Елисавет и Петр подхватили истошным воплем — и охота понеслась за бедной лисою развернутым фронтом, беспощадно ломая мелколесье, вытаптывая траву, исторгая звуки рогов, нечеловеческие крики и заставляя все вокруг замирать в нерассуждающем ужасе.
Машина кобылка оказалась смирна, неигрива и поводлива , однако не обладала истинно охотничьим норовом и не жаждала непременно вырваться вперед, а потому почти сразу оказалась во втором ряду охотников. Впереди, среди борзятников, были, конечно, Петр, Ванька и Елисавет; князь Федор как бы добровольно посвятил себя присмотру за другими дамами.
При них были двое доезжачих, и вся компания вполне неторопливо скакала по утреннему лесу.
Стоило только Маше понять, что ей не придется трястись наперегонки с другими, размахивать кнутом и орать диким голосом, как настроение у нее улучшилось. Да и невозможно же печалиться, когда солнце проглядывает сквозь легкое облачное марево, когда ветер ласкает лицо, кобылка идет ровным галопом; ветви над головой шумят листвою, веселое зеленое сияние кругом, а рядом, бок о бок, скачет тот, при одной мысли о котором замирает сердце!
Маша старалась больше не глядеть на Федора — боялась того, что с нею происходит, и только думала, думала, как же это случилось, как содеялось? В тот вечер, после позорного приключения в Каменном саду, она от стыда и горя едва не утопилась в пруду. Наплакавшись в кустах, пробралась украдкою в дом (господь помог — черная лестница оказалась пуста, в коридорах никто не встретился), а потом, скорчившись под одеялом, долго боялась уснуть, ибо страшное, искаженное похотью лицо Бахтияра маячилось перед глазами… Уж не чая успокоиться в эту ночь, она все-таки забылась сном.., и был он как бы продолжением яви, ибо пригрезилось Маше, будто не она бежала опрометью с места своего позорища, а Бахтияр, подвывая и моля о пощаде; она же осталась на милость победителя, который не замедлил стребовать с нее награду и принялся буйно ласкать, уложив прямо на траву, а потом слюбился с нею с таким пылом, что Маша проснулась от собственных трепетных, неистовых телодвижений, в коих надеялась удержать страстную истому, овладевшую ею во сне.
Сон был столь реален, что она вскочила с постели и принялась искать на простынях следы своей девичьей крови, ибо еще ощущала внутри себя сластолюбивого незнакомца, лоно еще жаждало его ласк.
Ничего не обнаружив и убедившись, что окна и двери закрыты изнутри, а стало быть, урона ее девичеству не могло быть причинено, Маша кинулась в угол, под образа, и принялась бить поклоны с таким усердием, что вскоре у нее закружилась голова и она простерлась на полу, сперва тихонько всхлипывая и моля Пресвятую Богородицу о снисхождении, а потом.., потом как-то незаметно обратясь к новым мыслям о незнакомце. С тех пор он сделался непременным и страстным посетителем ее сновидений. Маша просыпалась опустошенная, измученная, неудовлетворенная: ведь он только ласкал ее в снах, доводя до полного исступления, но не давал желанного завершения! Она молилась — он не боялся молитв, приходил мучить ее снова и снова. Маша уже начала думать, что избавил ее от черта Бахтияра такой же враг рода человеческого, Змей Огненный, который в образе пригожего молодца навещает зрелых девиц или одиноких молодушек, навевая им опасные, сладострастные, грешные видения, столь схожие, впрочем, с явью по силе чувств, что некоторые полюбовницы Огненного Змея, как говорят, обнаруживали себя чреватыми! Ходили повсеместно слухи о том, что от Огненных Змеев женщины рожали детей-уродов: черненьких, легоньких, с коротеньким хвостиком и маленькими рожками — кикимор. Бывали, по словам седой старины, и случаи, что родились от такой любви сразу по двенадцати змеенышей, до смерти засасывающих порождавшую их на белый свет красавицу.
