Но не стоит делать необдуманных шагов. Пусть ваше решение будет твердым… Это мое единственное желание. — Марсело проворно встал. — Гости, должно быть, заждались. Присоединимся к ним.
Остаток вечера прошел безукоризненно. К полуночи споры увяли, голоса стали тише. Смех звучал редко, осоловелость появилась на лицах. Только Рикардо трудно было избавиться от внутреннего напряжения.
«Есть люди, лица которых не обманывают, видно, что они берегли себя».
Он все-таки испытал любовь, прежде чем встретить Флору. Ему знакомы были сильные чувства, граничившие со страстью. Победы следовали одна за другой. Он не ставил себе это в заслугу, но это было. Выглядит он представительно, у него правильные черты лица и — как часто ему повторяют — в нем есть шарм. В действительности же он прежде всего — сын Хулиано Вакарессы. Наследник. В конце концов, женщины проплывали через его жизнь, как лодочки. Он плыл на них и покидал их при первом же шквале. Любовью он с ними занимался ни шатко ни валко. Он никогда не говорил им: «Я тебя люблю», потому что слова застревали глубоко в горле, и он находил их пошлыми.
«Есть ли у вас другая женщина?»
Что за таинственная причина заставила будущего тестя задать этот вопрос?
С быстротой молнии возникла перед Рикардо женщина из его снов, и ему показалось, что он прошептал: «Заря моей жизни, взгляни на меня».
12
Посетитель вежливо снял фетровую шляпу. Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке в этом роскошном доме.
— Садитесь, — предложил Вакаресса. — И прошу извинить меня за мой вид. Но так как еще раннее утро…
— Знаю, знаю, сеньор Вакаресса. Мне так неловко, я ввалился без предупреждения…
— Ну, это не важно. Не желаете ли кофе?
— Охотно… Наконец… если это возможно. Не хотелось бы вас беспокоить.
Рикардо повернулся к мажордому и приказал:
— Два кофе, Мигель. — Он вежливо поинтересовался: — Не повторите ли ваше имя?
— Альварес Солонас.
— И вы из полиции?
— Да, сеньор. Инспектор.
— Очень хорошо. Что я могу для вас сделать?
— Дело в том… речь идет об очень щекотливом деле.
— Не будем вилять. О чем речь?
— Вам знаком некий Янпа? Индеец.
— Янпа? Вы сказали — Янпа? Мужчина кивнул.
— Действительно, он мне знаком, — подтвердил Рикардо. — Я даже встретил его на улице несколько недель назад.
— Где именно?
— На углу улиц Хуан-Хусто и Коррьентес. А в чем дело? Что происходит?
Инспектор уклонился от ответа. Он настойчиво и пытливо всматривался в глаза Рикардо.
— Полагаю, вы не в первый раз встретились с этим человеком? Был ли он в числе ваших друзей?
— Никоим образом. Я виделся с ним всего два раза. В первый раз — в небольшом трактире на улице Санта-Роза, «Флорида».
— Вы сразу подружились? Во всяком случае, достаточно, чтобы потом проводить его до порта?
Рикардо начал терять терпение.
— «Подружились» — не то слово. Скажем, он чем-то заинтриговал меня.
— Прошу прощения, но что общего может иметь человек вашего положения с аборигеном, таким, как Янпа?
— Может, вы скажете, в чем дело, инспектор? Солонас некоторое время нервно мял свою шляпу, прежде чем объявить:
— Он мертв, сеньор.
Молния, заскочившая в комнату, не произвела бы большего эффекта.
— Мертв?
— Да, убит.
— Как? Почему?
— Его труп обнаружили на главном причале, под зерновым элеватором. Убит он был ударом кинжала.
Комната поплыла перед глазами Рикардо.
— Вы кажетесь очень взволнованным. Из-за какого-то индейца, даже не бывшего вашим другом…
— Совсем не обязательно знать человека лет двадцать, чтобы печалиться о его кончине… — И, четко выговаривая слова, Рикардо заключил: — Даже если речь идет об индейце, аборигене.
Щеки инспектора порозовели.
— Я понимаю.
Вернулся мажордом. Он аккуратно поставил кофе и удалился так же быстро, как вошел.
— Известно, кто его убил? — спросил Рикардо. — Какой мотив?
