А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Она трясущейся рукой показывала на тачку, блестевшую между основанием элеватора и мотками проволоки и веревок.
Изумруд был там, еле заметный.
Рикардо приблизился. Он схватил его кончиками пальцев с осторожностью сапера.
14

В кафе «Тортони» яблоку негде было упасть, но им удалось найти столик, стоявший на небольшом отдалении.
Рикардо закурил свою вторую сигарету. Ему страстно хотелось проснуться, вырваться из этой тягостной атмосферы, но как проснуться, если бодрствуешь?
Майзани осторожно вертела в пальцах камушек. Опыт частенько увлекал ее к малоисследованным границам бессознательного, в сферы, где вдруг неправдоподобное становилось правдоподобным. Последний раз она столкнулась с таким же впечатляющим событием за несколько лет до этого, во время путешествия по Италии, на Капри. Стоя на понтоне, она грызла персик в ожидании прибытия лодки, которая должна была доставить ее в Неаполь. Задумавшись, Адельма случайно проглотила косточку, которая застряла глубоко в горле. Ужас! Она задыхалась, не хватало воздуха, она уже видела себя умирающей от удушья. В последующую секунду ее второе «я» как бы оторвалось от нее самой, она раздвоилась, без малейшего волнения наблюдая за отчаянными усилиями, которые та, другая половина, прикладывала, чтобы избавиться от инородного тела. Неподвижная, в одном шаге от своего собственного тела, она ясно видела разворачивающуюся сцену, слышала испуганные голоса, рассчитывала усилия мужчины, шлепавшего ее по спине. Наконец после наиболее сильного удара ее второму «я», за которым она наблюдала, удалось вытолкнуть косточку, и она воссоединилась с ним.
— Ну и как, — иронично произнес Рикардо, — происшедшее тоже будет вписано в великую книгу случая?
— Слово «случай» здесь не подходит. Я вам напомню, что, по мнению Юнга, то, что мы называем случайностью, может быть только видимым и осязаемым знаком события, запрограммированного нашим бессознательным чувством.
— Совпадение?
Она попыталась ответить с присущей ей скрупулезностью:
— Зачем все эти определения? Древние ограничивались тем, что спокойно воспринимали феномен, не стараясь найти ему рациональное объяснение. Они…
— Сейчас тысяча девятьсот тридцатый год.
— Вы не дали мне досказать. Древние видели в том, что мы называем совпадениями, подтверждение единства между физическим миром и миром мыслей. Индейцы, китайцы, совсем по-другому смотрят на жизнь. По мнению людей Запада, случайность выражается в повторении номеров на круге рулетки, в серии непредвиденных встреч, в числе на поверхности игральной кости, которое выпадает при многократном ее бросании.
Она прервалась, отдала ему изумруд и спросила:
— Вы когда-нибудь слышали об «Ицзин»? Он отрицательно покачал головой.
— «Ицзин» — прежде всего книга. Карл Юнг очень интересовался ею. Книга эта древняя, очень древняя. Более двух тысяч лет она является частью канонических китайских текстов. Ее называют «Книгой перемен». «И» обозначает хамелеона, который меняется, развивается, преобразуется. «Цзин» означает основу ткани, которая остается неизменной. Книга основывается на двух началах, называемых Инь и Ян. Инь — женское начало, Ян — мужское. Но «Ицзин» является также и пособием предсказателя, она позволяет человеку интересоваться своею судьбой. Я ознакомлю вас с методами, и вы сможете консультироваться с оракулом. Главное, что нужно помнить, — основатель этой системы понял, что, несмотря на видимость, Вселенная состоит из законов и величин. Однако эти понятия рассматриваются не как застывшие и автономные, но как взаимозависимые и вытекающие одно из другого. То, что произошло с вашим изумрудом, с вашим предчувствием, вписывается в эту взаимозависимость.
Рикардо настороженно взглянул на нее, собираясь возразить, но промолчал.
— Кажется, я вас не убедила.