Оберечься от дерзобесного гостя можно было, купив у юродивого на паперти сорок раз написанный на бумажках псалом: «Да воскреснет бог», надеть на крест и носить не снимая. Маша уже совсем собралась украдкой сбегать в церковь, да призадумалась: а хочет ли она, чтобы восхитительные сновидения прекратились?.. Она как раз отважилась признаться себе, что почувствует себя несчастной и брошенной, избавившись от своего ненаглядного «полуношника», когда тетка в присутствии клеветника Бахтияра устроила ей тот самый грубый разнос, который был столь достопамятно прерван внезапным сватовством.
От искры загорается пожар — любовь загорается от одного взгляда.
* * *
Маша очнулась. Кони их стояли; князь Федор, спешившись, помогал сойти с седла великой княжне, однако отнюдь не на толстощекую Наталью был устремлен его обеспокоенный взор. Маша слегка улыбнулась в ответ и едва не всхлипнула от счастья, когда, наконец, увидела в его лице то, что мечтала увидеть. Федор слегка подмигнул, потом нахмурился предостерегающе, слегка поведя глазами в сторону Натальи, которая прищурясь глядела на них.
— А ты, Машенька, отменно держишься в седле! — проговорила она таким тоном, как будто уличила будущую невестку в отвратительной непристойности. — Не то что батюшка твой, Александр Данилыч, — сундук сундуком, прости господи! — Она засмеялась, заслонившись рукою, а когда отвела ладонь, князь Федор и Маша едва не ахнули: толстощекое лицо Натальи еще больше надулось, приобрело выражение враз важное и заискивающее, а голос был уже не ее, неприятно-визгливый, а надменный, рокочущий, укоряющий:
— Ах ты, волчья сыть, вот уж воистину, кобылища треклятая, али у тебя шесть ног, что ты в них заплетаешься?!
Маша глядела растерянно. Известно было, что великая княжна отличается поразительными способностями к подражанию, и прежде приходилось видеть образчики Натальина лицедейства, но это всегда были вполне невинные и очень смешные шутки. Теперь же она явила истинный сарказм — причем очень злой… рассчитанно злой.
Маша вспыхнула, подалась вперед, и мстительное словцо уже готово было слететь с ее уст, однако в это время князь Федор взялся за ее стремя, протянул руку:
— Позвольте вам помочь… Мария Александровна!
Обе девушки уловили чуть заметную заминку в его словах — он явно хотел сказать: «Ваше императорское высочество», но вмиг изменил свое намерение. Маленький, туго сжатый ротик Натальи Алексеевны растянулся в ехидной улыбке: она решила, что князь Федор желал сыскать ее милости и намеренно унизил Меншикову. Она была столь упоена своей догадкой, что не заметила невообразимо быстрого взгляда, которым обменялись князь Федор и Маша. В этот миг громче слов было сказано, что он любит ее, любит всем сердцем, и титуловать «императорским высочеством», то есть признать на нее права другого, для него непереносимо! Впрочем, Наталья успела увидеть, как мягко засияли прекрасные темно-серые глаза, как дрогнули румяные губы.., и с острой завистью осознав свою неприглядность по сравнению с этой изысканной красотой, вновь метнулась к коню, путаясь в слишком широких шароварах и почти истерически крича:
— Я хочу снова сесть в седло, князь! Я хочу подъехать к брату!
Князю Федору ничего не оставалось, как отойти от Маши и с немалым усилием втолкнуть на лошадиную спину тучную фигуру разъяренной, а оттого еще более неуклюжей, чем всегда, Натальи Алексеевны.
* * *
Остальные охотники тоже не спешивались, хоть собрались поодаль веселой громкоголосой кучкой, разглядывая что-то. Гонка закончилась, и, оказавшись ближе, Маша поняла, что несчастная лисица, назначенная жертвою царской охоты, обрела свою судьбу.
Поджарый, смуглый, похожий на калмыка стремянный, скалясь в улыбке, прижимал к траве голову едва живого зверька, а троица главных охотников — Петр, Елисавет и Долгоруков — смотрела на нее с таким восторгом, как если бы это была по меньшей мере тигрица-людоедка.
— Вот, погляди, князь Федор! — торжествующе выкрикнул Петр. — Ты там с баба… — Он осекся, прыснул и тут же поправился:
— Тьфу, с дамами копошился, а мы тут затравили добычу.
