– Да, сэр Хорейс. А в двадцать первом году Ллойд-Джордж пожаловал Захарову звание Рыцаря Почетнейшего Ордена Бани. При этом сэр Бэзил оставался французским гражданином. Как вам это нравится?
– Должно быть, все думали, что Захаров англичанин... – предположил Мэлори.
– Что, Коллегия герольдов тоже думала? Нет, все объясняется проще. Захаров хотел получить титул, причем английский, а Ллойд-Джордж устроил ему это вопреки всяким правилам.
– Думаю, ему пришлось попотеть, – пробормотал сэр Хорейс.
– Ллойд-Джордж умел обделать дела и похитрее.
Мэлори задумался.
– Почему же тогда Ллойд-Джордж нападает на компанию «Викерс» в своих мемуарах?
– Нападает, но не на Захарова. Речь ведь идет только о «Викерсе», а Захаров к тому времени в концерне уже не работал.
– Они были друзья? Или просто оказывали друг другу услуги?
– Полагаю, речь идет о взаимных услугах, – снова усмехнулся историк. – Возможно, точнее всего их отношения было бы назвать партнерскими.
– Партнерскими? – повторил Мэлори.
– Вот именно. Подумайте об этом.
– Я внимательно слушаю. Итак, они были партнерами. В чем?
Феликс Астон заколебался.
– Сэр Хорейс, я почти на пределе.
– Что вы имеете в виду?
– Возможно, вам покажется, что я излишне осторожен, но, знаете, многие, кто пытался разнюхать подноготную Захарова, плохо кончили.
– Плохо кончили?
– Умерли при невыясненных обстоятельствах. Я знаю по крайней мере два таких случая. Одного нашли мертвым в отеле, другой утонул в озере в своем французском поместье. Вот я и говорю, сэр, что я почти на пределе. Мое правило – всегда соблюдать осмотрительность. Всегда. Я вижу, какого рода проблемы вас интересуют, хоть мне и неизвестно, каков мотив вашего интереса. И все же сообщу вам еще кое-что. Известно ли вам, что вскоре после того, как Россия вступила в первую мировую войну, в самом конце навигации, два британских военных корабля прибыли в Архангельск? Не уверен, что это исторический факт, хотя свидетельств тому множество.
– Нет, мне об этом неизвестно. В чем там было дело?
– Тогда же в газете «Нью-Йорк таймс» сообщалось, и впоследствии многие историки подтвердили это сообщение, что британские военные корабли взяли на борт груз золота из личных рудников императора. Затем корабли отбыли в Англию. Деньги были предназначены для оплаты поставок вооружения. Это был личный взнос царя на дело защиты родины.
– И какая там была сумма?
– Согласно различным свидетельствам, – тщательно подбирая каждое слово, сказал историк, – там было два целых семь десятых миллиарда долларов. Иными словами, в ценах 1914 года пятьсот миллионов фунтов стерлингов.
– Черт подери! – воскликнул Мэлори, прошипев это ругательство на манер гремучей змеи.
Все было совершенно ясно! Никаких ошибок быть не может, думал Мэлори. Историк ушел, унес свои книги, а старый банкир расхаживал взад-вперед по своему кабинету на Ательсгейт, 6. В мозгу его происходил сложный кулинарный процесс.
Какая жалость, что сэр Бэзил сжег весь свой архив (при этом он чуть не спалил и свой особняк на авеню Фош в Париже). Наверняка там можно было бы найти документальное подтверждение тому, что вскоре после начала первой мировой Захаров совершил деловую поездку в Россию. Господи, думал Мэлори, вся эта история так и пропахла сэром Бэзилом. Богатейший человек земли, самодержец всероссийский, чей личный доход составлял миллион в день, решил пожертвовать на войну собственное золото – хотел купить оружие у компании «Викерс». Однако Захаров не мог послать в Архангельск военные корабли. Зато Ллойд-Джордж, министр вооружения, мог.
* * *
Пятьсот миллионов фунтов стерлингов! Причем вывезенных из России тайно, если не считать смутных слухов, проникших в прессу.
Оружие поставлено так и не было.
В результате произошла революция.