— Все эти объяснения мне небезразличны, в них есть даже что-то ободряющее. Ни совпадение, ни случайность, а только взаимозависимость. Великолепно. Однако случается, после происшедшего я предчувствую другую возможность. — Дрожащим от напря-жения голосом он заявил: — Женщина действительно существовала.
— Вы говорите о персонаже ваших снов?
— Конечно. Вы, надеюсь, не забыли день, когда подсунули мне книгу по искусству с фотографией греческой фигурки. В этот день вы отбросили гипотезу о спрятанном воспоминании.
— Верно. Но не вижу связи с…
Он прервал ее, чтобы повторить, отчеканивая слова:
— Женщина действительно существовала.
— Вы осознаете, что подразумевает подобное утверждение?
— Несомненно.
Он быстро проговорил, словно произносимая фраза жгла ему грудь:
— Реинкарнация. Ренессанс. Жизнь до моей жизни. Я, должно быть, знал эту женщину.
— И вы приходите к такому выводу из-за изумруда…
— Это вас удивляет? — Немного.
Она наклонилась к нему:
— Послушайте меня. Я первая установила, что ваши кошмары, видения, предчувствия не входят в общую категорию. Так что не заблуждайтесь, не стройте иллюзий.
Он потряс камнем:
— Этот драгоценный камень может быть иллюзорным?
— На примере «Ицзина» я попыталась вам объяснить, что существует вселенское бессознательное. Я не могу дать вам математического доказательства, тем не менее это бессознательное существует. Ни одна из составляющих жизнь величин не является изолированной. Каждая частица Вселенной находится в постоянном взаимодействии. Это не материальная реальность, я убеждена, однако она достойна быть гипотезой о реинкарнации. Ограничиваться только материальной реальностью — значит лишать свое существование значительных богатств. Повторяю: старайтесь больше не думать по-западному. Для восточного мира вполне естественно то, что люди Запада называют сверхъестественным, сверхчеловеческим, необъяснимым и так далее.
— Для меня недоступно ваше отрицание. Вы даже на мгновение отказываетесь вообразить, что я мог быть прав. Вам хочется, чтобы я присоединился к вашим теориям, тогда как сами признаете, что они лишены материальности. В чем мое предчувствие менее допустимо, нежели восточная философия?
С обезоруживающим спокойствием она ответила:
— Я этого никогда не говорила. Если уж церковь, начиная с пятого века нашей эры, издала декрет о еретизме реинкарнации, то Востока это никак не касалось.
— Тогда почему вы отказываетесь придерживаться моего мнения?
— Потому что вы не должны довольствоваться одной интуицией! Интуиция не может быть рассматриваема как признак реальности реинкарнации.
— Вы упомянули о церкви. Почему она-то отбрасывает эту гипотезу?
— Потому что, отрицая реинкарнацию, церковь вводит в сознание людей нечто более страшное: понятие смерти. Смерти окончательной и бесповоротной. Так появился ад. Единственным спасением для грешников, имеющих только одну жизнь, дабы достичь святости, являлось лоно церкви и следование всем ее предписаниям и диктатам, сводящимся к словам: «Вне церкви нет спасения». Религия превращается в безраздельный инструмент власти. Если человека угрожают предать вечному проклятию, если его судьба заключена в рамки одной жизни, то смерть становится ужасным, самым исключительным неизбежным событием нашего существования. И однако…
— Однако?
— Все в окружающей нас природе говорит нам о возрождении. — Все так же спокойно она заключила: — Не писано ли, что Бог создал человека по своему подобию?
— Тогда чем могу я вас убедить, что знал ту женщину в другой жизни?
Она с подозрением посмотрела на него:
— Судя по всему, у вас уже есть идея.
— На первом сеансе я рассказал, что, со слов моей невесты, мне случалось говорить во сне на неизвестном языке. Мы с доктором Толедано решили, что это мог быть один из диалектов индейского племени зуньи. Вы помните?
— Я ничего не забываю, сеньор Вакаресса. У меня есть недостатки, но память у меня отличная.
