Вся обстановка свидетельствовала: старик был аскетом.
Кстати, он даже не предложил мне сесть.
— Вы сказали, работы?
— Честно говоря, мессер, все это из-за убийств, повергших город в траур.
— Разве убийцу не казнили сегодня?
— Да. И тем не менее до сих пор неизвестны ни мотивы, ни подробности преступлений.
— Насколько я понял, преступник преследовал идущих по путям неправедным.
— Действительно, все так думают. Однако этого объяснения недостаточно.
— Недостаточно! Надо же!
Я не знал, какой смысл придать этому восклицанию.
— Поэтому ваше знание библиотеки Ватикана позволило бы нам прояснить некоторые тайны. Нет ли в ней работ, в которых упоминаются подобные преступления, или летописей Древнего Рима, в которых есть что-нибудь похожее? Я, в частности, имею в виду эту серию обезглавливаний.
— Таких книг нет во всем Ватикане, ручаюсь.
— А таких, к примеру, в которых говорится о человеке в маске удода?
— Маска удода! Что за причуда! Нет, не припоминаю.
— А колонны? Вам известно, что они играли важную роль в этих преступлениях. Не существует ли каких-нибудь легенд или языческих обрядов, в которых они могли фигурировать?
— Никаких, упоминаемых в книгах, насколько я знаю. Пришло разочарование: расследование опять упиралось в тупик.
— Я вот все думаю… Это, конечно, необычно, но… Возле трупа женщины найдены пустая раковина мидии и нож. Такое сочетание вам что-нибудь напоминает?
Он почти неуловимо поколебался.
— Молодой человек, вам действительно нужно мое знание книг? Не лучше ли вам прибегнуть к услугам гадальщика на костях, астролога или колдуна? Поверьте мне: только тот, кто возомнил себя мечом Божиим, мог использовать подобные символы суеверия.
— Простите, мессер Аргомбольдо, я плохо вас понимаю… Вы и в самом деле думаете, что эти убийства совершались неким посланцем?..
Я не докончил фразы.
— Помните надпись: «Того, кто грешит, накажет Бог»? А обо мне вы знаете понаслышке? В таком случае знайте, что в противоположность вам каждое новое убийство порождало во мне некую… некую надежду, да. Мне казалось, что эти деяния, возможно, предвосхищают новые времена.
— Новые времена?
Аргомбольдо вдруг оживился, заговорил быстро и громко:
— Ну разумеется! Время раскаяния и покаяния! Время перемен! Разве у вас нет глаз, чтобы видеть, нет ушей, чтобы слышать? Разве не чувствуете вы зловоние, исходящее от этого города? Рим, столица христианства? Ха! Город демона — да. А Церковь? Святейшая супруга Господа нашего… Ей бы давать всем пример веры!
Он стукнул кулаком по столу.
— Похотливая шлюха, пристрастившаяся к деньгам и игре! Ненасытная прорва, пьющая кровь верующих! Да где уж там… Возьмите хотя бы индульгенции. Только этого хватит, чтобы поджарить в аду всех пап. Подумать только: торговать раем, дабы возводить в честь себя храмы… Не есть ли это настоящий грех? И еще: если бы только те, кто стоит за папой, были лучше… Так нет, все сговорились, все нечисты на руку! Сколько кардиналов, признающих одну религию — деньги? Сколько прелатов содержат гаремы, превышающие султанские? Сколько незаконнорожденных сыновей стали аббатами и епископами, забывшими само имя Христово? Вам это непонятно, молодой человек? Этот город прогнил насквозь. Нет ни одного римлянина, вы слышите, ни одного, который был бы достоин спасения! И говорю вам: только воды Всемирного потопа очистят Рим!
Я отступил на шаг, пораженный таким порывом. Старик же глубоко вздохнул, будто усилием воли гася свой пыл. Потом более спокойно продолжил:
— Так что вы поймете: видя все эти преступления, совершаемые от имени Господа, видя грешников, погрязших в пороках, я мог желать, чтобы гнев Божий обрушился на город. Увы!
— Увы?!
— Преступнику не хватило размаха и вдохновения. Он предстал не ангелом-искупителем, а жалким обжигальщиком извести. Несчастный Рим вновь вернется к своим извращениям!
