Я покурила, подумала обо всем и ни о чем и вынуждена была признать, что днем мне здесь было лучше. Октябрьская листва — постель неуютная. Предстояло подниматься, брести на свет, укладываться спать. Если удастся. А удастся ли, если, например, при входе на вас потянуло сквозняком, хотя балкон вы заперли? Если коренастая тень метнулась за выступ кирпичной стены? Что, Крайнев не выдержал пыток и выдал меня как сообщницу? Паша обнаружил сенсационную связь между Аристотелем, Георгом Пятым и Гитлером и явился проверить свои догадки по моим корягам? Измайлов вспомнил, что в пионерском лагере бывает родительский день и нагрянул? Все, хватит с меня приключений. Не всей же бригадой Балерины обидчики топчут балкон. А одному я сейчас шишку на башке построю, закачается. Яростно хлопнув дверью, я взбила покрывало и одеяло на кровати и шмыгнула в укромность между шкафом и стулом. Когда я приподняла голову, мужчина склонился над комом постельного белья. Тот момент. Я схватила стул обеими руками, подскочила и со всей дури врезала ему. А дури во мне скопилось немеренное количество.
Как я оказалась на лопатках, анализу не поддается. Удерживая меня колом локтя, ночной гость шарил по тумбочке, пока не нащупал лампу. Если он нанесет мне ответный удар по лбу этой штуковиной, я пропала. Тащить в процедурный кабинет будет незачем. Однако он просто засветил возможное орудие убийства.
— Вик, — ахнула я, — Вик, родной, прости, пожалуйста.
— Я соскучился, как старорежимный жених, — трагическим шепотом возвестил полковник. — Хотел преподнести сюрприз, хоть до утра побыть с тобой. А ты меня в шею.
— Непредсказуемый мой, я не думала, что это ты.
— Надеюсь, детка. С одной стороны, ты девушка явно честная. С другой, чем так нападать, разумнее спуститься в холл и поболтать до рассвета с дежурной.
— Вик, тебе плохо, ссадины, синяки? — суетилась я.
— Не беспокойся, Поленька, полые алюминиевые трубки и две картонки, этим не больно, — хорохорился Измайлов.
Бравый полковник распустил было руки, но я его отпихнула, закрыла балкон, плотно задернула шторы и заколола их в месте сближения тремя булавками.
— Преследуешь цель сделать меня онанистом? — полюбопытствовал Вик.
— Милый, я решила, что отшибла тебе лирический настрой…
— Своеобразные у тебя представления о локализации лирики в воздержанном мужском теле.
— Так отвыкла уже, не обессудь.
И я принялась вдалбливать своему милиционеру, будто за нами кто угодно может подсматривать.
— Что это?
Я сжалась в зародышевое состояние и, обмирая, проследила взгляд Измайлова. Господи…
— Это фиолетовое картофельное пюре с биточками. Мне Паша ужин притащил. Но я не могу.
— Паша?
Ну идиотка же, неисправимая идиотка. Зачем Пашу сейчас упомянула? Чтобы в ходе скандала сочетать мужской онанизм с женским? Я сбивчиво залопотала что-то про бандитизм, стаскивая джинсы. Оглянулась. И заплакала. Изголодавшийся без моей стряпни Измайлов уписывал остывшую санаторскую отраву. Однако когда я, взяв полотенце, пообещала принять душ, Вик живо проглотил последний имитирующий нечто мясное шарик и отсек меня от двери:
— Не уходи.
— Тут такое происходит, милый. Я должна тебе рассказать.
— В перерывах, все доклады в перерывах, — распорядился полковник.
Вот что значит поел человек…
Вик информировал меня о сыне и родителях лаконично, но исчерпывающе. Замялся и все-таки нанес последний словесный мазок:
— Севу и твою маму Игорь свозил в больницу. Малыш передал отцу подарки. Твой уже почти поправился.
— Ты мой, — премировала я его за великодушие.
И не прогадала. Измайлов объявил о сокращении перерыва. Может, на кухне осталась еще порция биточков?
Потом Вик курил и слушал. Для начала про коряги и домик над ключом. Должна же я была с кем-то поделиться восторгом. Он не поленился встать и исследовать группу кикимор. Я ждала восхищенных возгласов. А огрубевший Измайлов только взвесил в руке пепельницу и завороженно молвил:
— Ты прелесть. Если бы не уважение к примитивному искусству, могла ведь и этой деталью пня звездануть.