— Толедано сказал мне, что существует прибор, который может записывать звуки. Я мог бы раздобыть один такой и пристроить его на ночь в изголовье.
— Вы это серьезно?
Он ответил вопросом на вопрос: — Будь вы на моем месте, что бы вы сделали, сеньора Майзани?
Увлеченные дискуссией, они не заметили присутствия Флоры. Стоя за витриной кафе, она смотрела на них с почти страдальческим выражением лица.
Найти такой прибор — задача не из легких; тем более что название его было неопределенным: назывался он по-разному. И все-таки с помощью родственника доктора Толедано удалось его найти. Он был собственностью некоего Рональде Денни, ирландского эмигранта, увлеченного записью и воспроизведением звуков. Этот просвещенный человек был убежден, что только новая технология изменит будущее мира. Сам он торговал случайными вещами в лавочке, расположенной в центре, на улице Демариа, недалеко от ботанического сада.
Там-то и нашел его Рикардо. Переступив порог, он наткнулся на хаотическое нагромождение самых немыслимых вещей. Десятки причудливых предметов валялись вповалку: лампы, кофеварки, стенные и напольные часы, морские карты, кресло-качалка — короче, старье на все вкусы.
Торговец вытянул шею над горкой старого картона и оглушил громовым голосом:
— Вы от доктора Толедано?
— Да, — ответил Рикардо.
— От меня ничего невозможно скрыть, — доверительно прорычал ирландец с видом, по которому можно было судить, что никто этого делать и не собирается. — Подходите, не бойтесь. Видите эту фарфоровую куклу? Она обойдется вам в десять тысяч песо, если вы ее разобьете. — Обтянутая пыльным капором, кукла была похожа на старую загримированную обезьяну.
— Подходите, смотрите, вы не пожалеете, что пришли сюда.
Кое-как протиснувшись, изгибаясь и нагибаясь, Рикардо добрался до торговца. Рыжие волосы, рыжая борода, хитрые глаза, лицо, обильно усеянное веснушками, могли принадлежать только ирландцу.
Не дожидаясь его, тот повернулся, приглашая посетителя за собой. Они оказались перед маленькой дверью с двумя солидными замками — можно подумать, что за ней ждали своего часа все сокровища, собранные когда-то Вест-Индской компанией. Освободившись от запоров, дверь открылась с призрачным скрипом.
Ирландец вошел первым.
— Любуйтесь, сеньор. Запомните эти диковины. Никогда вам уже не доведется так близко приблизиться к этим редчайшим предметам.
К стене было приставлено пианино, в зияющих недрах виднелись странные металлические рулоны. Шарманка. Фонограф. Назначение остального имущества Рикардо был не в состоянии определить. Его больше заинтересовала машина, воспроизводящая звуки.
— В начале было слово! — с пафосом воскликнул ирландец, положив руку на непонятный механизм. — Взгляните на это чудо!
— А что это? — заикаясь спросил Рикардо.
— Графофон! Единственный экземпляр. Ему дали жизнь в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году два американских инженера, которые выдвинули гениальную идею надеть на цилиндр фонографа картонную манжету, покрытую воском.
Рикардо ничего не понимал в этой тарабарщине. Больше из вежливости, чем из интереса, он указал на педальное устройство от швейной машинки:
— Для чего это?
— Чтобы вращать круг. Довольно хитро придумано, вы не находите?
Рикардо выдавил неубедительное «да».
— Сеньор Денни, не перейти ли нам к причине моего визита?
Вместо ответа ирландец подсел к шарманке и завертел ручку, находившуюся сбоку. Комната тотчас наполнилась плаксивыми звуками польки.
— Еще один гениальный человек! Известно ли вам, что изобретатель ее, Барбари, вначале был обыкновенным столяром-краснодеревщиком из Модены?
— Я не знал этого. Доктор Толедано сказал мне…
— Да-да, я знаю. Вам нужен звукоуловитель. Он у меня есть. Пойдемте.
Они остановились перед любопытным устройством, собранным, казалось бы, из всякого хлама.
— Телеграфон! — гордо заявил ирландец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33