Корри оставила в покое окончательно измятый галстук и легонько провела кончиком пальца от его плеча вниз.
— Прекрасная ткань, Джеймс. Почти такая же, как моя.
— О нет, этого быть не может. Ну что, мой галстук теперь в порядке?
— Естественно.
— Я полагаю, ты научилась вальсировать?
— Но ведь тебя не было рядом, чтобы меня научить.
— Нет. Пришлось ехать в Лондон. У меня были здесь дела.
— Какие именно?
— Тебя это не касается.
Он обвил рукой ее талию, коснулся спины, и она чуть не выпала из своих туфелек.
— Повнимательнее, Корри, — велел он, как только заиграла музыка. Джеймс закружил ее, и она едва не лишилась сознания от волнения и блаженства.
— О, как замечательно! — засмеялась она, а Джеймс продолжал вести ее по паркету, и широкая юбка развевалась, а белое так красиво смотрелось на фоне его черных брюк!
Она уже задыхалась, когда он наконец замедлил темп.
— Джеймс, — едва пробормотала Корри, — пусть ты и не способен ни на что полезное, все же, нужно признать, вальсировать умеешь превосходно.
Он улыбнулся прямо в это сияющее лицо, с которого давно облетела рисовая пудра. Лицо, которое он знал не хуже собственного. Вот только груди… груди увидел впервые.
Одна длинная прядь почти выбилась из прически.
— Продолжай двигаться, только помедленнее, — не раздумывая велел он, осторожно возвращая деревянные шпильки на прежнее место и закрепляя одну из полудюжины белых роз. — Ну вот, теперь все как надо.
— Откуда… откуда ты знаешь, как укладывать женские волосы? — растерянно спросила Корри.
— Ты, кажется, и впрямь считаешь меня неотесанным болваном? — удивился он.
— Ну, я тоже не сельская дурочка, однако ни за что не сумела бы сделать это так же хорошо, как ты.
— Ради Бога, Корри, была же у меня какая-то практика!
— На ком же ты практиковался? Лично я никогда не просила укладывать мои волосы!
Джеймс шумно втянул в себя воздух. Нет, с подобным в своей мужской взрослой жизни он до сих пор не сталкивался! Вот девушка. Ее он знал целую вечность, и вдруг она превратилась в юную леди, с которой следует обращаться по-другому.
— Нет, ты всегда заталкивала косу под шляпу или оставляла болтаться на спине. И что я должен был делать?
— Могу я узнать, на ком ты практиковался?
— Повторяю, это не твое дело. Впрочем, так и быть, могу сказать, что знал женщин, чьи волосы время от времени требовалось приводить в порядок.
Корри нахмурилась, все еще не понимая истинного смысла его слов. Он вдруг выпалил, не в силах оторваться от созерцания ее груди:
— Вижу, ты успела разбинтоваться.
Корри чуть выгнула спину, почти прижавшись грудью к его груди.
— Говорила же я, мой бюст не хуже, чем у других.
— Да, по-видимому.
— То есть как это по-видимому? — возмутилась девушка. — Сама мадам Журден похвалила мой бюст, когда твой отец привел меня к ней.
Не зная, что на это ответить, Джеймс снова стал кружить ее по паркету, смеясь над попытками других пар поскорее убраться с их дороги.
И тут музыка смолкла.
Джеймс опустил глаза и увидел, что Корри готова разрыдаться.
— Что с тобой?
Она громко сглотнула и шмыгнула носом.
— Это было так чудесно. Хочу еще танцевать. Сейчас.
— Хорошо, — согласился он, подумав, что два танца подряд не вызовут осуждающих взглядов, тем более что они с Корри почти родственники. Заметив четверку молодых особ, решительно надвигавшихся на них, он поспешно взял Корри под руку и увел туда, где уже собирались пары для следующего танца.
— Клянусь, что каждое платье в этом необыкновенном зале либо белого цвета, как мое, либо розовое, голубое или пурпурное.
— Сиреневое. Сиреневый гораздо светлее.
— А как насчет фиолетового?
— Я сказал бы, что фиолетовый — самый красивый в мире цвет.
Корри прикусила губу, признавая, что укол попал в цель, и промямлила:
— Так что голубое платье тети Мейбеллы оказалось бы вполне уместным..
— Не совсем, но почти.