— Suum cuique , — с легким поклоном ответил князь Федор. — Однако примите мои поздравления.
Молодой царь растерянно моргнул и сразу сделался похож на того, кем он, в сущности, и был, — на недоучившегося отрока.
— Понимаю, ты — завидуешь! — воскликнул он заносчиво. — Правда, что богу — богово, кесарю — кесарево. Но коли хочешь, я дам тебе добычу пришибить.
Рука Маши дрогнула на поводу, и кобылка ее нервно переступила.
— Не велите казнить, велите миловать, государь, — с нарочитой серьезностью проговорил молодой Долгоруков. — Однако же я слишком долго пробыл в чужих краях и позабыл некоторые слова, прежде вполне привычные.
Иван хмыкнул: не напрасно, ох, не напрасно дядюшка Василий называл Федьку хитромудрым! Эк вывернулся от гнева государева!
— Уж лучше латыни не знать, нежели родной речи!
Пришибить, — сказал царь, — по-нашему, по-русски, означает просто-напросто пристукнуть. Желаешь?
Краем глаза Федор увидел, как Мария снова стиснула поводья.
— Судите сами, ваше величество: ежели я забыл слово, неужто могу помнить действие, им обозначаемое? — невозмутимо вопросил Федор.
— Э! — покровительственно засмеялся Петр. — Это просто-запросто! Берешь арапник — и кнутовищем пришибаешь лису в голову, ударом по переносью! — Он взмахнул арапником над головою лисы, и несчастное создание содрогнулось, взвизгнуло, словно чуя, что следующий удар будет его. — Только надо непременно убедиться, что она более не жива: лисицы, как известно, хитры и часто притворяются мертвыми! Ну как? — не унимался Петр. — Желаешь попробовать?
— Боюсь промахнуться, государь! — сухо проронил Федор, не в шутку начиная опасаться этой настойчивости. Черт с ней, с лисой, — нельзя показаться Марии таким же бессмысленно-жестоким, как остальные.
Он кожей чувствовал ее отвращение к происходящему и не хотел, чтобы даже мелочь тревожила ее или испортила мнение о нем.
— А ты попробуй руку набить! — Петр выхватил из-за пояса у стремянного арапник, сунул Федору. — Вот так, на борзой! На борзой! — И он взмахнул кнутом, целясь по тонкой, изящной морде белой поджарой борзой — одной из тех, которые только что самозабвенно гнали для него несчастную лисицу и доставили победу.
Маша вскрикнула. Князь Федор взмахнул своим арапником — два кнутовища перехлестнулись. Рывок был так силен, что Федор не удержал рукоять, и его кнут отлетел в сторону. Стремянный, державший лисицу, изумленно вскрикнул, всплеснул руками.., лиса, казавшаяся уже неживой, метнулась рыжей искрою, вспыхнула средь зелени — и бесследно исчезла, словно погасла в густой траве.
Глава 10
Коррида по-русски
— Ч-ч-что?! — не воскликнул, даже не прошипел, а как бы просвистел Петр, и лицо его побагровело от гнева.
Федор на миг оцепенел — этот перекошенный лик и впрямь внушал страх! Он растерялся, не зная, что сказать, что предпринять, и в тот же миг ощутил такой тычок в поясницу, что невольно изобразил некое подобие поклона, и чей-то голос сзади воскликнул:
— Больно уж вы торопливы, князь! Следовало бы подождать, пока его величество вам преподаст урок, а уж потом повторять!
Федор, пребывая в полусогнутом состоянии, тупо глядел на руки Петра, ломающие кнутовище. Этот голос был так заносчив, что он не сразу сообразил: ведь говорит Мария! И, не успев удивиться, Федор сообразил: да она пытается спасти его Она подсказывает ему, как оправдаться перед царем за несусветную дерзость!