— У нас нет ни малейшей зацепки. Этим и объясняется мой визит. По нашим сведениям, вы были одним из последних, видевших его живым. А «панхард-левассор» — ваш собственный автомобиль?
— Верно.
— Регулировщик, стоявший на посту на углу, заметил его. Он-то и сообщил нам о машине. К сожалению, он не всегда запоминает номера. Нам понадобилось приложить немало сил, чтобы разыскать вас… Итак, вы были в хороших отношениях с индейцем…
— Он искал дорогу в порт. Я предложил проводить его.
Солонас приподнял брови: — Пешком?
— Да, инспектор. Пешком. — Но ведь вы могли подвезти его на машине? — Он отказался сесть в нее.
— Понятно… Эти аборигены… Они все одинаковы… Рикардо чувствовал, что его объяснения были по меньшей мере бессвязными. А был ли у него выбор? Рассказать о шаманах, реинкарнации, индейцах, которые разговаривают с деревьями? Этот тип примет его за ненормального.
В голову вдруг пришла мысль:
— Скажите, инспектор, при Янпе нашли деньги?
— Ни одного песо.
— Вот вам и мотив. Когда я расставался с ним, у него была пачка купюр и драгоценный камушек, который мне показался бразильским изумрудом.
— Вы видели этот камень? Эти деньги?
— Как вас… Именно на эти деньги он рассчитывал купить билет на корабль.
— В каком направлении?
— Не знаю. Просто ему хотелось сесть на первый попавшийся пароход.
— Вам это не кажется странным? Рикардо холодно ему улыбнулся:
— Вся наша жизнь странная, инспектор.
— И все же, сеньор Вакаресса, я вынужден кое-что уточнить. Мне хотелось бы знать, каковы были ваши отношения с убитым?
— Никаких. Отношений вообще не было.
— Не сказали ли вы несколько минут назад, что этот человек заинтриговал вас?
Рикардо спокойно выдержал взгляд полицейского.
— Положим, мой интерес был интересом натуралиста, озабоченного судьбой некоторых исчезающих видов. Я не скажу вам ничего нового, уточнив, что на нашей территории почти не осталось индейцев.
Солонас устало посмотрел на него:
— Недалеко же мы продвинулись.
— Наоборот. Я дал вам подсказку: деньги.
— Действительно, это одна из причин. Когда были в порту, вы не заметили чего-нибудь необычного?
— Что, например?
— Не показалось, что за вами следят?
— Нет, насколько я помню. Во всяком случае, я не обратил бы на это внимания.
— Может, вы заметили подозрительных людей? Или кто-нибудь вел себя странно?
— Вы хорошо знаете портовую зону. И лучше меня имеете представление о тамошней фауне.
— Вы правы.
Он немного помолчал, размышляя, потом произнес:
— Стало быть, на него напали бандиты, видевшие, как он показывал вам свои сокровища.
— Другого объяснения я не нахожу. Инспектор покачал головой:
— Полагаю, на этом и остановимся. Благодарю вас, сеньор Вакаресса.
Итак, Янпа был мертв. Кто бы мог вообразить? А если он именно этого и добивался — шел к смерти. Возможно, он искал ее повсюду: среди безумных пейзажей Патагонии, в Буэнос-Айресе, вплоть до дня, когда, не найдя ее, он убедился, что она поджидает его в другом месте, на другом континенте.
Странная параллель: Горацио, гаучо, тоже ушел сам, не зная куда. Ведь накануне ухода он сказал: «Это ужасно. Больше не будет диких жеребцов. Время подчиняется даже животным. Мне надо уходить». А когда Рикардо спросил, где он собирается жить, гаучо ответил ему почти так же, как Янпа: «Огненная Земля, Патагония. Кордильеры. Аргентина — большая страна».
«Кто сидит на берегу, способен видеть, что творится в верхнем течении и что происходит в нижнем».
Предчувствовал ли индеец конец? Рассчитывал ли на удар кинжала?
«Чтобы стать шаманом, надо преодолеть огромные расстояния, взобраться на горы и побывать в чужих землях, пока не встретится Таматзин, волшебный олень».
Таматзин. Волшебный олень. По сути, Янпа больше принадлежал не к этому миру, а к эпохе, закончившейся утром 1526 года, когда белые люди, облаченные в латы, блестевшие на солнце, навсегда изменили жизнь его предков.
«Жизнь, смерть, жизнь, смерть… и так до бесконечности».
