Милиция же с десяти в обществе законопослушного Валентина Петровича ищет шантажистку. И почему подружке было сказано, что свидание в девять, никто не знает. Девицу так легко якобы изнасиловать и убить в окрестностях порта. Не добраться ей сюда.
— Ты все-таки склонен подозревать его в худшем?
— Я моделирую худшее. Он ввязался в игру, он лгал. Ему же невдомек, что это ты развлекаешься.
— Вик, мне не пора еще навестить причал?
— Пятнадцать минут десятого. Балков, работайте тут с Воробьевым, как обговаривали. Позвонишь, когда освободишься. Полина, детка, вставай. Поехали домой. По дороге купим вина, ты заслужила.
— Товарищ полковник, — ошалело прошептал Сергей.
— Измайлов, ты что? — эхом вторила я.
— Послал Бог помощничков. Чем вы следите за обстановкой? Парень с кинокамерой уже стал запечатлевать причалы.
— Может, с телестудии? Может, иностранец с теплохода?
— И в кустах хоронится? Ах, Валентин Петрович, ах, бестия. Обставил он тебя, Поля. Решил поискать знакомых или дрыгающихся в ожидании незнакомых на пленке. Молодец. Девица, если надо, еще позвонит, еще позовет.
— Вик, — осенило меня, — проскачу-ка я вполоборота, прикрывшись космами. Так хочется быть снятой.
— Чего тебе захотелось, милая? Какой быть?
— Ну, полковник…
Измайлов задумался. Закурил. Сухо бросил:
— Нет.
Потом повернулся к Балкову:
— И рта не открывай. Идея отменная, сулит кое-что интересное, но Полиной я рисковать не буду.
— Я сама собой рискну.
Хватка у полковника, как у медведя. И вскрикнуть нельзя, чтобы не привлекать оператора. Я закусила губу, будто удила.
— Мне, детка, неприятно делать тебе больно, — склонился к моему лицу нежнейший альтруист Измайлов. — Но ты оформлена под женщину из редакции. Последствия непредсказуемы, пока мы не выясним о ней хоть что-нибудь. Одно дело, мы бы тебя подстраховали, словно специально за час до встречи начали обследовать порт и проверять документы. Другое — бесконтрольный просмотр кассеты.
— Это верно, — переметнулся на сторону старшего по званию Балков, видимо, чтобы тот не успел меня раздавить.
— Пусти, иначе я задохнусь.
— Обещаешь не дурить?
— Обещаю.
Измайлов обнял меня за плечи и повлек прочь. Из репродукторов грянула музыка, теплоход отчаливал, я глотала слезы.
Когда-то, у меня еще Севы не было, приятель мужа из бизнесменов устроил презентацию своей фирмы на теплоходе. Тоже погибал распятый между августом и октябрем сентябрь, тоже теплый и какой-то робкий. Таких навороченных, ухоженных, благовоспитанных дам мне ни до, ни после того раута не доводилось наблюдать.
— Твои друзья в Гарварде себе жен подбирают? — теребила я мужа.
Он отшучивался:
— Подбирают там, где валяются.
В конце концов меня его юмор утомил. Мы до рассвета тянули шампанское, танцевали, танцевали, тянули шампанское… Я стала валиться с ног. Муж отвел меня в каюту, но не успели мы раздеться, с палубы донесся отчаянный визг. Он пытался меня удержать, я вырвалась и остолбенела. Перепившиеся господа швыряли неперсидских княжон за борт прямо в вечерних нарядах и туфлях. Девчонки, барахтаясь, удерживались на воде, а потом неуклюже пускались за теплоходом вплавь. Команда в хохоте не уступала гостям. Муж, конечно, послабее Измайлова, но тоже изрядно намял мне бока, когда волок обратно.
— Эт-то что такое? — заорала я.
— Часть программы, — спокойно ответил он, будто люди мороженое ели.
— И как тебе удалось преодолеть искушение и не искупать меня в холодной воде?
— Поленька, ты бредишь? Кто же женам такие ванны устраивает? Они, законные, уже выполнили свой супружеский долг и почивают.
Только тут я прозрела.
— Эти… Которыми кидаются…
— Проститутки, детка. Трудятся.
— Но они же утонут.
— Нет. Во-первых, баксы — стимул к выживанию. Во-вторых, скоро спустят лодку, соберут, отпоят коньяком и приступят к заключительному акту. Поля, ты наивная до предела. До беспредела. Хотя… Для тебя шлюхи тоже женщины и люди. Начиталась про Соню Мармеладову.