Я представила себе использование «детали пня» в качестве дубины. Нет, не решилась бы. Затем подробно изложила ему свои впечатления. Разумеется, я переиначила интимное притворство с Крайневым. Получилось, что Паша заснул, мы с Инной отправились ко мне, а Валерий — прошвырнуться вдоль здания. Я не столько оберегала Вика от беспочвенной нервотрепки, сколько пыталась соблюсти меру: мне предстояло фискалить на напарника.
— Наверное, это гадко, но меня смутило, как Крайнев произнес про труп спасавшегося коммерсанта: «Положим, гораздо левее»… Естественней было сказать: «Мне указали левее». И еще, Вик. Его слова о невезении здесь. Будто он каждый отпуск проводит в «Березовой роще».
— Не забивай головушку ерундой.
— Мне самой это неприятно. Так что, как велишь.
— Продолжай.
— Что?
— Покорствовать мне и потворствовать. Возбуждает.
— Вик, натянуто получилось. Извини. Теперь твоя очередь признаваться, каким образом ты тут очутился. А ты и не собираешься.
— Ты — человек запрограммированный на самоуничтожение, Поля. Почему бы тебе не поверить в то, что я соскучился? И не показать мне, как ты соскучилась? Просто, понимаешь, просто. От женщины, милая, лесом пахнет, когда она лежит, как бревно. Последнее — цитата.
Полагая, что раззадорил меня намеком, Вик потянулся ко мне, но я начала отбиваться. Вот оно! Щеки заполыхали, замолотилось, кажется, о грудину и лопатку сердце и стоном выплеснуло изнутри все сомнения до единого.
— Вик, отстань! У меня озарение. Я его уже много-много дней ждала, желала, жаждала. Это кайф. Июльский лес, бревно, из-под него высвобождаются незабудки. Мне было лет семь, когда я поразилась их красоте и упрямству. Валентин Петрович в халате, на кармане вышиты незабудки.
— Родная, ты удовлетворяешься воспоминанием о халате Валентина Петровича? Мало тебе нужно.
— У Инны на кармане вышиты точно такие же незабудки, Измайлов!
— Это уже извращение, Поленька.
— Вик, я тебя люблю за своевременную цитату! Ты ревновал, ты не дал мне вспомнить в городе, я изводилась. Теперь вспоминай вместе со мной. Когда муж меня вызволил, я в коттедже машинально залезла в шкаф…
— Так ты отныне только в шкафу кайфуешь? Предупреждать надо.
— Там висели халаты пассии мужа Они-то и не давали мне покоя!
— Не захватил с собой парочку, прости…
— Вик, прекрати. На них тоже незабудки! А сейчас внимай…
Пока я повторяла историю Инны, полковник несколько раз порывался выброситься из окна.
— Измайлов, елки-палки, неужели не доходит, что подруга Инны — любовница Валентина Петровича? Что ушла она от него к моему бывшему мужу, застукав с Лизой? Что муж и Лиза — черные мужчина и женщина? Вдруг она догадывается, как именно Бог восстанавливал справедливость по ее просьбе?
— Да ты тут совсем свихнулась, Поля. Или специально меня доводишь до исступления. Довела, сдаюсь, признаюсь во всем. Сегодня вечером Валентин Петрович неожиданно собрался отдохнуть тут у вас по соседству. Снял номер, не в пример твоему, шикарный, на два дня. Утром я поселюсь рядом с ним, Игорь устроил. Далее, в квартире одного из арестованных громил мы нашли башмаки, подошвы которых наследили под навесом возле машины Шевелева. Младший брат второго подвизается в фирме Валентина Петровича. Уже можно работать. К сожалению, по убийству Лизы и покушению на твоего благоверного ничего нового. Довольна?
— Вик, что им надо на заводе?
— Это никому неизвестно. Похоже, сейф будут вскрывать. Шевелев один им пользовался, когда наезжал с ревизиями.
— А незабудки?
— Детка, милая. На каком основании мы можем потребовать у людей домашние халаты? Ведь надобно убедиться, что вышивки одинаковые. Надо убедиться, что Валентин Петрович ублажал и подружку этой лысой девицы, и Лизу. Скорее всего твоя Инна скопировала у кого-то узор. Единственное, что я могу для тебя сделать… Для себя сделать…
Он вытащил из куртки телефон и позвонил в коттедж Игорю:
— Капитан, прошу прощения за позднее беспокойство. Нельзя ли осмотреть халаты хозяина? Вышиты на карманах незабудки? Нет, я здоров, благодарю за заботу. Нет, до утра мне не дотянуть без этих сведений.