Рикардо улыбнулся, вспомнив эти слова. Где Янпа сейчас? В какого новорожденного проскользнула его душа? В телесную оболочку белого ребенка или метиса? Если только волшебный олень не решил унести его к равнинам, откуда больше не возвращаются.
Рикардо допил кофе и прошел в свою комнату. Через час он должен был быть у Адельмы Майзани.
Луис Агуеро повернул ключ зажигания, и мотор ровно заурчал.
Рикардо тотчас спросил:
— Есть новости от брата? Когда мы виделись в последний раз, у него, кажется, не было работы…
— Вы видели его? Где?
— В Мар-дель-Плата, на днях.
— Странно, он ничего мне не сказал. Шофер удрученно покачал головой:
— Ему никак не удается найти работу по душе.
— Он мне нужен. Пусть придет.
— Вам нужен Паскуаль?
— Вот именно.
— Но… сеньор. Ведь у вас служу я. Зачем брать второго шофера?
— Это не для меня, а для директора холодильных установок. У него нет машины, и из-за этого возникают разные проблемы.
— Если у него нет машины, тогда…
— Будет. Только не забудьте сказать Паскуалю, что получать он будет сколько требовал до увольнения. Пользуясь случаем — вопрос равенства, — я буду платить вам столько же.
Луис поблагодарил, немного неуклюже, не зная, что и подумать о таком крутом повороте в судьбе. Он исподтишка взглянул в зеркало заднего вида: Рикардо углубился в чтение своей газеты, и виден был только его наклоненный лоб.
Они въехали на авениду Индепенденсия, потом поднялись до собора Метрополитана. Прозрачная розовая весна полыхала над Буэнос-Айресом.
Через четверть часа «панхард» остановился у дома номер 14 улицы Сан-Игнасио-де-Лойола.
— Приехали, сеньор.
Рикардо вышел из вестибюля, пересек улицу и вошел в книжный магазин.
— Сеньор Вакаресса! Наконец-то!
За кассовым аппаратом расположился любопытный персонаж. Длинная фигура согнута под углом; длинный красный нос, на котором сидели очки с толстыми линзами; с подбородка свисала маленькая козлиная бородка.
Он добавил с упреком:
— Я уже начал думать, что вы забыли о вашем заказе.
— Вовсе нет. Но у меня нет ни секунды свободного времени. Представьте себе, мне ведь тоже приходится работать. Вам, должно быть, это хорошо известно, ведь мы давно знакомы.
— Скоро десять лет! Целая жизнь! Поэтому-то мне и хочется сразу вам сказать, что вы не правы. Будь я на вашем месте, с вашим богатством, я бы давным-давно уехал куда-нибудь подальше.
— Куда бы вы уехали?
— На край света. Все равно куда. Рай можно найти повсюду.
Человек оглянулся, убедился, что их не подслушивают, и доверительно произнес:
— Мне надоело. Надоели эти грамотеи, приходящие за книжными новинками единственно потому, что они в моде, надоели псевдо-читатели, псевдо-интеллектуалы, которые отравляют мое существование своими софизмами, надоело предлагать читателям стихи Эрнандеса и слышать в ответ: футболист? — Он презрительно поджал губы. — Футбол и Карлос Гардель — вот опиум для народа.
— Минуточку, мой друг! Не говорите плохого о французах. Гардель и мой идол тоже. Вы слышали его танго «Mi noche triste» ? Это бесподобно.
— Но по какой причине вы называете его французом?
— Замечательный вопрос! Вам прекрасно известно, что он родился во Франции, в Тулузе.
— О! Не попадитесь в эту ловушку! Только не вы, сеньор Вакаресса. Происхождение вашего идола весьма туманно. Достоверно одно, что он воспитывался в бедном квартале Абасто. Что касается остального… Сплошной мрак. Родился в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом или девяностом году? Уругваец? Француз? На его завещании можно было прочитать: «Француз, родился в Тулузе в одна тысяча восемьсот девяностом году». Но многие подозревают, что это завещание — фальшивка.
— Положим, вы правы. Но что его происхождение привносит в его талант или отнимает у его таланта? Пусть он будет уругваец, француз или африканец, он — Карлос Гардель. Мэтр!
