В течение шестидесяти лет «Хильярд и Клиф» выплачивают по пятьдесят тысяч в год некоему швейцарскому банку. Никаких разъяснений мы не имеем. Единственное, чем мы располагаем, – своего рода завещание старшему партнеру банка относительно того, что платежи следует продолжать и впредь. Более того, Жак, там написано, что подвергать это распоряжение сомнениям запрещается.
– Ого, – изумился Жак Грейвс.
– Вот именно, что «ого». Инструкция была составлена сэром Бэзилом Захаровым черт знает когда. Захаров умер в 1936 году. Сэр Хорейс выполнял это распоряжение... м-м... весьма пунктуально. Это было его право. Однако я считаю, что настало время задать несколько деликатных вопросов.
– Значит, уже выплачено три миллиона, – заметил Грейвс.
– Вот именно. Мы будем действовать следующим образом. Первым же самолетом вы, Жак, летите в Швейцарию. Там вы отправитесь в интересующий нас банк, Цюрихский банк, и спросите у них, очень тактично, на чей счет мы переводим всю эту чертову уйму денег. Возможно, они вам не ответят. Все мы знаем, что по швейцарским законам такого рода информацию разглашать нельзя. Но вы уж постарайтесь, Жак. Понимаете?
– Понимаю.
– Сделайте все возможное.
– Понятно.
– Но никакой огласки. И отнеситесь к этому серьезно. Главное для нас – осторожность. Если банк не пойдет нам навстречу, может быть, найдется какой-нибудь из клерков, испытывающий слабость к шампанскому, девочкам или спортивным автомобилям.
– Завтра утром я буду уже там, – пообещал Грейвс.
Когда он вышел, Мэлори предпринял еще одну попытку:
– В самом деле, не стоит это затевать.
– Вполне понимаю ваши чувства. Но, – Пилгрим пожал плечами, – у разных людей разные точки зрения. Вы обедать пойдете?
Мэлори извлек из жилетного кармана золотые часы.
– Думаю, нет. У меня назначена встреча в моем клубе.
На самом деле он отобедал в одиночестве, потратив массу времени на пережевывание слишком жесткого седла барашка. Потом еще часик посидел за бутылочкой кларета. Сэром Хорей-сом владели самые тяжелые предчувствия.
* * *
Жак Грейвс вылетел в Швейцарию вечером. Ночь он провел в цюрихском «Палас-отеле», а наутро, ровно в десять, позвонил в Цюрихский банк, поговорил с телефонисткой, и она связала его с неким господином Кляйбером. Грейвс назвался представителем банка «Хильярд и Клиф» и договорился о встрече в одиннадцать тридцать. Беседа с Кляйбером закончилась к одиннадцати сорока, и вот Грейвс сидел один в комнате, запертый на замок, и дожидался сам не зная чего, «У нас для вас кое-что есть» – так, кажется, было сказано. Кляйбер на сотрудничество не пошел. Он не понравился Грейвсу с первого же взгляда: среднего роста, возраст – лет тридцать пять, светлые волосы аккуратно подстрижены, очки в массивной оправе, а на лбу – еще не окончательно исчезнувшие следы юношеских прыщей. Кляйбер был в костюме серого цвета, такого же, как его глаза. Да и сам он производил впечатление чего-то серого. Руки посетителю Кляйбер не подал, а просто показал жестом на стул и стал ждать, пока гость объяснит цель визита.
Несколько секунд Грейвс рассматривал собеседника, отлично понимая подоплеку этого спектакля. Когда беседа начиналась без светских условностей, это "придавало ей деловитость и жесткость. Поэтому Жак специально начал разговор с необязательного вступления:
– Вы, конечно, знаете банк «Хильярд и Клиф»?
Швейцарец кивнул.
– Последние годы мы мало сотрудничали с Цюрихским банком.
– Предъявите, пожалуйста, удостоверение.
Грейвс терпеливо достал письмо на бланке «Хильярд и Клиф», в котором, за подписью Пилгрима, сообщалось, что «мистер Жак Грейвс действует от имени старшего партнера и наделен всеми соответствующими полномочиями». Кляйбер скрупулезно изучил письмо и даже поковырял ногтем тисненое клише с названием банка.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Мы столкнулись с довольно загадочным обстоятельством. Вам, вероятно, известно, что ежегодно семнадцатого июля банк «Хильярд и Клиф» переводит сумму в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов на счет в вашем банке.
