Изображение головы волка, «do ghirardi», обжигальщик… Все наши умозаключения потеряли смысл.
— Зовут ее Джульетта. Время от времени она обычно приходит сюда. Но после убийства Джакопо почему-то не показывается. То ли за свою жизнь боится, то ли желает что-то скрыть.
Еще одно предположение пришло мне на ум: вторая голова в колонне Траяна — голова старухи.
— Где можно найти эту Джульетту?
— Она живет в небольшом доме за церковью Святой Цецилии. Однако баба суровая, и я бы на твоем месте…
Я прервал его:
— Тебе знакомы некоторые из клиентов Джакопо?
— Как правило, мужчины приходят сюда в масках. Из осторожности, разумеется.
— Само собой. И Джакопо никогда не рассказывал тебе о своих встречах?
— И да, и нет. С некоторых пор Джакопо стал реже появляться в «Волчьей голове». Он сказал, что один из его клиентов обещал пристроить его. Пристроить — это значит взять на содержание. Подыскать ему жилье получше, хорошо платить, устроить на работу к знакомому ремесленнику. Короче, дать ему шанс.
— Или отрубить ему башку… Известно что-либо об этом щедром меценате?
— Ничего, кроме того, что он был влиятельный и богатый. Ты считаешь, он убил Джакопо?
— Не исключается. В Риме хватает людей влиятельных и богатых. Может быть, и следовало бы снять обвинение с…
Я чуть было не произнес имя обжигальщика извести, но вовремя сдержался. Тот все еще находился в подвалах замка Сант-Анджело, и никому не полагалось знать о его предполагаемой причастности к этому делу.
— А не навестить ли нам Джульетту, Джузеппе?
Тот отвел глаза.
— Я сюда не развлекаться пришел, как ты понял. Мои кредиторы проявляют нетерпение. К тому же я не уверен, что Джульетта обрадуется мне.
Я не стал его уговаривать, уточнил местонахождение дома Джульетты и незамедлительно покинул таверну.
Ночь была холодной.
Я поискал Салаи, но не нашел. Я здорово рассердился: не вмешайся Джузеппе, долго мне пришлось бы ждать помощи! Однако такое предательство не изменило моего решения, и я один отправился к сутенерше Джакопо Верде. Кстати, церковь Святой Цецилии находилась к югу от Лунчаретта, если спускаться к порту: путь не должен был занять много времени.
По дороге я припоминал, что говорила моя матушка о святой Цецилии, которую она чтила, как и большинство римлян. Согласно легенде, Цецилия, ревностная христианка, в эпоху гонений на христиан была обезглавлена, но прожила еще три дня.
Однако двенадцать-тринадцать столетий спустя мало было надежды на подобное чудо со старой Джульеттой…
Дом был типичным для жилых зданий квартала: постройка из кирпичей и камня, с нависающим вторым этажом и выступающими окнами. Нелишне добавить, что сорок лет назад эта часть города была заселена меньше, нежели сейчас, так что найти дом мне не составило труда.
Вокруг царили тишина и спокойствие. Я условным стуком постучал молоточком по наличнику, но никто не ответил. Тогда я подвигал щеколду, и, как я и ожидал, дверь открылась сама.
Внутри стоял знакомый тошнотворный запах…
Оставалось лишь поставить в известность полицию.
Несмотря на поздний час, капитан Барбери без лишних слов оседлал лошадь, я сел на круп сзади него, и, проскакав через город, мы нашли квартал таким же безмятежным, каким он был, когда я покинул его.
Переступив порог дома Джульетты, капитан тоже был поражен невыносимым запахом.
— Похоже, ты нашел ее, Гвидо.
Он взял факел, который мы привезли с собой, и быстро поднялся по лестнице. Очутившись на этаже, открыл первую дверь слева, дверь спальни.
В колеблющемся свете нам открылось зрелище, о котором предупреждал убийца: на кровати ничком лежал обнаженный и обезглавленный труп старухи. Кровь длинными черными полосками спеклась на ее спине и ногах; труп уже начал разлагаться.
— Какая мерзость! — бросил Барбери.