Тот в досаде поднял руки к небу:
— Как вам угодно, но признайтесь, что, слушая Гарделя или присутствуя на футбольном матче, вы лишаетесь возможности прочитать интересную книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Остаток вечера прошел безукоризненно. К полуночи споры увяли, голоса стали тише. Смех звучал редко, осоловелость появилась на лицах. Только Рикардо трудно было избавиться от внутреннего напряжения.
«Есть люди, лица которых не обманывают, видно, что они берегли себя».
Он все-таки испытал любовь, прежде чем встретить Флору. Ему знакомы были сильные чувства, граничившие со страстью. Победы следовали одна за другой. Он не ставил себе это в заслугу, но это было. Выглядит он представительно, у него правильные черты лица и — как часто ему повторяют — в нем есть шарм. В действительности же он прежде всего — сын Хулиано Вакарессы. Наследник. В конце концов, женщины проплывали через его жизнь, как лодочки. Он плыл на них и покидал их при первом же шквале. Любовью он с ними занимался ни шатко ни валко. Он никогда не говорил им: «Я тебя люблю», потому что слова застревали глубоко в горле, и он находил их пошлыми.
«Есть ли у вас другая женщина?»
Что за таинственная причина заставила будущего тестя задать этот вопрос?
С быстротой молнии возникла перед Рикардо женщина из его снов, и ему показалось, что он прошептал: «Заря моей жизни, взгляни на меня».
12
Посетитель вежливо снял фетровую шляпу. Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке в этом роскошном доме.
— Садитесь, — предложил Вакаресса. — И прошу извинить меня за мой вид. Но так как еще раннее утро…
— Знаю, знаю, сеньор Вакаресса. Мне так неловко, я ввалился без предупреждения…
— Ну, это не важно. Не желаете ли кофе?
— Охотно… Наконец… если это возможно. Не хотелось бы вас беспокоить.
Рикардо повернулся к мажордому и приказал:
— Два кофе, Мигель. — Он вежливо поинтересовался: — Не повторите ли ваше имя?
— Альварес Солонас.
— И вы из полиции?
— Да, сеньор. Инспектор.
— Очень хорошо. Что я могу для вас сделать?
— Дело в том… речь идет об очень щекотливом деле.
— Не будем вилять. О чем речь?
— Вам знаком некий Янпа? Индеец.
— Янпа? Вы сказали — Янпа? Мужчина кивнул.
— Действительно, он мне знаком, — подтвердил Рикардо. — Я даже встретил его на улице несколько недель назад.
— Где именно?
— На углу улиц Хуан-Хусто и Коррьентес. А в чем дело? Что происходит?
Инспектор уклонился от ответа. Он настойчиво и пытливо всматривался в глаза Рикардо.
— Полагаю, вы не в первый раз встретились с этим человеком? Был ли он в числе ваших друзей?
— Никоим образом. Я виделся с ним всего два раза. В первый раз — в небольшом трактире на улице Санта-Роза, «Флорида».
— Вы сразу подружились? Во всяком случае, достаточно, чтобы потом проводить его до порта?
Рикардо начал терять терпение.
— «Подружились» — не то слово. Скажем, он чем-то заинтриговал меня.
— Прошу прощения, но что общего может иметь человек вашего положения с аборигеном, таким, как Янпа?
— Может, вы скажете, в чем дело, инспектор? Солонас некоторое время нервно мял свою шляпу, прежде чем объявить:
— Он мертв, сеньор.
Молния, заскочившая в комнату, не произвела бы большего эффекта.
— Мертв?
— Да, убит.
— Как? Почему?
— Его труп обнаружили на главном причале, под зерновым элеватором. Убит он был ударом кинжала.
Комната поплыла перед глазами Рикардо.
— Вы кажетесь очень взволнованным. Из-за какого-то индейца, даже не бывшего вашим другом…
— Совсем не обязательно знать человека лет двадцать, чтобы печалиться о его кончине… — И, четко выговаривая слова, Рикардо заключил: — Даже если речь идет об индейце, аборигене.
Щеки инспектора порозовели.
— Я понимаю.
Вернулся мажордом. Он аккуратно поставил кофе и удалился так же быстро, как вошел.
— Известно, кто его убил? — спросил Рикардо. — Какой мотив?
— У нас нет ни малейшей зацепки. Этим и объясняется мой визит. По нашим сведениям, вы были одним из последних, видевших его живым. А «панхард-левассор» — ваш собственный автомобиль?