– Да.
Неужели этот ублюдок не знает ни одного длинного слова, подумал Грейвс. Кляйбер был столь же дружелюбен и легок в беседе, как бетонная плита.
– Вам наверняка также известно, что платежи осуществляются с 1920 года.
Кляйбер кивнул.
– Загадка усложняется тем, что человек, по чьему распоряжению производятся эти выплаты, давно умер. За минувшие годы обоснование платежей куда-то затерялось. Мы, естественно, продолжали платить, ибо таковы взятые банком обязательства, но нам хотелось бы по крайней мере знать... – Грейвс выдержал паузу.
Губы Кляйбера искривились в едва заметной улыбке:
– Неудачно.
– И очень дорого, – подхватил Грейвс.
– И весьма неосмотрительно.
– Вот я и говорю, что нам хотелось бы по крайней мере узнать, кому переводятся эти деньги – банку, частному лицу или какой-нибудь компании. Информация, разумеется, останется между нами.
– Подождите.
Кляйбер встал и вышел из комнаты. Щелкнул замок. Это не удивило Грейвса, потому что он был хорошо знаком с швейцарской осторожностью и предусмотрительностью. Кляйбер вернулся через минуту и сел на место.
– Платежи поступают на номерной счет.
– Да, я знаю. Но номер...
Кляйбер покачал головой:
– Закон есть закон. Никакой дополнительной информации я вам дать не могу.
– Мы надеялись, что вы согласитесь нам помочь.
– Нет. Закон очень строг на этот счет, да и правила нашего банка тоже.
Тогда Грейвс, без особой надежды на успех, попробовал поманить собеседника морковкой:
– Я полагаю, что наши банки могли бы наладить превосходное сотрудничество в самых разных направлениях.
Лицо Кляйбера осталось каменным.
– Господин Грейвс, это невозможно. И вы знали это еще прежде, чем пришли ко мне.
Грейвс пожал плечами:
– Ну что ж, мистер Кляйбер. Дверь, если я не ошибаюсь, заперта?
Кляйбер кивнул, глядя на Грейвса своими стеклянными глазами. Потом произнес:
– Часто бывает, что люди, интересующиеся секретной информацией о номерных счетах, пытаются подкупить служащих банка. Должен вас предупредить, что подобные попытки будут безрезультатны.
– У меня нет ни малейшего намерения... – начал Грейвс, но Кляйбер прервал его:
– Всего несколько человек имеют доступ к этой информации. И любой из них, уверяю вас, в случае попытки подкупа немедленно свяжется с полицией. Полиция арестует виновного, и он отправится в тюрьму. Таков закон.
– Я понимаю. Может быть, вы все-таки откроете дверь?
– Минуточку, – снова улыбнулся Кляйбер коротенькой дергающейся улыбкой. С каким удовольствием Грейвс врезал бы по этому творожному лицу. – Тем не менее, вы не уйдете от нас с пустыми руками, господин Грейвс. У нас для вас кое-что есть.
– Что-что?
– Подождите, пожалуйста.
Кляйбер вышел из кабинета, снова щелкнул замок. Почти сразу же швейцарец вернулся и положил на стол пакет.
– Это для вашего директора.
– Что там?
Улыбочка Кляйбера расползлась чуть шире и превратилась в явную ухмылку.
– Согласно инструкции, в случае, если ваш банк будет интересоваться номерным счетом, мы должны передать вашему директору этот пакет.
– Нашему директору?
– Главе компании или банка, сделавшего запрос. В данном случае – мистеру Лоренсу Пилгриму, поскольку, как нам известно, сэр Хорейс Мэлори отошел в сторону.
Грейвс взял в руки конверт. Он был не надписан.
– Следуйте инструкции, – сказал Кляйбер. – Конверт предназначен вашему директору. Не пытайтесь распечатать его.
За спиной Грейвса щелкнул замок.
– Что ж, по крайней мере вы меня выпускаете, – иронично заметил Жак.
– Всего хорошего, господин Грейвс.
Оказавшись за дверью в коридоре, Грейвс повертел в руках увесистый конверт. Самый обычный пакет, запечатанный красным сургучом с оттиском орла. За столом у стены сидел охранник в серой униформе и не спускал с Грейвса глаз. Жак обратил внимание на то, что конверт явно дожидался своего часа долго: крепкая бумага нигде не надорвалась, но потускнела от времени. Интересно, сколько пролежал пакет в Цюрихском банке, прежде чем попасть ко мне в руки, подумал Грейвс.
