Я глаз с нее не спущу!
Верджил скептически поджал губы и с неохотой кивнул:
– Ладно уж. Побеседую с вами обоими попозже, и смотрите – чтобы я вас не искал!
Присс, все еще лежа на полу, взирала на него с немой благодарностью.
– Большое спасибо, шериф, я не забуду вашей доброты. Вы настоящий джентльмен.
– Гм. – Верджил не сводил с нее недоверчивого взгляда.
Но все-таки отпустил нас на все четыре стороны.
И только когда мы катили по шоссе в сторону Пиджин-Форка, до меня наконец дошло, почему я чувствовал себя последним дураком. Потому что отныне я не знал, чего ждать от Присциллы. Она оказалась на редкость умелой лгуньей. Надо обладать подлинным талантом, чтобы так нагло лгать, невинно глядя собеседнику в глаза.
А Присцилла отыграла свою роль без сучка без задоринки.
Продолжая крутить руль, я вдруг вспомнил, что незадолго до того, как мы зашли в кабинет Джейкоба и обнаружили труп, Присцилла отлучалась в туалет. Я тогда еще воспользовался ее отлучкой, чтобы позвонить Мельбе.
Я сглотнул. Но ведь примерно тогда же Руби выманила Инес на улицу! Что, если эти два события произошли в одно и то же время?!
И почему Присцилла с такой легкостью согласилась, чтобы я присматривал за ней оставшиеся два дня? Уж не для того ли, чтобы в свою очередь присматривать за мной и за тем, как продвигается расследование убийства Джейкоба?
Глава восьмая
Мы уже были на окраине Пиджин-Форка, когда Присс наконец соизволила сообщить, куда надо ехать. Здесь повернуть направо, у знака – налево, у следующего – снова направо. Присс указывала дорогу механически, мысли ее бродили где-то далеко. Что вполне понятно. Наверное, если вы собираетесь сообщить мамочке, что папочку кокнули, следует как-то к этому подготовиться.
Поэтому я хранил молчание, полностью сосредоточившись на дороге. За пару поворотов до места назначения я наконец-то понял, куда мы направляемся. В Грисволдские апартаменты.
Поскольку Грисволдские апартаменты находятся в единственном многоквартирном доме в Пиджин-Форке, люди в здешних краях называют их попросту Квартиры, порой сокращая это слово до Ква и покатываясь при этом со смеху. До сих пор не понимаю, что тут забавного.
– Тебе следовало сказать, что твоя мама живет в Квартирах, – буркнул я, подъезжая к дому и почти с любовью оглядывая вычурно-аляповатое здание. – Сюда я и сам мог бы найти дорогу.
Это трехэтажное сооружение является в Пиджин-Форке своего рода небоскребом. Раньше это был большой фермерский дом в викторианском стиле, впоследствии его перестроили в шестиквартирный особняк, который является одной из главных достопримечательностей нашего городка.
В течение многих лет этот старый дом с куполообразной крышей и металлическим флюгером был святая святых огромной Грисволдской фермы, к которой тогда и сводился весь Пиджин-Форк. Я не сомневался, что всякий коренной пиджинфоркец найдет Квартиры с завязанными глазами. Для меня не знать, где Квартиры, все равно что для коренного ньюйоркца не знать, где стоит статуя Свободы.
Присцилла двинулась к калитке.
– На самом деле, – сказала она, – мы с мамой живем вместе. После развода она поселилась у меня.
Присс даже не удосужилась взглянуть, как я отреагировал на ее слова. Она даже не дала мне возможности распахнуть перед ней калитку. К тому времени, когда я вышел из столбняка, Присс уже бодро шагала по дорожке. Я встряхнулся и потрусил следом.
Наверное, на моем лице был написан немой вопрос: «С какой стати взрослая особа тридцати трех лет от роду живет с мамочкой?» – потому что Присс вдруг сказала:
– Это я настояла, чтобы мама переехала ко мне. После развода она была такая растерянная и беспомощная! Дело в том, что за свою жизнь мама даже ни одного чека не выписала. Отец делал все сам. И вдруг бросил ее. Это все равно что бросить ребенка…
Услышав, как дрогнул ее голос, я подумал, что, видимо, Присс очень сильно любит мать. От этой мысли мне стало не по себе. Ведь если она так сильно любит мать, то как же должна была ненавидеть отца?!
