был старшим Надькиным братом, причем старшим настолько, что это позволяло ему обращаться с сестрой как с дочерью. У Витьки были две собственные дочки, старшая всего на три года младше Надежды, поэтому никакого различия между ними он не делал. Именно в доме брата проводила все лето Надежда, тогда в семействе Зусек образовывалось, включая Витькину жену Свету, сразу четыре представительницы прекрасного пола, доводившие иной раз мужика до нервного припадка. Поэтому в обращении со слабой половиной человечества Виктор был неизменно суров, и, конечно, такое происшествие, как сегодняшнее, просто так он сестренке не спустит.
— Ладно тебе ныть, — оборвала я подругу, — не у одной тебя проблемы. Я с бабкой и Стасом вдрызг переругалась. Даже к Ирке думала перебраться, пока ее дядька с тетей Леной не вернутся. А видишь, что вышло…
Надька сразу предложила поесть у нее, мотивируя это тем, что дома меня вряд ли дожидаются с ужином. Я же была склонна думать, что Надежда рассчитывает на то, что в моем присутствии Витька не станет слишком уж сильно ругаться. Но предложение приняла с удовольствием. Так, болтая, мы добрались до улицы 50-летия Октября. Решив покончить со всеми сомнениями разом, мы мужественно плюнули на усталость и голод и стояли теперь возле зеленого забора дома номер семнадцать.
Днем улица выглядела, конечно, совершенно иначе, мне пришлось немного поднапрячься, чтобы вспомнить, как все было.
— Сюда, — махнула я рукой и, испытывая некоторую неприятную дрожь в коленках, направилась к нужному коттеджу. Однако, оказавшись внутри, я растерялась. — Это должно быть здесь, — бормотала я, оглядывая серые кирпичные стены, — вот в том проходе…
Подружка тенью следовала за мной, с молчаливой надеждой заглядывая в глаза. Ей, как и мне, очень хотелось, чтобы все это оказалось не правдой. Походив по стройке еще немного, я вдруг поймала себя на мысли, что это, пожалуй, вполне возможно. При дневном свете коттедж словно перевернули на сто восемьдесят градусов.
— Вот здесь… — ткнула я пальцем и принялась растерянно чесать в затылке.
— Ты уверена? Мне не хочется действовать тебе на нервы, но здесь.., цемент… Может, в другом проходе?
— Может, — согласилась я, — только похоже, что в этом. Я имею в виду по расположению.., цемент — это, конечно.., несколько неожиданно… Подожди, должна быть еще яма. В той, в дальней комнате. Я пока тут ползала, едва в нее не угодила…
— Какая комната? — стоя за моим плечом, поинтересовалась подруга. — Правая или левая?
— Должна быть левая… А вот та дверь, а здесь доски над подвалом…
— Нет тут никаких досок, — буркнула Надька.
Могла бы и не говорить, я и сама не слепая. Ну нет, дуру из себя я делать не позволю. Я решительно вернулась назад и подошла к окну, из которого наблюдала за машиной.
— Вот дом, направо наискосок, все верно. Дальше…
Вот коридор… Так… Где-то здесь… Если смотреть отсюда, то… А если отсюда… Не может такого быть…
Я со злостью топнула по полу, потом еще раз и еще.
Ничего не случилось, цемент не расплылся под ногами, и вообще выглядел он так, словно лежал здесь сто лет, между стенкой и полом проросли уже какие-то колючки.
Ямы в дальней комнате тоже не было, ни в правой, ни в левой, и совсем не было похоже, что здесь вчера копали.
Так, я знаю, что делать!
— Надька! — крикнула я. — Иди сюда! Когда эти двое катили тележку, она наехала на камень. На довольно большой камень. И он должен лежать на дороге, на прямой между этим коттеджем и семнадцатым домом. Это первое. Второе — здесь должна валяться моя зубная щетка. В пакетике. Я ее выронила, пока ползала. И точно здесь, потому что она меня колола, когда я на корточках была. А в саду ее уже не было. Ясно?
— Ясно. Давай искать.
Мы тут же направились на улицу, где минут двадцать ходили по кругу, опустив головы. Пройдя раз десять до дома Савченко и обратно, я остановилась.
— Сроду не видала таких улиц. Хоть бы для приличия какой камешек бросили или бумажку. А то просто смотреть противно.
Надежда ободряюще хлопнула меня по плечу:
— Да ладно, погоди расстраиваться. Ну пнул кто-нибудь этот камень в сторону… Щетка — гораздо более убедительная улика. Стопроцентная. А камень к делу не пришьешь. Пошли!
Чтобы обшарить дом и сад, мы потратили минут сорок, заглянув во все щелки и отодвинув все, что отодвигалось.