Он коротко прикинул варианты своих действий. О строгости швейцарских законов в том, что касалось взяточничества, Грейвс был осведомлен и без предупреждения Кляйбера, однако он проделывал подобные дела прежде и наверняка еще не раз прибегнет к подобным методам, поэтому угроза Кляйбера ничуть его не испугала. Но появление конверта было неожиданностью. Он адресован директору банка, а стало быть, следует немедленно доставить конверт адресату. Вернуться сюда никогда не поздно.
Грейвс взял в приемной сданный на хранение портфель, положил в него пакет и вошел в лифт. На улице он потратил две или три минуты на поиск такси. В аэропорту, однако, его ждало разочарование: рейс «Бритиш эруэйз» он уже пропустил, а вылет в Хитроу швейцарского самолета задерживался из-за неисправности двигателя. Прошло два часа, прежде чем Грейвс наконец покинул Цюрих. Из аэропорта он немедленно отправился на такси в банк, но передать конверт старшему партнеру не сумел: Пилгрим отбыл в графство Глостер на деловой ужин с нигерийцами, желавшими вложить деньги в строительство сталелитейного завода.
Придется конверту подождать до утра.
* * *
Сэр Хорейс стоял и считал: два, три, четыре нарцисса уже выпустили желтые лепестки, еще многие на подходе. Даже тюльпаны набухли. Что-то рановато, подумал он. Но ничего, сад надежно защищен от непогоды.
Он завернул за угол, думая о Жаке Грейвсе. И последствиях его поездки. Грейвс, несомненно, был отличным работником, но что-то в нем очень не нравилось сэру Хорейсу. Очевидно, дело было в запахе: какой-нибудь из этих нынешних лосьонов для бритья. Однажды Мэлори стоял совсем рядом с Грейвсом и уловил этот назойливый аромат и сразу вспомнил, как пахнет салон его нового автомобиля. Кожей, деревом и еще чем-то в этом роде. Запах сэру Хорейсу не понравился. Еще меньше его чувствительному носу нравился запах опасности, которую он ощущал очень явственно.
Мэлори совсем забыл про входную дверь. Поэтому на пороге банка он замер в изумлении. Весеннее солнце отражалось в зеркальной поверхности и сверкало нестерпимым сиянием. Господи Боже, подумал Мэлори.
– Ах, сэр Хорейс, мистер Пилгрим спрашивал о вас, – приветствовала его миссис Фробишер.
– Тоже мне событие, – пробормотал Мэлори, снимая пальто.
– Так точно, сэр. Он сказал...
– Могу себе представить. Мистер Грейвс вернулся?
– Да, сэр Хорейс.
– Ну-ну. Сначала я выпью кофе.
Это была не распущенность, а выдержка. Попивая кофе и вертя в руках «Ромео № 3», Мэлори буквально сгорал от нетерпения – ужасно хотелось знать, удалось ли Грейвсу чего-нибудь добиться от непреклонных швейцарцев. Но долгий жизненный опыт научил сэра Хорейса, что жгучему любопытству нужно давать время отстояться. Поэтому он выпил и вторую чашку.
Когда Мэлори вошел в ультрасовременный офис старшего партнера, выражение лица Пилгрима показалось ему странным. Мэлори попытался разгадать его, но ни к какому выводу не пришел.
– Хорейс, я ждал вас.
Может быть, волнение?
– Я слышал, что Грейвс вернулся. Как прошли его переговоры со страной часов и нейтралитета?
– Они не пошли на контакт.
– Кто бы мог подумать. Признаться, я испытываю некоторое облегчение.
– Но кое-что он все-таки оттуда привез.
– Что-нибудь важное?
Запах опасности стал еще отчетливей.
– В духе плохого детектива.
Пилгрим коротко пересказал суть беседы в Цюрихском банке.
– Что в конверте?
Пилгрим взял со стола папку.
– Прочтите сами, Хорейс. Обсудим позднее.
– Очень хорошо. – Мэлори попытался классифицировать выражение лица Пилгрима. – Это очень важно, Лоренс?
– Не знаю. Возможно, что и нет.
В этот момент Мэлори наконец догадался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43