Преодолевая отвращение и зажав нос, я приблизился к телу.
— Кажется, это та самая женщина, чья голова оказалась в колонне Траяна. Способ, которым перерублена шея, не оставляет никакого сомнения.
Наклонившись над телом, я заметил две необычные детали.
— Вам такое встречалось, капитан?
Барбери, в свою очередь, нагнулся. Между ног убитой торчало окровавленное лезвие большого ножа.
— Орудие труда убийцы… — предположил он.
— Возможно. Но зачем втыкать его туда, да еще лезвием кверху?
— Наверное, это намек на пороки, изобличаемые убийцей у жертв: «Eum qui peccat, Deus castigat»!
— Допустим. Тогда что вы думаете об этом?
Я показал на маленькую черную штуковину в форме развернутых крыльев, аккуратно положенную между плечом и шеей мертвой.
— Похоже… похоже на мидию… Раковина мидии!
— Точно, мидия. Вскрытая и вычищенная. Нет сомнения, это еще один знак, оставленный нам убийцей. Пустая раковина мидии и нож…
В этот момент на лестнице послышался крик:
— Капитан, капитан!
В проеме двери показалось лицо солдата.
— Капитан! Мы мчались что есть духу. Со мной Альдо и Балтазар. Балтазар говорит, что знает этот дом.
Зажимая нос, из-за его спины выдвинулся Балтазар.
— Это правда, капитан. Здесь все знают его. Это дом старухи Джульетты.
Барбери раздраженно передернулся.
— Да знаю я… Нет ли чего поновее…
— Капитан, — продолжил Балтазар, — я хочу сказать… дело в том, что Джульетта не просто старуха… Джульетта — мать Гирарди, обжигальщика!
11
Что сказать о последующих днях?
Великое смятение охватило город, изменилась и моя жизнь.
После обнаружения тела Джульетты Гирарди уже невозможным стало и далее скрывать правду от римлян. Главный хранитель Рима, являющийся одновременно главой городской администрации и представителем народа, сделал заявление на всеобщем совете о происшедшем. Он поведал эдилам — членам городского управления, — что после убийства Джакопо Верде в колонне Марка Аврелия были совершены еще два. Первое — на Форуме в рождественский вечер, второе — в квартале Святой Цецилии, вероятнее всего, в то же время. Жертвами двух последних, совершенных с особой жестокостью, стали две подозрительные личности, отличавшиеся алчностью и сластолюбием: ростовщик Джентиле Зара и сводница Джульетта Гирарди.
Состояние трупов и надпись, обнаруженная в колонне Траяна, позволяли предположить, что все три жертвы — дело рук одного и того же преступника. И если власти посчитали нужным не предавать огласке эти трагические события, то единственно с целью не испортить рождественские праздники, избежать паники и дать возможность полиции провести расследование в спокойной обстановке.
Благодаря стараниям главного смотрителя улиц оно в кратчайшие сроки увенчалось успехом. Таким образом, главный хранитель мог с полной ответственностью заявить, что виновник найден и заключен в тюрьму. Убийцей оказался обжигальщик извести из кампо Торрекьяно, совершивший убийства в состоянии приступа безумия; кровавые и чудовищные преступления были тем более отвратительны, что среди жертв оказалась и его собственная мать. Вышеназванный обжигальщик Дона-то Гирарди в настоящий момент находится в тюрьме замка Сант-Анджело в ожидании приговора.
Так что все собравшиеся представители местной власти могли оповестить жителей своих районов, что отныне порядок восстановлен, а виновный предстанет перед судом.
Однако официальные заявления не произвели на народ ожидаемого эффекта.
Наоборот, город наполнился слухами, часто самыми вздорными, касающимися, в частности, расчленения трупов. Много говорили о каннибализме — новое словечко, в происхождении которого виноваты дикари с Карибских островов, — о черных мессах и черной магии. На стенах домов пышным цветом расцвели надписи: «Eum qui peccat, Deus castigat».
