Надремлюсь за все одиннадцать месяцев без отпуска.
— А мы с мужиками пульку распишем, — сообщил Паша.
— Поль, ты спи, а я у тебя тихонечко посижу, можно? — заканючила Инна. — Со мной в комнате две такие вредные бабули обитают.
Лучше смерть.
— Ребята уже отчитываются перед нами про преферанс, а ты ушами хлопаешь. Иди с ними до своей комнаты, не упускай случая, — влепила я ей шепотком по мозгам.
Подлым шепотком, но как иначе от нее отбрыкаться?
— Я буду вязать, решено, — воскликнула Инна. — Я неплохо этим подрабатываю. Наша трикотажка открылась недавно, а клиенток уже полно.
— «Снежинка»? — дернул меня черт за язык.
— Мы встречались? — просияла Инна.
Нет, труженица. У меня в машинку вставлена бумага с рекламой крохотной фирмы. Насколько я раскусила вашу руководительницу, ты там не обогатишься. Ей на себя слишком много нужно. А на «того парня», который все организовал, еще больше.
— Вряд ли. Вывеска попадалась.
— Тебе на заказ вещь не требуется?
Это выход. Я заплачу, Инна. Твори и отвяжись.
— Джемпер. Нет, платье. Обтягивающее, до пола. Знаешь сказку — Элиза и ее братья-лебеди…
— С картинкой?
Смерть в два раза лучше.
— Никаких картинок. Она плела из крапивы. Строго, отчаянно и благородно. Любовь цвета жгучей подзаборной поросли. Справишься ?
— Завтра же поеду за шерстью в город. И надо шефиню предупредить.
— Ты что, дура? Тебе индивидуально поручают. Неужели делиться собралась, довольствоваться процентом? — накинулся на Инну Паша.
А я и забыла, что мы еще в столовой и ребята с нами. Инна восторженно благодарила Пашу за дельный совет.
— Утром облазим местные торговые точки, — обреченно пообещала я. — Куплю пряжу и вперед рассчитаюсь за работу. Конечно, если ты берешь, а не дерешь.
— Поля, перестань. Лицевыми петлями, ни узора, ни рисунка… Примерки в любое время… За неделю тебя одену.
За неделю?! Если повезет с нитками, то цена бросовая. Но зачем мне три платья?
— Ты не спеши, Инна. Мы сюда отдохнуть и поразвлечься заглянули. Не к сроку же обнова.
— Я очень обязательная, — взыграла в Инне профессиональная гордость.
— Обязуйся по-дружески — медленно, но с душой, — пожалел меня Крайнев. — Девочки, нас скоро тряпкой сметут, мы задерживаемся и людей задерживаем. Пошли отсюда.
Пошли… Я, например, побежала.
— Если лежать на холодной земле, легко застудить почки.
Я запрокинула голову и увидела в ближайших кустах русую бороду доктора. Пришлось срочно ощутить себя великой Гретой Гарбо, произнесшей: «Я хочу быть одна». Затем стимульнуться строками Евтушенко: «А мы не умерли от скромности и умирать не собираемся». И, наконец, встать и приветливо улыбнуться:
— Будете ругать за игнорирование тихого часа, док?
— Нет. Но сиеста в некоторых странах…
— Там жарко. С полудня до заката разумнее не шляться по улицам.
— Курите?
Он протянул мне пачку «Мальборо».
— Спасибо, у меня свои почти такие же.
— Облегченные?
— Хрен редьки не слаще, полагаете? Иван Витальевич, табак и впрямь так страшен, как его малюют?
— Страшнее гораздо. Правда, правда. Я задымил в четырнадцать, а в восемнадцать, перед армией, бросил. Отслужил, поступил в медицинский, поучился пару лет и однажды на занятиях по социальной гигиене был посвящен в то, что горожанин ежесуточно пылесосит легкими количество мерзости, тождественное четырнадцати пачкам сигарет. А разрастись город еще на квартал с заводом, и было бы пятнадцать. Я траванулся вновь, но уже с почти чистой совестью.
— Как мы нынче именуемся, доктор? Легальными токсикоманами?
— Да. Но поневоле токсикоманят все, от младенца до старца.
— А здоровый образ жизни существует?
— Где-нибудь в тайге, в горах. Сейчас можно говорить только о том, вводил ли ты в организм яд добровольно. Ни о чем другом.