Старик аскет сошел с ума, это не вызывало сомнения.
— А что бы вы сказали, мессер Аргомбольдо, если бы Донато Гирарди оказался невиновным?
Глаза его расширились, кончик длинного носа задрожал.
— Как так невиновен? Разве его не казнили? Вы напрашиваетесь на скандал, молодой человек!
— Так считает мэтр да Винчи.
— Вот как! Мэтр да Винчи… — В его тоне появилась первоначальная горечь. — Ну, тогда неудивительно! Уж он-то знает толк в скандалах.
Язвительная усмешка Аргомбольдо мне совсем не понравилась.
— Могу я узнать, на что вы намекаете, мессер?
— Эх, мой мальчик, для сына баригеля вы слишком наивны.
— И тем не менее прошу выражаться яснее. Я имею честь быть одним из друзей Леонардо, и я не оправдаю его доверие, если буду позволять говорить о нем такие слова.
— Вы и вправду не знаете?
Он, казалось, был искренне удивлен, но это лишь усилило мое раздражение.
— По сути, лучше бы вы все это услышали от меня. Но сперва сядем. Боюсь, вы не так расцените мои слова.
Мы сели по обе стороны стола. Нетерпение мое было больше, чем хотелось бы.
— Учитывая вашу молодость, — начал старик, — я допускаю, что восхищение в вас берет верх над здравым суждением. К несчастью, вы узнаете, что гении столь же талантливы и в совершении зла. И охотно признавая гений художника, я с большой твердостью осуждаю лукавство человека.
Не дав мне возразить, он продолжил:
— Я прожил во Флоренции несколько лет. Это было очень давно. Да Винчи в это время тоже там жил. Но в ту эпоху его искусство было известно меньше, чем некоторые его дела и поступки, связанные с нравственностью. Одно стоило ему многочасовых допросов в полиции нравов и монастырях; причастны были к этому делу и другие особы мужского пола, один из которых, в частности, был молод… Слишком молод. Нет нужды вдаваться в подробности, я полагаю.
— Наказание было суровым? — сухо спросил я.
— Намного меньше, чем то, которое происходило в Риме недавно. Насколько я помню, осуждения вообще не было. И все же мне кажется, что было бы рискованно опираться на суждение человека с сомнительной нравственностью.
— Раз не было осуждения, — возразил я, — значит, не было и преступления. К тому же дело это очень давнее, как вы сказали. С другой стороны, нам с вами известны несколько знаменитостей, наклонности которых очевидны. Так что может помешать да Винчи поставить себя на службу истине?
— Истина? Но какая истина? Вот в чем вопрос! — Аргомбольдо показал на распятие над камином. — Во всяком случае, не истина Христа. Ведь я показал вам одну из сторон личности. Но если эти преступления затрагивают и религию, вы должны быть предупреждены о том, что он думает об этом деле.
— Может быть, вы мне откроете еще несколько секретов, мессер Аргомбольдо?
— Не стоит иронизировать, недоверчивый молодой человек. Либо не утверждайте, что хотите раскрыть это дело.
Я сдался под его горящим взглядом. Он продолжил:
— Вы что-нибудь знаете об иоаннитах?
Я мотнул головой.
— Это что-то вроде секты. Секты, которая признает мессией, истинным мессией, Иоанна Крестителя. Эти… иоанниты отвергают слово Христа. Они говорят об Иисусе как о лжепророке и осуждают все положения Библии. Ересь, одним словом, но ересь опасная. Уже целое столетие она развивается в лоне нашей Церкви. О! Совсем незаметно, не возбуждая толпу. Это учение скорее прельщает вольнодумцев… Тех, кто считает христианство умирающим и хотел бы избавиться от его принципов… Уничтожить христианство, навязать миру новую мораль… И особенно дать ему новых носителей этой морали, новых учителей. Нет, я вовсе не порицаю учение Крестителя, но применение его сектантами имеет целью внести разброд в мысли, чтобы обеспечить себе господство. Иоанниты не только оскорбляют нашу веру, но подвергают опасности наш город.
Внутренне старик Аргомбольдо все еще жил Крестовыми походами и религиозными войнами…
— Итак, вы утверждаете, что да Винчи является на самом деле одним из этих иоаннитов, так?