— Верно.
— Регулировщик, стоявший на посту на углу, заметил его. Он-то и сообщил нам о машине. К сожалению, он не всегда запоминает номера. Нам понадобилось приложить немало сил, чтобы разыскать вас… Итак, вы были в хороших отношениях с индейцем…
— Он искал дорогу в порт. Я предложил проводить его.
Солонас приподнял брови: — Пешком?
— Да, инспектор. Пешком. — Но ведь вы могли подвезти его на машине? — Он отказался сесть в нее.
— Понятно… Эти аборигены… Они все одинаковы… Рикардо чувствовал, что его объяснения были по меньшей мере бессвязными. А был ли у него выбор? Рассказать о шаманах, реинкарнации, индейцах, которые разговаривают с деревьями? Этот тип примет его за ненормального.
В голову вдруг пришла мысль:
— Скажите, инспектор, при Янпе нашли деньги?
— Ни одного песо.
— Вот вам и мотив. Когда я расставался с ним, у него была пачка купюр и драгоценный камушек, который мне показался бразильским изумрудом.
— Вы видели этот камень? Эти деньги?
— Как вас… Именно на эти деньги он рассчитывал купить билет на корабль.
— В каком направлении?
— Не знаю. Просто ему хотелось сесть на первый попавшийся пароход.
— Вам это не кажется странным? Рикардо холодно ему улыбнулся:
— Вся наша жизнь странная, инспектор.
— И все же, сеньор Вакаресса, я вынужден кое-что уточнить. Мне хотелось бы знать, каковы были ваши отношения с убитым?
— Никаких. Отношений вообще не было.
— Не сказали ли вы несколько минут назад, что этот человек заинтриговал вас?
Рикардо спокойно выдержал взгляд полицейского.
— Положим, мой интерес был интересом натуралиста, озабоченного судьбой некоторых исчезающих видов. Я не скажу вам ничего нового, уточнив, что на нашей территории почти не осталось индейцев.
Солонас устало посмотрел на него:
— Недалеко же мы продвинулись.
— Наоборот. Я дал вам подсказку: деньги.
— Действительно, это одна из причин. Когда были в порту, вы не заметили чего-нибудь необычного?
— Что, например?
— Не показалось, что за вами следят?
— Нет, насколько я помню. Во всяком случае, я не обратил бы на это внимания.
— Может, вы заметили подозрительных людей? Или кто-нибудь вел себя странно?
— Вы хорошо знаете портовую зону. И лучше меня имеете представление о тамошней фауне.
— Вы правы.
Он немного помолчал, размышляя, потом произнес:
— Стало быть, на него напали бандиты, видевшие, как он показывал вам свои сокровища.
— Другого объяснения я не нахожу. Инспектор покачал головой:
— Полагаю, на этом и остановимся. Благодарю вас, сеньор Вакаресса.
Итак, Янпа был мертв. Кто бы мог вообразить? А если он именно этого и добивался — шел к смерти. Возможно, он искал ее повсюду: среди безумных пейзажей Патагонии, в Буэнос-Айресе, вплоть до дня, когда, не найдя ее, он убедился, что она поджидает его в другом месте, на другом континенте.
Странная параллель: Горацио, гаучо, тоже ушел сам, не зная куда. Ведь накануне ухода он сказал: «Это ужасно. Больше не будет диких жеребцов. Время подчиняется даже животным. Мне надо уходить». А когда Рикардо спросил, где он собирается жить, гаучо ответил ему почти так же, как Янпа: «Огненная Земля, Патагония. Кордильеры. Аргентина — большая страна».
«Кто сидит на берегу, способен видеть, что творится в верхнем течении и что происходит в нижнем».
Предчувствовал ли индеец конец? Рассчитывал ли на удар кинжала?
«Чтобы стать шаманом, надо преодолеть огромные расстояния, взобраться на горы и побывать в чужих землях, пока не встретится Таматзин, волшебный олень».
Таматзин. Волшебный олень. По сути, Янпа больше принадлежал не к этому миру, а к эпохе, закончившейся утром 1526 года, когда белые люди, облаченные в латы, блестевшие на солнце, навсегда изменили жизнь его предков.
«Жизнь, смерть, жизнь, смерть… и так до бесконечности».