— Мы вводили.
— Вводим. Перестаем вводить. Побродим?
— Я слышала, у вас тут экологически чистую водицу добывают?
— На планете с экологически чистым напряженка. Но забор покажу.
— Какой забор?
— Мы принимались за второй корпус. Не удалось. И тут нашлись какие-то люди, сделали анализ воды из ключа, она оказалась питьевой. Завезли оборудование, качают, очищают, обогащают, разливают, продают. Конечно, построили здание, конечно, отгородились. Но без того, что они нам платят, мы бы давно закрылись.
Гидом Иван Витальевич был никудышным. Впрочем, и вести меня было некуда. Запущенный, переполненный валежником лес, растрескавшиеся бетонные плиты дорожек, обломки бордюров клумб. Разорение. Советская усадьба после буржуазной революции.
— Здесь когда-то была прачечная, тут — зеленый театр, там — склад. А позади санатория металлическую сетку натянули недавно, года три назад. Некогда наша территория смыкалась с детским оздоровительным лагерем. Мы и не ведали, где. И вдруг новоявленные господа отрезали кусок землицы впритык. У них тоже все по-разному. Коммерсанты, которые водой занимаются, просили, договаривались, горы подписей собрали. Эти же оттяпали, и жаловаться не моги. Клуб какой-то образовали. В гольф играют, денди притворяются. И нам, как подачку-услугу, которая их самих и обогащает… Видите два коттеджа сразу за калиткой? С восьми до восьми она не заперта, чтобы наши отдыхающие могли сгонять в бакалею и галантерею. Но дальше по асфальту не пустят, частное владение. А ведь домики-то принадлежали санаторию. Для сановных пациентов, чего теперь скрывать. Отошли вместе с землей. И нет управы.
— Массажист у вас уникальный, — попробовала я отвлечь его.
— Обработал? Когда-то политиков на четвереньки из положения лежа за сеанс ставил. Потом то ли спился, то ли притомился. Он сейчас замещает тетю Машу, она в отпуске. Ваш маэстро по сравнению с ней — школяр. Серьезно. Мария Львовна владеет экстрасенсорикой. Прикоснется без нажима, и больной лишается недугов и комплексов.
— Она, наверное, не молода, сил на контакт не хватает.
— Не молода, угадали. Но весьма мускулиста.
Молодчина, Мария Львовна. Превратила свою репутацию в розгу, которой долго будут сечь любого чужака, претендующего на ее место. Но на массажном столе я предпочитаю прикосновения с нажимом. А комплексы вообще сродни невинности: лишать и лишаться их следует по взаимной любви, хорошо подумав. Иван Витальевич поблагодарил за прогулку и запросился на обед. Я отпустила его без сожаления, побаиваюсь голодных врачей.
Скудные недра магазинчиков содержали пряжу, апельсиновый сок и абрикосы. На прочие товары я внимания не обратила. Вернулась в комнату, потом с четырех до пяти тешилась процедурами под предводительством смуглой неразговорчивой жрицы водолечебницы, посочиняла, привела себя в цивилизованный вид и спустилась к ужину. Инна расстроилась из-за того, что я посетила магазины без нее, но тут же увязалась за Пашей и Валерием, которые, услышав мой отчет о наличии спиртного на прилавке, размечтались во что бы то ни стало успеть до закрытия и отметить свое знакомство. Все, кроме пенсионеров и спортсменов, поели изумительно быстро. Потом возникла обычная неприятность. Молодежь потребовала ключи от подвала, чтобы погонять шары по сукну, а дежурная медичка отказала:
— Они у сестры-хозяйки. Внизу материальные ценности — белье, посуда. Завтра общее собрание, с главврачом и обсудите.
Перспектива тягучего, склеивающего желания запретами вечера народ рассердила. Женщины включили телевизор в холле и заявили, что предпочитают сериалы футболу. Мужчины возроптали, но под натиском бабушек отступили к лестнице. Где их и окликнула веселая официантка:
— Эй, мальчики, помогите котел снять.
Пять мальчиков выступили на подмогу и больше с футболом не приставали.
Глава 16
Неделя проклячилась, и я вынуждена была спросить у Крайнева:
— Валера, если мы ничего не раскопаем, должны будем вернуть благотворительной организации деньги за путевки?