— Об этом настойчиво шептались время от времени, когда он служил в Милане у Лодовико Сфорца… который и сам… Но он уже умер, и не будем судить его. Слышал я разговоры о Леонардо, когда он переехал в Рим… К слову сказать, похоже, что иоаннитов немало и в папском окружении.
— Значит, других доказательств у вас нет?
— Эти люди хитрые. Они скрывают свои убеждения и поддерживают друг друга, их сила — в молчании. Что до самого Леонардо, то он очень мало писал на религиозные темы, да вы и сами можете заметить: в большей части написанного им отражены идеи Крестителя. Это уже больше, чем совпадение.
Я силился припомнить, но мне не известны были все работы мэтра. Вспомнилась лишь одна скульптура, виденная во Флоренции; полотно, изображающее Иоанна, совершающего обряд крещения над Христом; еще одно, со Святой Девой и ангелом, с Иоанном и Иисусом у их ног. Да еще, возможно, Иоанн в пустыне. Но являлось ли это доказательством бреда рехнувшегося старика?
— Даже если это и правда, мессер Аргомбольдо, какой интерес да Винчи вмешиваться в это расследование?
— Пути секты извилисты. Если уж один из них участвует в поисках, то не иначе как для того, чтобы направлять их.
— С какой целью?
— Разве вы сами не убеждали меня только что в невиновности Донато Гирарди? Стало быть, виновных надо искать в другом месте. Есть некий символ, которым очень дорожат иоанниты: смерть их пророка. Вам, конечно, известен трагический конец Крестителя: Ирод Антиппа велел отрубить ему голову.
Он какое-то время смаковал эффект от своего вывода.
— Отрубить голову, да. Таким образом, обезглавливание стало у сектантов неким тайным знаком, паролем. Называя его, они узнают друг друга. Вот вам и смысл тех трех преступлений, молодой человек: двое обезглавленных на одного распятого. Превосходство Крестителя над Иисусом Христом!
13
Я оставил его слова без комментариев, посчитав более разумным удалиться, прежде чем Аргомбольдо не обвинил папу в руководстве заговорщиками.
Сделав крюк к дворцу Капедиферро, где я тщетно прождал появления красавицы Флоры, я отправился в Бельведер, чтобы поразмыслить и определить свое положение в расследовании.
По прибытии в дом мэтра я был поражен царившим на этаже переполохом: сновали слуги, перетаскивая сундуки и упакованные картины; из всех комнат доносились громкие голоса. Опустела и сама мастерская, из которой вытаскивали разные деревянные и железные хитроумные устройства — изобретения да Винчи.
Когда я вошел туда, мэтр как раз распоряжался укладкой в высокий и широкий ящик большой стеклянной линзы, уменьшенной модели теплового зеркала. Леонардо, казалось, был не в духе, приказным тоном он давал распоряжения:
— Да нет же, поосторожнее, растяпы! Так вы поцарапаете полировку! Снизу, снизу беритесь, черт бы вас побрал!
Я подошел к нему.
— А, Гвидо! Вовремя пришел, будешь помогать. Берись-ка с этой стороны и подсоби Салаи уложить ящик в сундук у входа.
Я молча исполнил приказание, не желая ничего говорить в присутствии Салаи, которому не мог простить его предательского исчезновения в тот вечер у таверны «Волчья голова».
Вернувшись в мастерскую, я направился прямо к мэтру.
— Уезжаете?
— Увы, Гвидо! У меня нет другого выхода. Вчера мне сообщили, что я не должен покидать своего покровителя и обязан сопровождать его в Савойю на бракосочетание. Срок на сборы дали до завтрашнего утра.
— Завтра утром? К чему такая спешка?
— Интриги моих недругов! Враги у меня довольно-таки влиятельные, Лев Десятый прислушивается к ним. Впрочем, кардинал Бибьена предостерегал меня… И еще те два немца, которые постоянно интригуют против меня, подрывая мой авторитет. От них-то я и упрятываю все здесь… Опасаюсь, как бы они не украли мои методы…
— Но кто же на самом деле эти враги? Чего они добиваются?
— Понятия не имею. Зависть и злоба — плохие советчики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35