Надо полагать, именно она столь замечательным образом вынудила его согнуться в три погибели, давая Петру доказательства нижайшей покорности. Да, чуть ли не десять лет прожив в другой стране, привыкнув полагаться лишь на себя и подчиняться только себе, Федор подзабыл, что такое Россия, что такое власть в России! Она требует прежде всего нерассуждающей покорности, как и везде на Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Машина кобылка оказалась смирна, неигрива и поводлива , однако не обладала истинно охотничьим норовом и не жаждала непременно вырваться вперед, а потому почти сразу оказалась во втором ряду охотников. Впереди, среди борзятников, были, конечно, Петр, Ванька и Елисавет; князь Федор как бы добровольно посвятил себя присмотру за другими дамами.
При них были двое доезжачих, и вся компания вполне неторопливо скакала по утреннему лесу.
Стоило только Маше понять, что ей не придется трястись наперегонки с другими, размахивать кнутом и орать диким голосом, как настроение у нее улучшилось. Да и невозможно же печалиться, когда солнце проглядывает сквозь легкое облачное марево, когда ветер ласкает лицо, кобылка идет ровным галопом; ветви над головой шумят листвою, веселое зеленое сияние кругом, а рядом, бок о бок, скачет тот, при одной мысли о котором замирает сердце!
Маша старалась больше не глядеть на Федора — боялась того, что с нею происходит, и только думала, думала, как же это случилось, как содеялось? В тот вечер, после позорного приключения в Каменном саду, она от стыда и горя едва не утопилась в пруду. Наплакавшись в кустах, пробралась украдкою в дом (господь помог — черная лестница оказалась пуста, в коридорах никто не встретился), а потом, скорчившись под одеялом, долго боялась уснуть, ибо страшное, искаженное похотью лицо Бахтияра маячилось перед глазами… Уж не чая успокоиться в эту ночь, она все-таки забылась сном.., и был он как бы продолжением яви, ибо пригрезилось Маше, будто не она бежала опрометью с места своего позорища, а Бахтияр, подвывая и моля о пощаде; она же осталась на милость победителя, который не замедлил стребовать с нее награду и принялся буйно ласкать, уложив прямо на траву, а потом слюбился с нею с таким пылом, что Маша проснулась от собственных трепетных, неистовых телодвижений, в коих надеялась удержать страстную истому, овладевшую ею во сне.
Сон был столь реален, что она вскочила с постели и принялась искать на простынях следы своей девичьей крови, ибо еще ощущала внутри себя сластолюбивого незнакомца, лоно еще жаждало его ласк.
Ничего не обнаружив и убедившись, что окна и двери закрыты изнутри, а стало быть, урона ее девичеству не могло быть причинено, Маша кинулась в угол, под образа, и принялась бить поклоны с таким усердием, что вскоре у нее закружилась голова и она простерлась на полу, сперва тихонько всхлипывая и моля Пресвятую Богородицу о снисхождении, а потом.., потом как-то незаметно обратясь к новым мыслям о незнакомце. С тех пор он сделался непременным и страстным посетителем ее сновидений. Маша просыпалась опустошенная, измученная, неудовлетворенная: ведь он только ласкал ее в снах, доводя до полного исступления, но не давал желанного завершения! Она молилась — он не боялся молитв, приходил мучить ее снова и снова. Маша уже начала думать, что избавил ее от черта Бахтияра такой же враг рода человеческого, Змей Огненный, который в образе пригожего молодца навещает зрелых девиц или одиноких молодушек, навевая им опасные, сладострастные, грешные видения, столь схожие, впрочем, с явью по силе чувств, что некоторые полюбовницы Огненного Змея, как говорят, обнаруживали себя чреватыми! Ходили повсеместно слухи о том, что от Огненных Змеев женщины рожали детей-уродов: черненьких, легоньких, с коротеньким хвостиком и маленькими рожками — кикимор. Бывали, по словам седой старины, и случаи, что родились от такой любви сразу по двенадцати змеенышей, до смерти засасывающих порождавшую их на белый свет красавицу.
Оберечься от дерзобесного гостя можно было, купив у юродивого на паперти сорок раз написанный на бумажках псалом: «Да воскреснет бог», надеть на крест и носить не снимая. Маша уже совсем собралась украдкой сбегать в церковь, да призадумалась: а хочет ли она, чтобы восхитительные сновидения прекратились?.. Она как раз отважилась признаться себе, что почувствует себя несчастной и брошенной, избавившись от своего ненаглядного «полуношника», когда тетка в присутствии клеветника Бахтияра устроила ей тот самый грубый разнос, который был столь достопамятно прерван внезапным сватовством.