Он испросил разрешения поухаживать за мной, иначе под бдительным оком Инны нам и словом перемолвиться не удалось бы.
— Шиш этой организации. Но хоть что-нибудь мы раскопали, Поля?
— Угу. Частный клуб превратил ближайшую деревушку в резервацию. Чтобы добраться до автобуса, местным теперь приходится делать полуторакилометровый крюк по бездорожью. Но они не бунтуют. Потому что у всех есть работа в санатории, на заводике по розливу воды и, конечно, у бар. Сволочи богатые, да? Никакой жалости к людям.
— Сволочи. Ты зачем развелась с мужем? — вручил мне неправдоподобно багряную ветку Крайнев.
— Это относится к делу? — попыталась пресечь его фамильярность я.
— Так его земелька за сеткой, напарница. Кстати, я с Игорем общался. Твой поправляется.
— Дай Бог, — пробормотала я.
Обходит ФСБ Измайлова. Он со мной связи не поддерживает, отдал все на откуп Игорю и Валерию. И Крайнев служит верой и правдой.
— У меня кухонные девушки сигареты стреляли. Мы помянули расстрел бизнесменов. Видишь сосну, одна в березняк затесалась? Это сейчас она на стороне господ. Возле нее единственного вырвавшегося парня убили.
— Положим, левее гораздо, — буркнул Крайнев. И уже в полный голос возвестил: — Ты — натура романтическая. Хочешь, чтобы хоть кто-нибудь спасся. Хеппи-энд предпочитаешь.
— Валера, откуда тебе доподлинно известно про «левее»? — не стала темнить я. — Даже не по себе как-то.
— Почему доподлинно?
— Потому.
— А я думал, ты спрячешь глаза, перестанешь мне доверять и начнешь за мной следить, — рассмеялся Крайнев. — Массовое убийство — здешняя легенда, Поля. Сотрудники санатория сами ищут повод поведать ее и показать достопримечательные места. Шофер грузовика раскурочил мою пачку сигарет, да еще и заложил по одной табачной дозе за каждое ухо, пока леденил кровь воспоминаниями. А вообще-то жизнь отдыхающих кипит возле забора шевелевской фирмы. Не замечала?
— Излюбленное место променада, согласна. Только старики там не отмечаются. Может, я запуталась во временах, Валера, но меня поражает праведность обитателей этой лечебницы.
— Нет, деды на грудь берут нормально. Пятерка из строительной бригады не надирается по убеждениям, дескать, на водяру можно спустить последнюю копейку, а они не отказались бы глянуть на южное небо в алмазах. Похоже, они друг друга контролируют. Выбрали пепси, хотя иногда гудят с официантками, живые же люди. У спортсменов режим и тренер — тюремщик по призванию. Мы с Пашей как раздавили в субботу бутылку, так больше и не прикладывались. Потребности не испытываем.
— Он скоро Инне сдастся?
— Она твоя подруга, тебе видней.
Тут из-за угла показались обсуждаемые личности.
— Скоро, — хором заключили мы с Крайневым.
Наверное, они то же самое подумали про нас. Иначе с чего бы четырем физиономиям приобретать одинаково ханжеское выражение?
— Девочки, — приобнял нас с Инной Паша, — а не выпить ли нам сегодня вечером шампанского?
— Полина как раз проклинала трезвые будни, — хохотнул Крайнев.
— И ты растерялся, сосед?
Договорились гульнуть в их комнате в восемь вечера. И разбрелись. В сотый раз повторяю, голова у меня варит хуже, чем кастрюля санаторской поварихи. Однако я очень чувствительна к чужим телесам. Уже предвкушая расслабон, Паша должен был расслабиться. Но Монблан его бицепса так надавил мне шею… По Вику знаю, мужчины относятся к откровениям такого рода двояко. Либо как к заигрыванию, либо как к непристойности. Поэтому предупреждать Крайнева об опасности я пока не стала. Но насторожилась.
Попойка с танцами имела сходство с основной темой, на которую сочиняют вариации. Инна, правда, стремительно перебирала.
— По-моему, он нарочно ее накачивает, — шепнул мне Крайнев.
— Пьяную я ее с ним не оставлю. Поможешь, напарник?
И тут подтвердилось, что мужчина и женщина — суть «две большие разницы».
