— Я не могу в это поверить, — заявила Кэтрин почти патетически. — Она моя подруга. Единственная, которая у меня когда-либо была. — Ее глаза повлажнели, и, казалось, сейчас польются слезы.
— Я покажу вам ее письмо, — заторопилась Элис и пошла на кухню. А было ли это письмо от Камиллы? Оно написано печатными буквами. Кто-то другой мог написать его.
Кэтрин внимательно изучила его и скомкала листок. Слезы угрожающе подступили к глазам.
— Значит, это правда? Как нехорошо с ее стороны. Бедный Дэлтон. Он любил ее, вы знаете? Он собирался жениться на ней. Как же я теперь расскажу ему? Как она могла так поступить?
Может быть, цинично подумала Элис, побег был для Камиллы единственным благоразумным выходом. Вряд ли она могла выпутаться из сложной ситуации, которую сама создала.
Вдруг Кэтрин сказала:
— Я не верю, что она уехала. Почему же она оставила все вещи? Посмотрите. Здесь и ночная рубашка — она надевала ее у нас. Ей она очень нравилась. Она сама ее сшила. — Кэтрин держала, прижимая к себе, тонкую голубую рубашку. — Она слишком хороша, чтобы ее бросить. И все остальное.
— Кажется, она очень торопилась, — проговорила Элис. — Мы ждем, что она пришлет за вещами через день-другой. И тогда мы все узнаем.
— Конечно, в самолет много не возьмешь, — сказала Кэтрин. — Да. Пожалуй, она уехала.
Ее хорошенький ротик скривился, она всхлипнула, как дитя, и страдальчески посмотрела на Элис.
— Вы думаете, что я ребенок. Но я так одинока. Камилла меня веселила. Я буду скучать без нее. А бедный Дэлтон… — Она покачала головой. — Ну, мне надо ехать. Дэлтон разозлится, что я взяла машину. Я только учусь водить, и он не разрешает мне ездить одной. Вы не сердитесь, что я забралась сюда? Правда?
— Конечно, нет. — Может быть, это невероятно красивое существо — невротичка? У нее длинные узкие руки с сильно выступающими косточками. Кэтрин уронила ночную рубашку, которую только что прижимала к себе. Она возбуждена или в депрессии? Вдруг девушка заявила:
— У вас прекрасные волосы. Гораздо лучше, чем у Камиллы. Они жесткие. А вы можете приехать к нам как-нибудь?
Элис показалось, что Кэтрин собирается дотронуться до ее волос своими костлявыми пальцами и погладить их. Она действительно красива, но что-то в ее руках, в ее больших глазах волновало и пугало. Но она подруга Камиллы, и, если Элис хочет понять, что вынудило Камиллу так странно поступить, надо влезть в шкуру подруги. Испытать все волнения, встретить опасности, погрузиться в напряженную атмосферу.
Элис слегка отодвинулась от гостьи и вежливо сказала:
— Конечно. Почему бы нет. Я буду рада приехать.
Кэтрин улыбнулась.
— Как хорошо. Но только не завтра. Завтра всем полагается быть на обеде в отеле. Суббота. Таков здешний обычай. Единственное место, куда Дэлтон берет меня с собой. А как насчет воскресенья? Приедете к нам на чай?
После отъезда Кэтрин Элис стала убирать вещи Камиллы, разбросанные по комнате. В задней части комода она нашла старые письма, учебники, журналы, баночки из-под крема, заштопанные чулки, носовые платки и еще один календарь с заметками Камиллы.
Сидя на полу в маленькой полутемной комнате, Элис переворачивала страницу за страницей, читая заметки, сделанные шесть месяцев назад, когда Камилла только что сюда приехала.
«4 июля. Поеду на ферму к Торпам. Интересно, как выглядит брат?»
«18 июля. Не забыть о леднике в одиннадцать часов. Дандас снова хочет меня фотографировать. Так скучно!»
И дальше: «Как страшно, хотя Дандас присматривал за мной. Удивительно, если все, что они говорят, правда. Бедняжка, он такой хороший».
«20 июля. Дэлтон Торп очень волнует. Он заставляет меня вспомнить о Рудольфе Валентине».
«8 августа. Маргарет — такой мрачный ребенок. Говорят, она обожает своего отца».