Минут через пять он сердито бросил мне:
— Не смотри на меня как на вершителя судеб. Пометила она бельишко твоего цветочками, пометила. Ты обладаешь поразительной способностью запутывать следствие и разбазаривать наше время.
— Вик, домработница Валентина Петровича ненавидит бывающих у него женщин…
— А пошла она… Мне пора.
Я вцепилась в него намертво.
— Прорвало, — констатировал Измайлов и перестал спешить.
Проснулась я в половине девятого. Прохладный ветер пузырил занавески. Вика в комнате не было.
Глава 18
Завтрак полз, как насекомое по коже, и ощущения вызывал сходные. После него я решила пропустить массаж, но обнаружила, что некоторыми группами моих мышц Измайлов пренебрег. Водные процедуры по расписанию оказались тоже в первой половине дня, и санаторная тягомотина захватила меня в плен. Зато отобедали мы шоково. Началось все с Инны, которая заявила, что не сможет завтра присутствовать на пирушке.
— Ты меня разлюбила? — спросил Паша.
— Да, — влупила ему в самое самолюбие его крошка, причем весьма равнодушно. — А ты меня и не любил никогда.
— Ладно, свободна, перетопчусь, — процедил отставник от флирта.
Инна встала и вышла. Паша швырнул ложку, разбрызгав щи.
— Павел, а ведь я совсем плохой, — поделился сокровенным Крайнев. — Ивана Витальевича побеспокоил, он определил, что травматолог нужен, и посоветовал своего друга в городской клинике. Не подбросишь завтра вечером на моей машине? У мужика дежурство, а вечеринка все равно тю-тю.
— У меня и прав-то нет, — шарахнулся от Валерия Паша.
— Может, ты, Полина, снизойдешь?
Надо полагать, это привет от полковника и капитана. Итоги очередного оперативного совещания.
— Разве ты сюда не автобусом добрался?
Я силилась изобразить меркантильный интерес и была ужасна в своем бессилии.
— Возле закрытой жирными зоны есть платная стоянка. У меня «девятка». Дерьмо, зато никто не польстится.
— Уговорил. Водить я умею, но прав у меня тоже нет. Так что разборки с гаишниками на тебе.
— Обижаешь. Спасибо, душевная ты девушка,
— Я подброшу тебя в больницу и все. Ночевать буду дома.
— Ясное дело, на ночь глядя сюда не потащимся. А ты, сосед, извиняй. Я с Витальевичем договаривался и радовался, что, если Поля выкаблучиваться не будет, вы с Инной оторветесь по полной программе.
— Не судьба, — подавленно буркнул Паша. Но инстинкт преступного трудоголика в нем не дремал: — Во сколько отбываете?
— Сразу после ужина Может, заложат в палату, так и не пожрешь до утра. Полина передачи носить не захочет.
— Не захочу, Валера Ты напился, свалился с забора и обвинил в этом меня. Обойдешься без фруктов.
— А мне плели, будто в санаториях, что ни женская комната, то траходром. Пролетели мы, сосед. Всего две свеженьких было…
— Да сплыло, — не дала я ему увлечься. И воспользовалась приемом Инны — покинула мужчин.
Через час Крайнев рассматривал мои коряги и говорил:
— Игорь настаивает, чтобы «нас тут не стояло».
— Это же подло — удалять с финала.
— Это разумно, Поля.
— Вот мы уедем, а они перенесут вылазку.
— Тогда вернемся. Вещи оставляем.
— Нет уж, коряга я заберу сразу.
— Забери, — улыбнулся Валерий. — Кстати, тебя просили не лазить на чужую территорию.
— Почему?
— Очень просили без объяснения причин.
Ему действительно не сказали, что там Валентин Петрович и Измайлов? Ох, Игорь, ох, умелец туману напустить.
Сразу после Крайнева явилась Инна Она светилась изнутри и блестела крем-пудрой снаружи
— Поля, я на минутку, меня ждут. Тренер, представляешь? Думал, мы вчетвером — ты, я, Валера, Паша, не решался вмешиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36