— Не лезь в чужой интим, — посоветовал Валерий. — К тебе я ночевать не попрошусь, не волнуйся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— А мы с мужиками пульку распишем, — сообщил Паша.
— Поль, ты спи, а я у тебя тихонечко посижу, можно? — заканючила Инна. — Со мной в комнате две такие вредные бабули обитают.
Лучше смерть.
— Ребята уже отчитываются перед нами про преферанс, а ты ушами хлопаешь. Иди с ними до своей комнаты, не упускай случая, — влепила я ей шепотком по мозгам.
Подлым шепотком, но как иначе от нее отбрыкаться?
— Я буду вязать, решено, — воскликнула Инна. — Я неплохо этим подрабатываю. Наша трикотажка открылась недавно, а клиенток уже полно.
— «Снежинка»? — дернул меня черт за язык.
— Мы встречались? — просияла Инна.
Нет, труженица. У меня в машинку вставлена бумага с рекламой крохотной фирмы. Насколько я раскусила вашу руководительницу, ты там не обогатишься. Ей на себя слишком много нужно. А на «того парня», который все организовал, еще больше.
— Вряд ли. Вывеска попадалась.
— Тебе на заказ вещь не требуется?
Это выход. Я заплачу, Инна. Твори и отвяжись.
— Джемпер. Нет, платье. Обтягивающее, до пола. Знаешь сказку — Элиза и ее братья-лебеди…
— С картинкой?
Смерть в два раза лучше.
— Никаких картинок. Она плела из крапивы. Строго, отчаянно и благородно. Любовь цвета жгучей подзаборной поросли. Справишься ?
— Завтра же поеду за шерстью в город. И надо шефиню предупредить.
— Ты что, дура? Тебе индивидуально поручают. Неужели делиться собралась, довольствоваться процентом? — накинулся на Инну Паша.
А я и забыла, что мы еще в столовой и ребята с нами. Инна восторженно благодарила Пашу за дельный совет.
— Утром облазим местные торговые точки, — обреченно пообещала я. — Куплю пряжу и вперед рассчитаюсь за работу. Конечно, если ты берешь, а не дерешь.
— Поля, перестань. Лицевыми петлями, ни узора, ни рисунка… Примерки в любое время… За неделю тебя одену.
За неделю?! Если повезет с нитками, то цена бросовая. Но зачем мне три платья?
— Ты не спеши, Инна. Мы сюда отдохнуть и поразвлечься заглянули. Не к сроку же обнова.
— Я очень обязательная, — взыграла в Инне профессиональная гордость.
— Обязуйся по-дружески — медленно, но с душой, — пожалел меня Крайнев. — Девочки, нас скоро тряпкой сметут, мы задерживаемся и людей задерживаем. Пошли отсюда.
Пошли… Я, например, побежала.
— Если лежать на холодной земле, легко застудить почки.
Я запрокинула голову и увидела в ближайших кустах русую бороду доктора. Пришлось срочно ощутить себя великой Гретой Гарбо, произнесшей: «Я хочу быть одна». Затем стимульнуться строками Евтушенко: «А мы не умерли от скромности и умирать не собираемся». И, наконец, встать и приветливо улыбнуться:
— Будете ругать за игнорирование тихого часа, док?
— Нет. Но сиеста в некоторых странах…
— Там жарко. С полудня до заката разумнее не шляться по улицам.
— Курите?
Он протянул мне пачку «Мальборо».
— Спасибо, у меня свои почти такие же.
— Облегченные?
— Хрен редьки не слаще, полагаете? Иван Витальевич, табак и впрямь так страшен, как его малюют?
— Страшнее гораздо. Правда, правда. Я задымил в четырнадцать, а в восемнадцать, перед армией, бросил. Отслужил, поступил в медицинский, поучился пару лет и однажды на занятиях по социальной гигиене был посвящен в то, что горожанин ежесуточно пылесосит легкими количество мерзости, тождественное четырнадцати пачкам сигарет. А разрастись город еще на квартал с заводом, и было бы пятнадцать. Я траванулся вновь, но уже с почти чистой совестью.
— Как мы нынче именуемся, доктор? Легальными токсикоманами?
— Да. Но поневоле токсикоманят все, от младенца до старца.
— А здоровый образ жизни существует?
— Где-нибудь в тайге, в горах. Сейчас можно говорить только о том, вводил ли ты в организм яд добровольно. Ни о чем другом.