Целые толпы любопытных скапливались в местах, имеющих отношение к «ужасным преступлениям», как их уже окрестили: у колонн Марка Аврелия, Траяна, Фоки и, конечно, у дома старухи Джульетты. Кое-кто пытался проникнуть внутрь, их забрасывали камнями, пытались поджечь, поэтому вокруг была выставлена круглосуточная охрана. Возникла даже своеобразная торговля: бродяги предлагали купить носовые платки, якобы смоченные кровью жертв.
Но самое худшее творилось у замка Сант-Анджело. Сперва отдельные личности — один-два человека, затем небольшие группки, а вскоре и свора фанатиков — сменяли друг друга и, изрыгая проклятия, пытались прорваться в место заточения Гирарди. Наиболее умеренные требовали четвертовать его, более радикальные были за то, чтобы содрать с него живого кожу, а останки пронести по городским кварталам. Солдаты на мосту Сант-Анджело прилагали все усилия, чтобы всеобщее возбуждение не переросло во всеобщую свалку. Тут и там вспыхивали потасовки, слышались оскорбительные слова в адрес властей, сея тревогу среди паломников, прибывших в Рим на новогодние праздники. Становилось очевидным, что гнев народа можно было смирить лишь казнью обжигальщика извести.
Что касается меня, то я готов был поверить, что Гирарди виновен: об этом говорили бумажка, найденная у Джакопо Верде, непонятное обнаружение им убийства на Форуме, его родственная связь с Джульеттой.
Леонардо не разделял моего мнения.
— Не хватает слишком многих элементов, Гвидо, начиная с мотива этих трех убийств. Могу допустить, что сын убивает свою мать, ладно. Делает он это с особой жестокостью — тоже бывает. Но к чему соединять этот поступок с двумя другими, не менее ужасающими преступлениями? И в довершение всего самому заявить в полицию? Последнее действие не только безрассудно — оно самоубийственно.
— Возможно, он хотел отвести подозрения, которые могли пасть на него? Редко, но случается, что убийца во всеуслышание заявляет о своих злодеяниях.
— А что делать с тем мавром в маске удода? Ни один опрошенный в тот вечер не упомянул о примечательном росте, которым отличается обжигальщик?
— Речь может идти и о сообщнике, — выдвинул я еще одну версию.
— Сообщник… Гм-м… А почему бы и нет? Но меня занимает другое: ты обратил внимание, что главный хранитель всячески старался не затронуть Ватикан? Послушать его, так можно подумать, что все эти убийства — заботы лишь городской администрации. Насколько мне известно, Бибьена и Лев Десятый внимательно следят за расследованием.
— И вы считаете…
— …что мнение папы еще не сложилось и он избегает открытого вмешательства, дабы в дальнейшем не скомпрометировать себя.
— В том случае, если Гирарди окажется невиновен?
— Возможно. Подобная осторожность основывается на некоторых сведениях, известных ему и пока что неизвестных нам. Вспомним о таинственной пропаже, о которой говорилось на днях, — пропаже, которая вполне могла быть связана с этим делом. Пока ты жил на улице Сола, я провел собственное расследование среди окружения командора больницы. Кажется, церковные власти крайне озабочены пропажей какого-то священного предмета. Может быть, реликвии… точно не знаю. Зато мне известно, что в Ватикане сильно недоумевают, каким образом вещь эта была похищена. Некто ловкий и хорошо осведомленный смог проникнуть в место, считавшееся недоступным… Подделав ключи, быть может… Так что к портрету нашего преступника добавляются и такие детали, как ключи, неприступное место…
— Есть подозрение, что похититель реликвии мог таким же образом проникнуть внутрь колонн?
— Туда, а также в другие охраняемые места… Становится понятным беспокойство и сдержанность Бибьены в тот раз, в больнице Сан-Спирито: он старался не предать огласке тот факт, что кто-то свободно разгуливает по тщательно охраняемым местам Рима.
— Хранителя ключей допрашивали?
— Этим утром я поговорил с ним: считаю, его не в чем упрекнуть. Бибьена согласен со мной и продолжает доверять ему… Одним словом, Ватикан не торопится высказаться по поводу Гирарди: там желают удостовериться, что он — именно тот человек, который проходит сквозь стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35