У Джеймса руки чесались дотронуться до вершинок ее грудей, до белоснежных плеч, но он сдержался и тихо спросил:
— И сколько ведер потребовалось?
— Что? Ах да, примерно полтора ведра крема. Сначала дядюшка Саймон жаловался, что от меня невыносимо несет лавандой, но тетя Мейбелла возразила, что без этого не обойтись, если я хочу скатиться с полки и упасть в брачную корзинку.
— То есть ни один мужчина не захочет чешуйчатую жену?
— Я пробыла здесь пять дней. И позволь заверить, что еще не встретила мужчину, на суд которого хотела бы представить свою чешую.
— И многих ты встретила? — засмеялся он.
— Ну… этим вечером я танцевала не меньше чем с полудюжиной, нет, с семерыми, если считать лорда Девлина. Разумеется, теперь к этому списку присоединишься и ты. Немаленькое число, верно? Надеюсь, ты не считаешь меня неудачницей?
— Э… и все они были учтивы с тобой?
— О да. Я практиковалась в ответах на любой вопрос. Ну, ты понимаешь. Этакие непринужденные ответы. И знаешь что, Джеймс?
— Что именно?
— Они задали почти все полагающиеся вопросы.
По-моему, чаще всего расспрашивали о погоде.
— Что же, вполне приемлемая тема, тем более что осень выдалась теплой и солнечной. Есть что похвалить.
Корри неожиданно оглянулась.
— Что с тобой? Что они делали, кроме того, что спрашивали твое мнение о погоде?
— Ну… не все… видишь ли, с тех пор как я разбинтовала грудь и надела платье с низким вырезом… собственно, это мадам Журден не потерпела замечаний твоего отца относительно выреза, они…
Тут она приподнялась на цыпочки и прошептала ему в ухо:
— Они смотрят.
— И это тебя удивляет? Странно! Не думал, что хотя бы одна женщина в мире способна диву даваться по такому поводу.
— Удивляло. Вначале. Хотя позже осознала, что мне нравятся их взгляды. Видишь ли, если я их интересую до такой степени, значит, не выгляжу сельской простушкой. Но знаешь, Джеймс, лично я не подозревала, что мужчины находят именно эту часть женского тела столь завораживающей.
«Если бы ты только знала», — подумал он.
Музыканты снова заиграли, и Джеймс спросил:
— Готова пуститься в галоп?
Девушка хохотала так, что на глазах выступили слезы.
Стоявший у стены Томас Краули, младший сын сэра Эдмунда Краули, одного из сподвижников Веллингтона, заметил Джейсону:
— Кто это прелестное создание, с которым танцует Джеймс?
— Знаешь, — протянул Джейсон, — я сам задавался этим вопросом. Возможно, кто-то из его таинственного прошлого.
— Нет у Джеймса никакого таинственного прошлого, — возразил Том. — Как и у нас.
Джейсон хлопнул его по плечу.
— Думаю, сейчас самое время заняться созданием таинственного прошлого.
И поскольку он рассказал Тому о покушении на отца, тот согласно кивнул:
— Ты уже сделал первый шаг. Господи, да кто же это? Какая красавица!
Джейсон повернул голову, пытаясь проследить за направлением его взгляда. И улыбнулся. Ленивой уверенной улыбкой, обычно заставлявшей всех леди, от десяти до восьмидесяти лет, вскидываться при его приближении.
— Понимаешь, Том, — медленно произнес он, — может, сейчас мне и не нужны никакие тайны.
Томас заметил, как Джейсон взял на прицел темноволосую девушку, лукаво поглядывавшую на него поверх веера, и направился прямиком к ней, не обращая внимания на стайки молодых и не очень молодых леди, пытавшихся преградить ему дорогу. Он не растоптал ни одну из них, хотя, по-видимому, был к этому близок.
Томас покачал головой и зашагал туда, где его матушка царила над компанией матрон, но, уже почти приблизившись, поспешно спрятался за пальму: оказалось, мать вела оживленную беседу с тремя вдовами, обремененными незамужними дочерьми.
— Том! Иди же сюда, мальчик мой!
Все. Теперь он пропал.
Бедняга набрал в грудь воздуха и двинулся навстречу собственной гибели.