— Мы вводили.
— Вводим. Перестаем вводить. Побродим?
— Я слышала, у вас тут экологически чистую водицу добывают?
— На планете с экологически чистым напряженка. Но забор покажу.
— Какой забор?
— Мы принимались за второй корпус. Не удалось. И тут нашлись какие-то люди, сделали анализ воды из ключа, она оказалась питьевой. Завезли оборудование, качают, очищают, обогащают, разливают, продают. Конечно, построили здание, конечно, отгородились. Но без того, что они нам платят, мы бы давно закрылись.
Гидом Иван Витальевич был никудышным. Впрочем, и вести меня было некуда. Запущенный, переполненный валежником лес, растрескавшиеся бетонные плиты дорожек, обломки бордюров клумб. Разорение. Советская усадьба после буржуазной революции.
— Здесь когда-то была прачечная, тут — зеленый театр, там — склад. А позади санатория металлическую сетку натянули недавно, года три назад. Некогда наша территория смыкалась с детским оздоровительным лагерем. Мы и не ведали, где. И вдруг новоявленные господа отрезали кусок землицы впритык. У них тоже все по-разному. Коммерсанты, которые водой занимаются, просили, договаривались, горы подписей собрали. Эти же оттяпали, и жаловаться не моги. Клуб какой-то образовали. В гольф играют, денди притворяются. И нам, как подачку-услугу, которая их самих и обогащает… Видите два коттеджа сразу за калиткой? С восьми до восьми она не заперта, чтобы наши отдыхающие могли сгонять в бакалею и галантерею. Но дальше по асфальту не пустят, частное владение. А ведь домики-то принадлежали санаторию. Для сановных пациентов, чего теперь скрывать. Отошли вместе с землей. И нет управы.
— Массажист у вас уникальный, — попробовала я отвлечь его.
— Обработал? Когда-то политиков на четвереньки из положения лежа за сеанс ставил. Потом то ли спился, то ли притомился. Он сейчас замещает тетю Машу, она в отпуске. Ваш маэстро по сравнению с ней — школяр. Серьезно. Мария Львовна владеет экстрасенсорикой. Прикоснется без нажима, и больной лишается недугов и комплексов.
— Она, наверное, не молода, сил на контакт не хватает.
— Не молода, угадали. Но весьма мускулиста.
Молодчина, Мария Львовна. Превратила свою репутацию в розгу, которой долго будут сечь любого чужака, претендующего на ее место. Но на массажном столе я предпочитаю прикосновения с нажимом. А комплексы вообще сродни невинности: лишать и лишаться их следует по взаимной любви, хорошо подумав. Иван Витальевич поблагодарил за прогулку и запросился на обед. Я отпустила его без сожаления, побаиваюсь голодных врачей.
Скудные недра магазинчиков содержали пряжу, апельсиновый сок и абрикосы. На прочие товары я внимания не обратила. Вернулась в комнату, потом с четырех до пяти тешилась процедурами под предводительством смуглой неразговорчивой жрицы водолечебницы, посочиняла, привела себя в цивилизованный вид и спустилась к ужину. Инна расстроилась из-за того, что я посетила магазины без нее, но тут же увязалась за Пашей и Валерием, которые, услышав мой отчет о наличии спиртного на прилавке, размечтались во что бы то ни стало успеть до закрытия и отметить свое знакомство. Все, кроме пенсионеров и спортсменов, поели изумительно быстро. Потом возникла обычная неприятность. Молодежь потребовала ключи от подвала, чтобы погонять шары по сукну, а дежурная медичка отказала:
— Они у сестры-хозяйки. Внизу материальные ценности — белье, посуда. Завтра общее собрание, с главврачом и обсудите.
Перспектива тягучего, склеивающего желания запретами вечера народ рассердила. Женщины включили телевизор в холле и заявили, что предпочитают сериалы футболу. Мужчины возроптали, но под натиском бабушек отступили к лестнице. Где их и окликнула веселая официантка:
— Эй, мальчики, помогите котел снять.
Пять мальчиков выступили на подмогу и больше с футболом не приставали.
Глава 16
Неделя проклячилась, и я вынуждена была спросить у Крайнева:
— Валера, если мы ничего не раскопаем, должны будем вернуть благотворительной организации деньги за путевки?
Он испросил разрешения поухаживать за мной, иначе под бдительным оком Инны нам и словом перемолвиться не удалось бы.