От искры загорается пожар — любовь загорается от одного взгляда.
* * *
Маша очнулась. Кони их стояли; князь Федор, спешившись, помогал сойти с седла великой княжне, однако отнюдь не на толстощекую Наталью был устремлен его обеспокоенный взор. Маша слегка улыбнулась в ответ и едва не всхлипнула от счастья, когда, наконец, увидела в его лице то, что мечтала увидеть. Федор слегка подмигнул, потом нахмурился предостерегающе, слегка поведя глазами в сторону Натальи, которая прищурясь глядела на них.
— А ты, Машенька, отменно держишься в седле! — проговорила она таким тоном, как будто уличила будущую невестку в отвратительной непристойности. — Не то что батюшка твой, Александр Данилыч, — сундук сундуком, прости господи! — Она засмеялась, заслонившись рукою, а когда отвела ладонь, князь Федор и Маша едва не ахнули: толстощекое лицо Натальи еще больше надулось, приобрело выражение враз важное и заискивающее, а голос был уже не ее, неприятно-визгливый, а надменный, рокочущий, укоряющий:
— Ах ты, волчья сыть, вот уж воистину, кобылища треклятая, али у тебя шесть ног, что ты в них заплетаешься?!
Маша глядела растерянно. Известно было, что великая княжна отличается поразительными способностями к подражанию, и прежде приходилось видеть образчики Натальина лицедейства, но это всегда были вполне невинные и очень смешные шутки. Теперь же она явила истинный сарказм — причем очень злой… рассчитанно злой.
Маша вспыхнула, подалась вперед, и мстительное словцо уже готово было слететь с ее уст, однако в это время князь Федор взялся за ее стремя, протянул руку:
— Позвольте вам помочь… Мария Александровна!
Обе девушки уловили чуть заметную заминку в его словах — он явно хотел сказать: «Ваше императорское высочество», но вмиг изменил свое намерение. Маленький, туго сжатый ротик Натальи Алексеевны растянулся в ехидной улыбке: она решила, что князь Федор желал сыскать ее милости и намеренно унизил Меншикову. Она была столь упоена своей догадкой, что не заметила невообразимо быстрого взгляда, которым обменялись князь Федор и Маша. В этот миг громче слов было сказано, что он любит ее, любит всем сердцем, и титуловать «императорским высочеством», то есть признать на нее права другого, для него непереносимо! Впрочем, Наталья успела увидеть, как мягко засияли прекрасные темно-серые глаза, как дрогнули румяные губы.., и с острой завистью осознав свою неприглядность по сравнению с этой изысканной красотой, вновь метнулась к коню, путаясь в слишком широких шароварах и почти истерически крича:
— Я хочу снова сесть в седло, князь! Я хочу подъехать к брату!
Князю Федору ничего не оставалось, как отойти от Маши и с немалым усилием втолкнуть на лошадиную спину тучную фигуру разъяренной, а оттого еще более неуклюжей, чем всегда, Натальи Алексеевны.
* * *
Остальные охотники тоже не спешивались, хоть собрались поодаль веселой громкоголосой кучкой, разглядывая что-то. Гонка закончилась, и, оказавшись ближе, Маша поняла, что несчастная лисица, назначенная жертвою царской охоты, обрела свою судьбу.
Поджарый, смуглый, похожий на калмыка стремянный, скалясь в улыбке, прижимал к траве голову едва живого зверька, а троица главных охотников — Петр, Елисавет и Долгоруков — смотрела на нее с таким восторгом, как если бы это была по меньшей мере тигрица-людоедка.
— Вот, погляди, князь Федор! — торжествующе выкрикнул Петр. — Ты там с баба… — Он осекся, прыснул и тут же поправился:
— Тьфу, с дамами копошился, а мы тут затравили добычу.
— Suum cuique , — с легким поклоном ответил князь Федор. — Однако примите мои поздравления.