Мы поднялись по крутой узкой лестнице с отполированными до блеска перилами. Единственным источником освещения служила слабенькая лампочка на верхней площадке. На улице только-только начали сгущаться сумерки, но на лестнице этого дома царила полночь. Похоже, нынешние владельцы Грисволда были такими же скрягами, как и Джейкоб, либо здешние обитатели довели до крайности идею энергосбережения. Я следовал за Присс, осторожно нащупывая ступени и надеясь, что никто не забыл на лестничной клетке что-нибудь вроде роликовых коньков или бильярдных шаров. Если забыл, то мы с Присс обречены сломать себе шеи.
Единственная дверь на втором этаже вела в маленькую гостиную, тесно заставленную кленовой мебелью в стиле первых американских поселенцев. Обивка на кушетке и стульях изображала сцены времен борьбы за независимость. На каждом кленовом столике красовалось по золотому орлу с абажуром на башке, а над кушеткой распростерла крылья огромная тварь с двумя деревянными стрелами в клюве. Тоже, разумеется, золотой орел. У пернатого был донельзя несчастный вид, словно он и не предполагал, до чего ж омерзительны на вкус деревянные стрелы.
На меня снова напал столбняк. А что тут удивительного? Откуда я мог знать, что жилище Присциллы выглядит столь… экстравагантно?
Присс глянула на меня через плечо:
– Мама по-новому оформила мою квартиру. Подготовила мне сюрприз ко дню рождения.
Ее взгляд явно требовал ответа.
– Здорово.
Меня хватило только на это. Ничего более уклончивого я придумать не смог. Я следовал за Присс, лавируя меж кленовыми столиками и скамеечками для ног. Да уж, сюрприз так сюрприз. Даже, я бы сказал, потрясение. Мне стало совсем не по себе. Если Присс спокойно терпела, глядя, как Руби набивает ее комнату золотыми орлами, значит, она должна обожать мать.
Я еще раз огляделся. М-да, существовала большая вероятность, что Присцилла ненавидела отца всем сердцем.
«Ребенок» шестидесяти с лишним лет обнаружился на кухне. Руби мирно помешивала какое-то варево, которое подозрительно напоминало тушеную говядину. В белом фартучке с оборками и вышитыми на кармашке анютиными глазками, Руби и в самом деле смахивала на девочку. Несколько крупноватую девочку. Помимо пасторального фартучка на ней было столь же пасторальное платьице из набивного ситца и голубые пушистые тапочки. Помешивая в кастрюльке, Руби весело напевала про себя.
И улыбалась!
То ли Руби Вандеверт радовалась каким-то своим мыслям, то ли помешивание тушеной говядины поднимало ей настроение.
Полагаю, именно потому, что Руби напевала, она не расслышала, как вошла Присцилла. Продолжая напевать, помешивать и улыбаться, Руби не замечала ничего вокруг. Это позволило мне хорошенько ее разглядеть. Должен признаться, до этого момента Руби стояла на первом месте в моем списке подозреваемых, теперь же, глядя на нее, я понимал, почему Присцилла сказала, что если бы я был знаком с ее матерью, то никогда не поверил бы, что она способна на убийство. Руби Вандеверт с ее пухлыми щечками, розовыми губками и волосами точь-в-точь как белоснежная сахарная вата выглядела постаревшим херувимом. Постаревшим херувимом с льняной прихваткой в одной руке и деревянной ложкой в другой.
Едва взглянув на нее, я уже не мог представить себе, что Руби способна на злодейство. Боже! Да обвинить эту женщину в убийстве – все равно что пытаться возложить вину за убийство на Мэри Поппинс.
Когда Руби наконец подняла голову и обнаружила нас, я обратил внимание, что цвет ее глаз в точности совпадает с оттенком анютиных глазок, вышитых на кармашке фартука. Глаза Руби прищурились, и ангельская улыбка расцвела на ее лице.
– Дорогая, – шутливо погрозила она Присцилле деревянной ложкой, – ты не предупредила меня, что приведешь с собой джентльмена. – Она похлопала прихваткой по сахарной вате на голове. – Ой, а я в таком виде!