Месяцем позже Камилла писала: «Сетка для волос, нейлон, пудра, новые книги по истории». Потом добавила: «Новый водитель автобуса Феликс Додсуорт. Он ни капли не похож на водителя. Я буду звать его Дод. Хорошо, что рядом еще один новый мужчина».
14 ноября было странное замечание: «Боже мой! Какой подарок».
А затем нечто таинственное: «Ответить на письмо адвоката».
Далее, в начале декабря: «Не могу уехать на каникулы. Дела здесь становятся слишком интересными».
Тремя неделями позже: «Хорошие новости. Приезжает Элис. Посоветуюсь с ней».
Но через день Камила дописала — волнуясь, неровными каракулями: «Д, не станет ждать».
Потом, в последний день года, твердой рукой написано: «Завтра Новый год. Все выяснится. Может быть очень весело а может немножко опасно. Возможно, мне лучше послушаться Д.».
Элис закрыла календарь и села на пол. В маленькой комнате пахло гвоздикой, было странно тихо. Чтобы как-то подбодрить себя, Элис вынула бумагу и ручку и стала писать письмо Камилле.
«Ты, несчастная неряха! Ну почему после тебя всегда остается клубок с таким количеством концов? Все они болтаются вокруг меня. Думаешь, шутка — оставить трех мужчин, сохнущих по тебе? Сейчас ты завела четвертого. (Кто же он дорогая?).
Ты пальцем не пошевелила, чтобы поймать этих трех Д. Но я тебя уверяю, мне не смешно и не весело.
Откуда у тебя эта противная манера писать о них и называть только первой буквой? Теперь я вообще не понимаю, кого ты имеешь в виду. Кто нетерпелив? Почему и что становится опасным? Ты должна рассказать. Что мне делать со всеми этими мужчинами?
Честно говоря, дорогая, я не понимаю, что заставило тебя так поспешно удрать, все бросив. Я упаковываю твои вещи и отошлю их, как только узнаю куда. Я обшарила четыре ящика комода, словно после твоей смерти. Здесь стоит еще обитый оловом сундук, но я не могу подобрать к нему ключ. Я его найду, и в самом неподходящем месте.
Да, мне пришлось взять на себя твою осиротевшую семью. Кот очень красив, а Уэбстер держит меня в напряжении. Я думаю, он мое подсознание. Или твое? Дандас отчаянно хочет сжечь этот домик. И я согласна: школьному комитету стыдно иметь подобный. Но я останусь здесь, пока не побываю на леднике и не сделаю всего, что полагается туристу. Я не могу позволить себе остановиться в отеле, но сейчас у меня отпуск, и я проведу его как можно лучше, несмотря на твое бегство.
Черт тебя побери! Где же ты? В ванной так жутко воняет гвоздикой, что мне каждую минуту кажется, что ты войдешь. Я не могу избавиться от чувства, что ты к нам гораздо ближе, чем мы думаем».
Элис писала, абсолютно уверенная, что это письмо никогда не будет отослано по почте.
Что же лежит в запертом сундуке? Вдруг Элис почувствовала, что ей необходимо это узнать. Запор был старый, ржавый. Может, удастся сломать его кочергой? Через несколько минут стараний замок развалился на части. Когда Элис положила руку на крышку сундука, чтобы открыть его, она услышала, что снова пошел дождь. Одеяло из облаков накрыло весь домик. В комнате потемнело. Дождь колотил по крыше, и Элис снова показалось, что она плывет под водой в темноте и холоде, а у зеленой воды нет конца. Вся напряженность дурных предчувствий вернулась к ней, и она с трудом заставила себя поднять оловянную крышку сундука.
Все так глупо! Глупо! Наверняка в нем накопленный Камиллой хлам. Они с Дандасом были бы хорошей парой. Запах нафталина ударил в нос, и Элис решительно откинула крышку. Несколько слоев папиросной бумаги, но под ними, по крайней мере, не тело. Никто не станет обкладывать его папиросной бумагой и нафталинить. (Может, там драгоценное вечернее платье?) Но нет. Элис убрала последний слой и увидела красивую беличью шубку.
Камилла хотела пересыпать нафталином шубу. Она собиралась купить его в городе. Но она не вернулась.
Теперь Элис, как и Феликс, не верила в замужество Камиллы. В это уже нельзя было верить.
Она слишком хорошо знала Камиллу. Ни за что в жизни та не бросила бы такую замечательную шубу.