— А не страдай я бессонницей, выполни свой супружеский долг и отрубись, ты бы принял участие в мероприятии?
— Нет, милая, — сказал он с сожалением. — Ты ведь, разбуди тебя шум, еще не умеешь поворачиваться к стенке, закрываться подушкой… Ты бы, наверное, к капитану побежала с воплем: «Погром на корабле»!
— Других уже натаскали в этой науке?
— Кроме тебя, женщины выскакивали на палубу?
— Да, университеты мне предстоят многотрудные. Боюсь, не потяну.
— Ладно, я обхожусь без проституток. Устроит?
Устроит, устроит, устроит… Что я тогда ему ответила? Кажется, да. А поутру мы завтракали в прежней компании, и девочки даже носами не шмыгали. И сыпали поговорками на английском.
— Смотри-ка, Поль, твоего охранника дорожники все еще мурыжат. Есть, есть между нами взаимодействие, — по-мальчишески хихикнул Вик.
— Вот-вот. А потом я должна верить в непорочного автоинспектора. А потом ты меня посылаешь сдавать экзамены на права вместе с группой.
— Для пользы же общего дела, — возмутился Измайлов моей черствостью.
— Что, экзамены в коллективе?
— И они тоже. Поля, женщина за рулем есть обезьяна с гранатой, это аксиома. Ты за рулем…
— Молчать, Измайлов.
Он ненадолго замолчал и привязался по мелочи:
— Ты почему мне не дала консервы выбрать? Я есть хочу.
— Проглот. Я тебе утку пожарила.
— Не смеши. Ты лежала пластом и упрашивала себя не волноваться перед налетом на порт.
— Я отрекламировала потолочное перекрытие, постирала твои рубашки и пожарила утку, — уперлась я в свои добродетели. — Кстати, белая рубашка сохнет отдельно от стольника из ее кармана. Он разорвался, я интенсивно терла.
— Золото, а не женщина.
— Платина, — огрызнулась я. — Зачем ты ко мне поднялся? Твоя духовка полна, не моя.
— Вино, Поленька…
— Две бутылки, тебе и мне поровну. Палач, у меня до сих пор легкие не расправились.
— Я вроде всегда так обнимаю.
А вот этакую наглость надо карать. За кого он меня принимает? Чтобы наслаждаться такими объятиями… В общем, водка и наркотики у нас не настолько дешевы.
— Вик, милый, — я сдернула парик, — ты спускайся к себе…
Теперь чулки снимаю, никуда не спешу:
— Откупори вино, прими душ, следом за ним удобную позу…
Что бы еще снять?
— Детка, это гениальная затея. Потом спустишься ты и…
Пиджак долой:
— Нет, полковник Измайлов, потом я позвоню вам. Секс по телефону, слыхивали о таком?
Если и слыхивал, то не практиковал. Он взял меня в охапку и отнес в свою квартиру. Напитал уткой. А после… Жалко, что фотографы из эротических журналов не ходят по домам. Обидно! Горько! Многое упускают. На двуспальной кровати Вика стоял поднос с кофейником и пепельницей. О, эти плавные текучие линии светлого фарфора, о, смущающая полупрозрачность тучного чешского стекла. По обе стороны от подноса возлежали в свободных позах мужчина и женщина. И ничего нового к сервировке не прибавляли, потому что разговаривали, разговаривали и разговаривали об убийствах. Время от времени мужчина что-то записывал в блокнот, блаженно затягивался сигаретным дымом и проникновенно ворковал:
— Ты вытеснила из моей угрюмой души Юрьева и Балкова. С ними так комфортно не поработаешь.
А женщина мурлыкала в ответ:
— Ты очень расширил мои представления о предназначении постели.
И они снова наперегонки возвращались к обсуждению преступлений.
— Поля, давай представим себе, что все совсем плохо.
— И представлять не надо, Вик.
— Итак, в субботу убили Лизу. Задушили и веревочку унесли с собой. Главный редактор был у нее первым. Они потрепались о перспективах газеты. Она сказала, что рассчитывает на тебя. Сосредоточься. Поля, ты заявляешь, что в утке много калорий. Но в девятиградусном вине для голодной женщины многовато кайфа. Полина, прекрати… Что ты ей обещала?
— Сказочку от Алексея Шевелева. Он порывался обеспечить меня сенсацией. В рекламе-то, Вик. Только я не понимаю, с чего Лиза так возбудилась. Я достаточно блекло описала ей его порыв.