Революционеры расстреляли Николая и всю его семью!
Это значит, наследников не осталось.
Или остались?
Мэлори остановился и опустил взгляд. Его начищенные до блеска туфли ослепительно сияли на фоне красного ковра. Но это сияние несравнимо с блеском золотых слитков, хранящихся тремя этажами ниже, в знаменитом сейфе банка «Хильярд и Клиф».
Несравнимо!
* * *
Да, детали ему были известны. Сто миллионов фунтов в золотых слитках каждый по 400 тройских унцийбыло помещено в хранилище 1 января 1915 года от Рождества Христова. По согласованию с правительством ее величества слитки периодически выставлялись на всеобщее обозрение. В соглашении участвовал также Английский банк. Эта договоренность была необходима, поскольку за годы, прошедшие с 1915-го, государство не раз вводило строгие ограничения на хранение золотого запаса...
Однако банк «Хильярд и Клиф» сделал властям настолько простое и выгодное предложение, что оно было принято и теперь освящено многолетней традицией. Мэлори воспринимал его как само собой разумеющееся. Условная сумма в сто миллионов считалась константой. Если цена на золото поднималась, некоторое количество слитков изымалось из хранилища на Ательсгейт, 6 и передавалось Английскому банку. Если цена на золото падала, слитки возвращались обратно. Казалось бы, чего проще. Но правительство и национальный золотой запас неизменно оказывались в выигрыше, потому что, несмотря на кратковременные спады, цена на золото неизменно росла. А банк тоже не оставался внакладе – ведь легендарный золотой резерв вселял в клиентов твердую уверенность в непотопляемости «Хильярд и Клиф».
Мэлори стал думать о золоте. Лишь однажды, еще молодым человеком, он взял один из слитков в руки. Его пальцы до сих пор помнили слегка маслянистое ощущение. Золото – материал, весьма легкий для обработки. Во всем мире оно хранится под матрасами в виде слитков различной массы. Например, фирма «Джонсон Мэти», расположенная в Лондоне, выплавляет золото в слитках любых размеров, от 3,75 тройской унции и выше. Поставить новую маркировку на слитки ничего не стоит: расплавил, залил в новую форму, шлепнул штамп, и дело с концом. Можно, например, снять со слитка южноафриканскую маркировку и поставить вместо нее штамп Французского банка или «Швейцарского кредита».
Пятьсот миллионов фунтов стерлингов. В ценах 1914 года.
Господи Боже!
* * *
Это был вклад в войну Николая Романова. Его военный бюджет.
Но Ллойд-Джорджу тоже был необходим военный бюджет.
«Невзирая на многочисленные обещания, вооружение так и не было поставлено», – докладывал Паре.
Захаров и Ллойд-Джордж присвоили царское золото и использовали его в собственных целях: первый заложил основу своей финансовой империи, второй оплатил военные расходы.
Просто и гениально, подумал Мэлори. Идея, разумеется, принадлежала Захарову...
Но времени восхищаться замыслом предшественника не было. Ситуация требовала анализа.
Итак, никаких наследников не осталось. Фактически царское золото унаследовали банк «Хильярд и Клиф» и британское правительство.
Наследников нет потому, что невозможно юридически доказать факт смерти Николая. Царь, которому уже давно перевалило за сто лет, в юридическом смысле все еще не может быть признан умершим.
Великая княжна Анастасия не смогла ничего добиться, и это неудивительно. Именно из-за вышеназванного юридического крючка прочие члены семейства Романовых не стали пытаться завладеть огромными денежными средствами, находящимися в заграничных банках.
Почему? Возможно, им было что-то известно? Или просто судебные процессы стоят дорого, а двоюродные братья и племянники Николая знали, что добиться ничего не удастся? Да, скорее всего так оно и было.
Таким образом, нужен несомненный прямой наследник или стопроцентное доказательство факта смерти. Одно или другое. Это ключ к баснословному состоянию.
А Дайкстон находился в Екатеринбурге в июле 1918 года, причем по заданию Захарова!
За ужином в тот лень сэр Хорейс Мэлори был явно не в своей тарелке. Мысли его были заняты одним: как бы перелить и перемаркировать слитки, хранящиеся в банковском сейфе. Банкир и не заметил, как покончил с бутылкой виски и открыл уже вторую бутылку кларета.