Глава 11
Джейсон Шербрук широко улыбнулся. Тревоги за жизнь отца отодвинулись на задний план. Эту особу он находил очаровательной, а видит Бог, ни одна женщина не казалась ему очаровательной с пятнадцати лет, когда Би О'Рурк, хитрая молоденькая вдовушка из Сент-Айвза, гостившая в Нью-Ромни, соблазнила его, прельстившись улыбкой и сильными, неспокойными руками, в чем честно призналась. Тогда они лежали в постели, и она, покусывая его за ухо, блуждала пальцами по всему крепкому загорелому телу Джейсона.
Очень темные глаза незнакомки светились умом и юмором. Но туг она развернула веер, кокетливо прикрыв лицо. Видны были только блестящие черные волосы, откинутые с белоснежного лба. Судя по лицу и манерам, она вполне может оказаться дочерью Би. Но у Би не было дочерей, только два сына, служивших на флоте. Она сама рассказала ему об этом во время последней встречи.
Он поискал глазами мать или спутницу незнакомки и обнаружил, что уже несколько секунд смотрит в костлявое лицо леди Арбакл, известной полным отсутствием юмора и назойливым благочестием. Эта прелестная юная особа с лукавыми глазами — родственница леди Арбакл?!
Нет, быть этого не может! Но леди Арбакл действительно похожа на дракона, охраняющего сокровище.
— Леди Арбакл! — воскликнул он, изливая на нее все обаяние, унаследованное от дядюшки Райдера.
«Старайтесь наблюдать за дядюшкой, — твердил отец ему и Джеймсу. — Он может улестить любую даму, и та пойдет за ним как на привязи. Да что там даму! Он может свести прыщик на ее подбородке одними ласковыми словами! Если вы убедитесь, что нельзя получить желаемое грубой силой, попробуйте обаяние».
— Господи, так это вы, Джеймс?
— Нет, я Джейсон, мэм.
— Ах, вечно я путаю! Но что тут удивительного при таком сходстве! Как ваши родители?
— Живы и здоровы, мэм.
Джейсон улыбнулся девушке, упорно разглядывавшей мыски светло-сиреневых туфелек.
— А лорд Арбакл?
Леди гордо выпрямилась, став удивительно похожей на фонарный столб.
— С ним все хорошо. Насколько можно ожидать.
Джейсон не понял, что она имеет в виду, но, вежливо кивнув, спросил:
— Могу ли я быть представленным вашей очаровательной спутнице, мэм?
Леди Арбакл чуть помедлила. Пауза была почти неуловимой, но Джейсон заметил и втайне удивился. Неужели она считает его недостойным такой чести? Не такая ужу него испорченная репутация!
— Это моя племянница Джудит Макрей, приехала в Лондон, чтобы войти в наш круг и предстать перед его величеством. Джудит, это Джейсон Шербрук, младший сын лорда Нортклиффа.
Джейсон был абсолютно готов к сокрушительному разочарованию, не раз постигавшему его, когда очередная прелестница открывала свой милый ротик, откуда, как правило, сыпались либо глупости, либо банальности. В таких случаях он желал очутиться за сотни миль.
Но оказался неготовым к мощной волне сладострастия, накрывшей его с головой, когда она улыбнулась и ямочка на левой щеке стала чуть глубже.
— Мой отец был ирландцем, — сообщила она, позволив ему взять себя за руку. Длинные тонкие пальцы, такие мягкие… ах… какие нежные…
Он коснулся губами ее запястья.
— А мой — англичанин, — пробормотал он, чувствуя себя дураком. Он в жизни не терялся в присутствии девушки. В голове не осталось ничего, кроме жаркой похоти, палившей огнем мозг, а Богу известно, что она сметает все на своем пути. — Моя мать тоже англичанка.
— А моя — уроженка Корнуолла, из Пензанса. Она и тетя Арбакл были троюродными сестрами. Тетя считает меня племянницей, потому что любила с самого моего рождения. Кроме нее, у меня почти не осталось родственников. Представляете, тетушка согласилась устроить мне сезон. Как великодушно с ее стороны, не правда ли?
Джейсон вспомнил, что имение лорда и леди Арбакл находилось неподалеку от Сент-Айвза, на северном побережье Корнуолла.
— О да, не только великодушно, но и достойно. Так вы жили в Корнуолле?
— Иногда. Мой отец был из Уотерфорда. Я выросла там.
Он упивался мягкими звуками мелодичного голоса, то и дело прорывавшимися сквозь резкий английский выговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48