— Почему я до сих пор в неведении?
— Потому что такое ведать — стыдоба. В пятницу, после вызова к Лизе, я позвонила в фирму. Алексей уже уехал домой, а его заместитель, или кто он там, меня просветил. Шеф сочинил сказочку о том, что лежачие начинают ходить, испив их водицы. Это на случай, если я не справлюсь. Лиза удосужилась сомнение выразить. Я же тебе талдычила: вода — дело однообразное. Повторяю для полковников. Первый раз, в марте, я нажимала на оздоравливающие свойства пития. Второй раз, в сентябре, на оборудование, которое они предлагают к своим неподъемным баллонам с родниковой земной слезой.
— От сказки не увиливай. Я тебя прочел в полном объеме. Поля, это ужасно.
— Что ужасно, Вик?
— Нельзя так тратиться, обогащая других.
— Ты знаешь, сколько платят рекламщикам?
— Теперь да. Убийство раскрывает любые тайны, кроме одной — кто убийца.
— Вик, я ведь тебе никогда не врала про свои финансы.
— Хватит, хватит. Пора ориентироваться на общий бюджет, хотя получаешь ты больше, чем я.
— Хватит об этом, не спорю. Вик, реклама удалась, и Алексей заначил свою информацию до третьего раза. Я собиралась огорчить Лизу. Впрочем, если он ей напел про сенсацию то же, что и мне, она могла и в депрессию впасть из-за обманутых надежд.
— Моя очередь, Поля. Итак, Лиза вызвала тебя, чтобы побеседовать о предложении Шевелева, о его сказке.
— Неужели до понедельника нельзя было отложить?
— Мало ли мы глупостей в нетерпении делаем. У нас ведь все плохо? Тогда первый муж, отец старшей дочери и главный редактор, не душил. Он отправился к молодой жене и уже с ней вновь потрепался о перспективах газеты. Тем временем к Лизе наведалась женщина, та, которую ты играла, Поля. Близкие люди по описанию ее не опознали. Она пробыла минут двадцать, вышла улыбаясь. Она убила?
— Вик, у Лизы был крутой любовник, не забывай. Жены не могут постоянно отворачиваться к стенке и закрываться подушкой.
— Поля, вторая бутылка была лишней. Ты о чем?
— О «Му-му», массовых сценах.
— И первая не впрок.
— Ты доказываешь, что наличие любовника, да еще женатого, не факт, а сплетня. Ладно, женщина не убивала. Тогда остаются субчики из иномарки. Или я. Или ты. Вик, не вахтерша случаем?
— Сама дошла? Вычеркнуть из списка некого, а прибавить — до отвала. Что, если вахтерша вообразила женщину или заменила ею кого-нибудь за мзду?
— Так нельзя расследовать убийство.
— А когда по-другому расследовали? Всегда одинаково. Компьютер Лизы убивец не трогал, бумаги свалились со стола стопкой, их не перебирали, кошелек лежал в сумке. Ее убили без причины.
— Без причины не бывает.
— Тогда тронемся дальше. Похищают тебя и Бориса. От него избавляются, тебя выгружают на почти открытом месте.
— Что значит выгружают?
— Что они делали, то и значит. Ты сбегаешь, ловишь машину Валентина Петровича, он привозит тебя, бесчувственную, к себе, пытается выспросить, не разберешь что, про рекламу и рекламщиков. Зачем? Он — друг главного редактора, друг учредителя газеты, мужа Лизы. Он ее друг. Что можно вытрясти из тебя, детка, чего он не мог узнать от них?
— Сказочку Алексея, больше нечего. Шучу, шучу, не свирепей.
— Лиза бы все равно получила твой материал со сказочкой.
— Может, поторопились?
— Не иначе. Но фирма открылась в марте. Лиза хранила ее телефоны и адрес полгода.
— Но Валентин Петрович запал на женщину из редакции.
— Вдруг он возмездия жаждет, Поля?
— Вдруг. Но тогда он должен быть уверен, что не убивали ни главный, ни головорезы.
— Ну-ну, если головорезы не мужнины, значит, Валентина Петровича.
— Исключено, он чуть было не бросил меня на шоссе. Остается муж.
— Поля, ты не задумывалась, почему он не позвал тебя покурить в любой придорожный ельник, чтобы разобраться? Почему усложнил? Привлек чужих людей?
— Нет.
— Я рад, что ты о нем не думаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36