Молодой царь растерянно моргнул и сразу сделался похож на того, кем он, в сущности, и был, — на недоучившегося отрока.
— Понимаю, ты — завидуешь! — воскликнул он заносчиво. — Правда, что богу — богово, кесарю — кесарево. Но коли хочешь, я дам тебе добычу пришибить.
Рука Маши дрогнула на поводу, и кобылка ее нервно переступила.
— Не велите казнить, велите миловать, государь, — с нарочитой серьезностью проговорил молодой Долгоруков. — Однако же я слишком долго пробыл в чужих краях и позабыл некоторые слова, прежде вполне привычные.
Иван хмыкнул: не напрасно, ох, не напрасно дядюшка Василий называл Федьку хитромудрым! Эк вывернулся от гнева государева!
— Уж лучше латыни не знать, нежели родной речи!
Пришибить, — сказал царь, — по-нашему, по-русски, означает просто-напросто пристукнуть. Желаешь?
Краем глаза Федор увидел, как Мария снова стиснула поводья.
— Судите сами, ваше величество: ежели я забыл слово, неужто могу помнить действие, им обозначаемое? — невозмутимо вопросил Федор.
— Э! — покровительственно засмеялся Петр. — Это просто-запросто! Берешь арапник — и кнутовищем пришибаешь лису в голову, ударом по переносью! — Он взмахнул арапником над головою лисы, и несчастное создание содрогнулось, взвизгнуло, словно чуя, что следующий удар будет его. — Только надо непременно убедиться, что она более не жива: лисицы, как известно, хитры и часто притворяются мертвыми! Ну как? — не унимался Петр. — Желаешь попробовать?
— Боюсь промахнуться, государь! — сухо проронил Федор, не в шутку начиная опасаться этой настойчивости. Черт с ней, с лисой, — нельзя показаться Марии таким же бессмысленно-жестоким, как остальные.
Он кожей чувствовал ее отвращение к происходящему и не хотел, чтобы даже мелочь тревожила ее или испортила мнение о нем.
— А ты попробуй руку набить! — Петр выхватил из-за пояса у стремянного арапник, сунул Федору. — Вот так, на борзой! На борзой! — И он взмахнул кнутом, целясь по тонкой, изящной морде белой поджарой борзой — одной из тех, которые только что самозабвенно гнали для него несчастную лисицу и доставили победу.
Маша вскрикнула. Князь Федор взмахнул своим арапником — два кнутовища перехлестнулись. Рывок был так силен, что Федор не удержал рукоять, и его кнут отлетел в сторону. Стремянный, державший лисицу, изумленно вскрикнул, всплеснул руками.., лиса, казавшаяся уже неживой, метнулась рыжей искрою, вспыхнула средь зелени — и бесследно исчезла, словно погасла в густой траве.
Глава 10
Коррида по-русски
— Ч-ч-что?! — не воскликнул, даже не прошипел, а как бы просвистел Петр, и лицо его побагровело от гнева.
Федор на миг оцепенел — этот перекошенный лик и впрямь внушал страх! Он растерялся, не зная, что сказать, что предпринять, и в тот же миг ощутил такой тычок в поясницу, что невольно изобразил некое подобие поклона, и чей-то голос сзади воскликнул:
— Больно уж вы торопливы, князь! Следовало бы подождать, пока его величество вам преподаст урок, а уж потом повторять!
Федор, пребывая в полусогнутом состоянии, тупо глядел на руки Петра, ломающие кнутовище. Этот голос был так заносчив, что он не сразу сообразил: ведь говорит Мария! И, не успев удивиться, Федор сообразил: да она пытается спасти его Она подсказывает ему, как оправдаться перед царем за несусветную дерзость!
Надо полагать, именно она столь замечательным образом вынудила его согнуться в три погибели, давая Петру доказательства нижайшей покорности. Да, чуть ли не десять лет прожив в другой стране, привыкнув полагаться лишь на себя и подчиняться только себе, Федор подзабыл, что такое Россия, что такое власть в России! Она требует прежде всего нерассуждающей покорности, как и везде на Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56