— Глупость какая! — меня брала непонятная досада на то, что я не могу найти даже малейших следов своего здесь пребывания. Я же не лунатик, и это был не сон, валяются же на полу под подоконником мои перепачканные джинсы и свитер!
Так я и мучилась до тех самых пор, пока Надежда не замерла на пару минут, а потом вдруг выдала:
— Стаська, а может, ты всего-навсего коттеджи в темноте спутала?
Господи, ну почему это мне самой в голову не пришло? Их тут на улице штук десять еще строит, чего я в этот уперлась? Но тогда получается, что я следила не за семнадцатым домом?.. А за каким же? Я вытерла пот со лба.
— Может, проверим? — робко спросила Надька, я кивнула. Чего уж теперь!
Через полчаса мне пришлось признать, что вероятность ошибки все же существует. Это могло произойти в том случае, если я изначально ошиблась домом. Тогда подходил соседний коттедж и коттедж через участок.
В обоих случаях стены серого кирпича и веранды предполагаются. Вскоре Надька меня окликнула:
— Глянь, тут вроде яма…
В третьем коттедже в дальней комнате и впрямь оказалась яма. Она была ровной и аккуратной, но мне не подходила по одной довольно веской причине: она явно пустовала. А вдруг они не успели зарыть второй труп, может, их спугнули? Я же так и не узнала, что там трещало в кустах. А если они сбежали, то вряд ли прихватили с собой первого, того, что должен лежать в проходе возле кухни. Однако, излазив всю землю вдоль и поперек, мы не нашли ровным счетом ничего. Надька стала косить на меня с большим сомнением, но пока молчала, я отряхнула ладони и махнула рукой:
— Черт с ними! Значит, я сумасшедшая.
Подруга здорово обрадовалась такому повороту событий, она заскакала вокруг меня козлом и принялась тараторить, словно заведенная. Сворачивая на улицу Ломоносова, я оглянулась, но ничего не изменилось, недостроенные дома все так же глядели пустыми оконными проемами, возле стен высились кучи кирпича и горы глины. Я плюнула и догнала Надьку.
Согнувшись над раковиной и не глядя друг на друга, мы с Надькой сердито сопели, старательно терли перемазанные глиной руки и выслушивали гневную обвинительную речь старшего Надькиного брата. Его обычно веселая жена Светлана суетилась, торопливо собирая на стол и изредка бросая в нашу сторону печальные взгляды. Надькин расчет на то, что мое присутствие хоть как-то сдержит Виктора, полностью провалился, единственное, на что я смогла повлиять, так это на то, что Витька заменил местоимение «ты» на «вы».
Как выяснилось, в наше отсутствие в доме побывал следователь, который расспрашивал о последних знакомствах Надежды, о том, где, когда и с кем она бывала в последнее время, намекая, как я догадывалась, на наших новых знакомых. Местная торелкинская служба оповещения, как всегда, работала исправно, и о наших знакомствах милиции, вероятно, уже известно во всех подробностях. У бабки Степаниды наверняка тоже уже побывали, и теперь она проклинает тот день и час, когда пустила к себе такую недостойную жиличку.
Витька тем временем разошелся не на шутку, и, если бы мы не были такими голодными, кусок в горло у нас бы точно не полез. Но мы с Надькой жалобно моргали и слушали, не забывая уписывать с тарелок за обе щеки.
Глядя на нас, Света едва не прослезилась и пошла за добавкой. Брата же подобная прожорливость явно раздражала, пробежавшись пару раз взад и вперед по кухне, он ядовитым голосом поинтересовался, не поднести ли нам по стопочке, насколько ему известно, с этим никаких проблем у нас нет. Когда я вежливо согласилась на предложение, Витька взвился, потеряв дар речи, перепугавшаяся Надежда скороговоркой выпалила, что нас срочно просил зайти участковый, мы дружно подхватились из-за стола и вылетели во двор. Вслед нам раздалось почти классическое:
— В город! К матери! Сегодня же! Не хватало мне позора на седую голову!
— И ведь отвезет, злыдень, — оглядываясь на родимый порог, прошипела подружка, — я его знаю… Слушай, а куда же делись мужики? Я имею в виду этого твоего Ефима, Колю… И Юрочка-красавчик… Ой, а я тебе говорила про дачу?
— Про какую дачу?
— Про дачу этого Коли?
Я притормозила и уставилась на подругу:
— Ты можешь внятно изъясняться? Что за привычка — кота за хвост тянуть? У него что, дача здесь?
Надька тоже остановилась и задумчиво потерла переносицу:
— Не помню, может, ты к тому времени уже уснула?
Деликатно кашлянув, я попробовала сделать приветливое лицо, демонстрируя внимание, однако очень хотелось дать подружке пинка для ускорения мыслительного процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52