Рикардо улыбнулся, вспомнив эти слова. Где Янпа сейчас? В какого новорожденного проскользнула его душа? В телесную оболочку белого ребенка или метиса? Если только волшебный олень не решил унести его к равнинам, откуда больше не возвращаются.
Рикардо допил кофе и прошел в свою комнату. Через час он должен был быть у Адельмы Майзани.
Луис Агуеро повернул ключ зажигания, и мотор ровно заурчал.
Рикардо тотчас спросил:
— Есть новости от брата? Когда мы виделись в последний раз, у него, кажется, не было работы…
— Вы видели его? Где?
— В Мар-дель-Плата, на днях.
— Странно, он ничего мне не сказал. Шофер удрученно покачал головой:
— Ему никак не удается найти работу по душе.
— Он мне нужен. Пусть придет.
— Вам нужен Паскуаль?
— Вот именно.
— Но… сеньор. Ведь у вас служу я. Зачем брать второго шофера?
— Это не для меня, а для директора холодильных установок. У него нет машины, и из-за этого возникают разные проблемы.
— Если у него нет машины, тогда…
— Будет. Только не забудьте сказать Паскуалю, что получать он будет сколько требовал до увольнения. Пользуясь случаем — вопрос равенства, — я буду платить вам столько же.
Луис поблагодарил, немного неуклюже, не зная, что и подумать о таком крутом повороте в судьбе. Он исподтишка взглянул в зеркало заднего вида: Рикардо углубился в чтение своей газеты, и виден был только его наклоненный лоб.
Они въехали на авениду Индепенденсия, потом поднялись до собора Метрополитана. Прозрачная розовая весна полыхала над Буэнос-Айресом.
Через четверть часа «панхард» остановился у дома номер 14 улицы Сан-Игнасио-де-Лойола.
— Приехали, сеньор.
Рикардо вышел из вестибюля, пересек улицу и вошел в книжный магазин.
— Сеньор Вакаресса! Наконец-то!
За кассовым аппаратом расположился любопытный персонаж. Длинная фигура согнута под углом; длинный красный нос, на котором сидели очки с толстыми линзами; с подбородка свисала маленькая козлиная бородка.
Он добавил с упреком:
— Я уже начал думать, что вы забыли о вашем заказе.
— Вовсе нет. Но у меня нет ни секунды свободного времени. Представьте себе, мне ведь тоже приходится работать. Вам, должно быть, это хорошо известно, ведь мы давно знакомы.
— Скоро десять лет! Целая жизнь! Поэтому-то мне и хочется сразу вам сказать, что вы не правы. Будь я на вашем месте, с вашим богатством, я бы давным-давно уехал куда-нибудь подальше.
— Куда бы вы уехали?
— На край света. Все равно куда. Рай можно найти повсюду.
Человек оглянулся, убедился, что их не подслушивают, и доверительно произнес:
— Мне надоело. Надоели эти грамотеи, приходящие за книжными новинками единственно потому, что они в моде, надоели псевдо-читатели, псевдо-интеллектуалы, которые отравляют мое существование своими софизмами, надоело предлагать читателям стихи Эрнандеса и слышать в ответ: футболист? — Он презрительно поджал губы. — Футбол и Карлос Гардель — вот опиум для народа.
— Минуточку, мой друг! Не говорите плохого о французах. Гардель и мой идол тоже. Вы слышали его танго «Mi noche triste» ? Это бесподобно.
— Но по какой причине вы называете его французом?
— Замечательный вопрос! Вам прекрасно известно, что он родился во Франции, в Тулузе.
— О! Не попадитесь в эту ловушку! Только не вы, сеньор Вакаресса. Происхождение вашего идола весьма туманно. Достоверно одно, что он воспитывался в бедном квартале Абасто. Что касается остального… Сплошной мрак. Родился в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом или девяностом году? Уругваец? Француз? На его завещании можно было прочитать: «Француз, родился в Тулузе в одна тысяча восемьсот девяностом году». Но многие подозревают, что это завещание — фальшивка.
— Положим, вы правы. Но что его происхождение привносит в его талант или отнимает у его таланта? Пусть он будет уругваец, француз или африканец, он — Карлос Гардель. Мэтр!
Тот в досаде поднял руки к небу:
— Как вам угодно, но признайтесь, что, слушая Гарделя или присутствуя на футбольном матче, вы лишаетесь возможности прочитать интересную книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33