Я уже приготовился к тому, что Присцилла сейчас брякнет: «Нет, мама, ты ошибаешься, Хаскелл никакой не джентльмен», но она пренебрегла этой возможностью. Должно быть, слишком сосредоточилась на том, что собиралась сообщить.
– Мама, у меня плохие новости.
Руби замерла с поднятой вверх ложкой и посмотрела сначала на дочь, а потом на меня.
– Плохие новости?
После того как Присс поведала матери, что случилось с Джейкобом, слово «плохие», судя по реакции Руби, показалось мне некоторым преувеличением. Когда Присс остановилась на середине рассказа, чтобы перевести дух, ее мать продолжала улыбаться.
– Неужели? – радостно спросила Руби.
Мы с Присциллой недоуменно уставились на нее. Даже для бывшей жены она вела себя несколько хладнокровно. С другой стороны, я не сомневаюсь, что если бы Клодзилле сообщили о моей преждевременной кончине, то пришлось бы дать сильнодействующее средство, чтобы ее успокоить. Это точно. Так бы сильно она смеялась.
– Мама, ты меня поняла? – спросила Присцилла. – Кто-то убил папу.
Руби снова похлопала по голове прихваткой. Улыбка по-прежнему гуляла по ее лицу.
– Конечно, дорогая, – ласково сказала она. – Я прекрасно тебя поняла.
Похоже, волнения Присс по поводу того, как мамочка воспримет эту ужасную новость, были несколько поспешными.
Повернувшись ко мне все с той же ангельской улыбкой на лице, Руби нацелила на меня деревянную ложку.
– Конечно, это очень печально. Но что-то в этом роде рано или поздно должно было случиться. Это человек был таким скотом! – добавила она все тем же ласковым голосом.
Мне подумалось, что вряд ли Руби позовут прочесть надгробное слово.
Присцилла предприняла еще одну попытку:
– Мама, кто-то ударил папу по голове той бронзовой курицей, которую ты подарила ему на Рождество.
По-моему, на этот раз Присс сделала максимум возможного. И это помогло. В каком-то смысле. Последняя новость наконец-то вызвала отклик в душе Руби. Она поднесла прихватку ко рту.
– О боже! – прошептала она. – Но ведь бедная курочка не пострадала? – Между бровями, также напоминавшими клочки сахарной ваты, появились два восклицательных знака, но на губах ее продолжала играть улыбка. – Я заплатила за эту миленькую птичку приличные деньги, – сообщила мне Руби, – и было бы очень жаль, если бы с ней что-то случилось. – Улыбка ее ничуть не померкла. – Какая жалость!
Я ей поверил.
Пока Присс уверяла матушку, что драгоценная курица не получила необратимых повреждений, чего нельзя сказать о Джейкобе, я осматривал кухню. Оформление в стиле первых поселенцев сюда не проникло. Должно быть, Присцилле удалось вовремя остановить Руби. Это была стандартная кухня с желтым линолеумом, желтыми цветастыми обоями, желтовато-золотистыми бытовыми приборами и… желтыми записочками. Повсюду, куда ни плюнь, были прилеплены желтые бумажные квадратики. Сделанные от руки надписи на них гласили: «Четверг – день вывоза мусора», «Купить: молоко, бекон, хлеб», «Записаться на прием к стоматологу». Но эти тексты выглядели вполне нормально, гораздо больше меня встревожили следующие напоминания: «Убедиться, что кран закрыт!» и «ВЫКЛЮЧИТЬ ПЛИТУ!!!» Последний лозунг был прикреплен над газовой плитой и произвел на меня сильное впечатление. Похоже, слухи о забывчивости Руби не были преувеличением.
Руби быстро потеряла интерес к судьбе бронзовой курицы и обратила свои ямочки в мою сторону.
– Молодой человек, вы ведь останетесь пообедать, не так ли? У нас на всех хватит! – Деревянная ложка описала гостеприимную дугу. – Присс давно уже пора завести ухажера.
Глаза Присциллы расширились. На мгновение мне показалось, что она смутилась, но, подумав, я решил, что красноватый оттенок на ее щеках вызван лучами заходящего солнца.
– Мама, – ровным голосом заговорила Присс, – Хаскелла нанял папа. Сегодня утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31