Глава 5
Уже во второй раз после приезда Элис обратила внимание на хищных птиц. Три из них сидели на крыше автобуса, который только что подъехал к отелю. Они смотрели своими проницательными глазами по сторонам и впивались клювами в багаж и сумки. Когда двери отеля открылись и несколько человек вышли, птицы взлетели и скрипуче закричали. Под их крыльями было буйство красок — ярко-зеленый, голубой, кроваво-красный цвет. Должно быть, это и пугало ягнят, за которыми они охотились. Одна птица уселась неподалеку и, сложив крылья, сверлила Элис глазами. И снова дурное предчувствие охватило девушку. Она чертыхнулась и махнула рукой в сторону толстых горных хищников.
Элис заколебалась перед входом в отель. Мужество, с которым она собиралась сюда, покинуло ее.
В домике, стоя перед зеркалом, Элис говорила:
«Извини, Камилла, извини, дорогая. Я знаю, как ревностно ты относишься к своей одежде, но я вынуждена это сделать ради тебя же самой».
Уэбстер взлетел на спинку кровати и уставился на нее, вертя головой.
— Ну, энциклопедия. Что ты про все это думаешь?
— Никогда, — проскрипел Уэбстер.
— Согласна, — кивнула Элис серьезно. — И я почти уверена, что так сказала бы и Камилла. Никогда. Конечно.
Она подняла воротник шубки до подбородка. Шуба была ей чуть великовата, и Элис почувствовала себя, как в уютном сером коконе. Камилла была выше ее ростом. Хорошо скроенная летящая спинка и воротник шалькой наверняка смотрелись на ней очень здорово. Камилла в ней, видимо, немало повеселилась. Шуба, конечно, не из дорогих. Это не норка, не шиншилла ее матери, но для Камиллы, которая считала каждый пенни и сама себя одевала, эта шуба фунтов за триста — целое состояние. И потому Элис знала: подруга никогда не оставила бы такую вещь.
Интересно, сегодняшний вечер объяснит хоть что-то? Она подняла голову, еще помедлила. Таинственный Дэлтон Торп, добрый Дандас, насмешливый Феликс. Она не боялась ни робкого Дандаса, ни Феликса, слишком хорошо знакомого ей, слишком хорошо. И никакого другого мужчины. Было лишь что-то неуловимое, дурное предчувствие, будто заползающее в нее вместе с дождем, и этот сладкий запах гвоздики, напоминающий, что Камиллы нет.
Разрешится ли хоть что-то сегодня? Элис встала в позу, продекламировала: «Кажись им невинным цветком, но будь хитрой» — и посмотрела на свое отражение в зеркале.
— Никогда, — бормотал Уэбстер.
Элис посмеялась над абсурдностью происходящего, и дурное предчувствие улетучилось.
Но теперь, когда ей предстояло открыть двери отеля, это чувство снова вернулось, и, переполненная им, она вошла.
Но ничего не случилось. Элис села, позвала официанта, заказала шерри. Затем слегка приспустила с плеч шубу и огляделась.
Посетители — обычные туристы, загорелые и уже облезшие на солнце. Они громко говорили о мускулах, о трещинах во льду, об осыпях гальки. Один или два молодых человека с любопытством посмотрели на нее, приняв за новенькую. Гостиная отеля была большая, отделанная деревом, с огромным камином и горными пейзажами на стенах.
Элис слышала, как снаружи хрипло кричали птицы. Пошел дождь, и легкая пелена тумана нависла за окном. Но здесь было тепло и уютно.
Появились Дандас и Маргарет. Девушка первой вошла в дверь, но тотчас скользнула за отцовскую спину, желая остаться незамеченной. Она была хорошо сложена и, если бы научилась грациозно и уверенно ходить, могла бы показаться хорошенькой, несмотря на густые брови и тяжелый подбородок. Элис предположила, что Маргарет носит такую тесную одежду от желания выглядеть стройнее.
Сегодня она надела коричневое бархатное платье, которое было выходным еще года два назад. Ее волосы были заплетены в две толстые косы и уложены вокруг головы. Она являла собой любопытную смесь ребенка и женщины. Она казалась очень несчастной. Вероятно, недавно что-то случилось. Оглядевшись, Дандас заметил Элис, и его лицо засветилось удовольствием.
— Мисс Эштон! Я сам хотел пригласить вас, но боялся, что вы сочтете меня слишком самонадеянным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24