— Шиш этой организации. Но хоть что-нибудь мы раскопали, Поля?
— Угу. Частный клуб превратил ближайшую деревушку в резервацию. Чтобы добраться до автобуса, местным теперь приходится делать полуторакилометровый крюк по бездорожью. Но они не бунтуют. Потому что у всех есть работа в санатории, на заводике по розливу воды и, конечно, у бар. Сволочи богатые, да? Никакой жалости к людям.
— Сволочи. Ты зачем развелась с мужем? — вручил мне неправдоподобно багряную ветку Крайнев.
— Это относится к делу? — попыталась пресечь его фамильярность я.
— Так его земелька за сеткой, напарница. Кстати, я с Игорем общался. Твой поправляется.
— Дай Бог, — пробормотала я.
Обходит ФСБ Измайлова. Он со мной связи не поддерживает, отдал все на откуп Игорю и Валерию. И Крайнев служит верой и правдой.
— У меня кухонные девушки сигареты стреляли. Мы помянули расстрел бизнесменов. Видишь сосну, одна в березняк затесалась? Это сейчас она на стороне господ. Возле нее единственного вырвавшегося парня убили.
— Положим, левее гораздо, — буркнул Крайнев. И уже в полный голос возвестил: — Ты — натура романтическая. Хочешь, чтобы хоть кто-нибудь спасся. Хеппи-энд предпочитаешь.
— Валера, откуда тебе доподлинно известно про «левее»? — не стала темнить я. — Даже не по себе как-то.
— Почему доподлинно?
— Потому.
— А я думал, ты спрячешь глаза, перестанешь мне доверять и начнешь за мной следить, — рассмеялся Крайнев. — Массовое убийство — здешняя легенда, Поля. Сотрудники санатория сами ищут повод поведать ее и показать достопримечательные места. Шофер грузовика раскурочил мою пачку сигарет, да еще и заложил по одной табачной дозе за каждое ухо, пока леденил кровь воспоминаниями. А вообще-то жизнь отдыхающих кипит возле забора шевелевской фирмы. Не замечала?
— Излюбленное место променада, согласна. Только старики там не отмечаются. Может, я запуталась во временах, Валера, но меня поражает праведность обитателей этой лечебницы.
— Нет, деды на грудь берут нормально. Пятерка из строительной бригады не надирается по убеждениям, дескать, на водяру можно спустить последнюю копейку, а они не отказались бы глянуть на южное небо в алмазах. Похоже, они друг друга контролируют. Выбрали пепси, хотя иногда гудят с официантками, живые же люди. У спортсменов режим и тренер — тюремщик по призванию. Мы с Пашей как раздавили в субботу бутылку, так больше и не прикладывались. Потребности не испытываем.
— Он скоро Инне сдастся?
— Она твоя подруга, тебе видней.
Тут из-за угла показались обсуждаемые личности.
— Скоро, — хором заключили мы с Крайневым.
Наверное, они то же самое подумали про нас. Иначе с чего бы четырем физиономиям приобретать одинаково ханжеское выражение?
— Девочки, — приобнял нас с Инной Паша, — а не выпить ли нам сегодня вечером шампанского?
— Полина как раз проклинала трезвые будни, — хохотнул Крайнев.
— И ты растерялся, сосед?
Договорились гульнуть в их комнате в восемь вечера. И разбрелись. В сотый раз повторяю, голова у меня варит хуже, чем кастрюля санаторской поварихи. Однако я очень чувствительна к чужим телесам. Уже предвкушая расслабон, Паша должен был расслабиться. Но Монблан его бицепса так надавил мне шею… По Вику знаю, мужчины относятся к откровениям такого рода двояко. Либо как к заигрыванию, либо как к непристойности. Поэтому предупреждать Крайнева об опасности я пока не стала. Но насторожилась.
Попойка с танцами имела сходство с основной темой, на которую сочиняют вариации. Инна, правда, стремительно перебирала.
— По-моему, он нарочно ее накачивает, — шепнул мне Крайнев.
— Пьяную я ее с ним не оставлю. Поможешь, напарник?
И тут подтвердилось, что мужчина и женщина — суть «две большие разницы».
— Не лезь в чужой интим, — посоветовал Валерий. — К тебе я ночевать не попрошусь, не волнуйся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36