– Это становится невыносимым, – развела руками леди Мэлори. – Сегодня ты шипишь, словно целый клубок змей!
Глава 14
Седьмая и последняя часть отчета, составленного капитан-лейтенантом Королевского флота Г. Дж. Дайкстоном о событиях в России весной и летом 1918 года
"Помню, как поначалу поражало меня взаимное недоверие, распространенное среди большевиков. Ведь, в конце концов, это были люди, которые сумели свергнуть вековую монархию, причем, как они утверждали, во имя народа, равенства и братства. Однако, как показали дальнейшие исторические события, доверять друг другу они так и не научились.
Первым объяснил мне это Бронар, презрительно кривясь. В Уральском Совете существовал по меньшей мере десяток постоянно меняющихся «содружеств». Двое комиссаров могли соглашаться между собой по одному вопросу и расходиться в мнениях по трем другим. Содружества раскалывались и соединялись, процветали интриги.
– Дружеских отношений здесь не существует, – объяснил Бронар. – Это слишком опасно.
– Но ведь Свердлов и Голощекин старые друзья, не так ли?
– Старые знакомые и старые союзники, но не друзья. Разве друг станет угрожать расстрелом?
Я не стремился к обществу Бронара – он сам пришел ко мне, узнав от Голощекина, что первоначальный план провалился.
Мы сидели в номере гостиницы «Американа». Бронар держал в руках стакан водки.
– Жаль, что мы так и не знаем, где Николай хранит свои бумаги, – задумчиво произнес он.
Честно говоря, в последнее время я совсем забыл о документе – ведь тот находился в безопасности, в сейфе Финляндского банка. Мои мысли уже много дней были заняты лишь одним – как спасти Романовых.
– Ну и что? – спросил я. – Даже если в мы и знали, мы не могли бы его заполучить.
Бронар взглянул на меня.
– Вы имеете в виду Юровского?
Я кивнул. Тут-то он и начал мне рассказывать об атмосфере, царящей в Уральском Совете.
– Каждые человек, считающий себя политиком, становится жертвой некой идеи фикс, – с ухмылкой рассказывал Бронар. – Скрябин, например, помешался на золоте. Достаточно сказать ему, что ты совершенно с ним согласен: все золото принадлежит трудящимся – и Скрябин будет тебя поддерживать по всем остальным вопросам. К Берзину и Голощекину я тоже подобрал ключ: как и они, требую, чтобы рабочий класс был весь поголовно вооружен.
– Вы хотите сказать, что сумели втереться в доверие н к Юровскому? – удивленно спросил я.
Бронар покачал головой:
– По-моему, вы меня не слушаете. Ни о каком доверии речи идти не может. Юровский никому на свете не доверяет, как и все остальные большевики. Но Юровский знает, что я поддерживаю его в вопросе о Романовых. Он слышал, как я разглагольствую на эту тему, а язык у меня подвешен. Юровский считает, что я союзник его замысла. Однако лично мне, разумеется, он не доверяет. Вы понимаете?
– Да, понимаю. Скажите, позволит он вам войти в дом Ипатьева?
Бронар отхлебнул из стакана.
– Возможно.
– Значит, Голощекина не пустят, а вас пустят?
– Ведь я не Голощекин. Он человек Свердлова, а Юровский более или менее догадывается о планах председателя ВЦИК. Он не дурак и прекрасно понимает, зачем здесь торчит германский поезд.
– Так вы можете проникнуть в дом или нет? – настаивал я.
– А какой смысл? Я так давно требую царской крови – занимался этим еще в Тобольске, – что Николай мне ни за что не поверит. Во всяком случае, бумаги от него я не получу. Нужно, чтобы к нему проникли вы.
– Будет еще лучше, если мы выведем их всех из тюрьмы.
Бронар загадочно улыбнулся:
– Только не подумайте, что я против. Момент настал, и я отлично это понимаю. Конечно, я неплохо устроился в Екатеринбурге. – Он пожал плечами. – Но ничего, если нужно, пошлю все к черту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43