— О, только убирайтесь, и побыстрее. Я все гадала, успели вы меня заметить в окне… и оказалось, да! Значит, знали, что я упала, и все-таки продолжали… продолжали целовать ее и… и не очень-то спешили на помощь. А что, если бы я к этому времени уже была бы мертва?
— Считаете, лишние пять минут составили бы разницу?
— Уйдите же!
Джинни попыталась встать, но ноги снова подломились. Алек, не шевельнувшись, чтобы помочь, просто наблюдал за ней, поглаживая лицо длинными пальцами.
— Прекрасное начало! При такой скорости будете дома как раз к следующему утру.
Значит, Джинни уверена, что он остался наверху, чтобы заняться любовью с Лорой, перед тем, как спуститься и посмотреть, жива ли она.
— Да замолчите же вы!
— Значит, во всем я виноват? Несчастный, жалкий человек, который ничего не сделал, кроме как…
— Я лежала здесь, без сознания, возможно, мертвая, пока вы там ласкали эту женщину!
— Говорите тише, или эта женщина может просто приказать подстрелить нас, как грабителей, или, что еще вероятнее, опрокинуть нам на головы ведро с помоями.
Джинни прикусила губу. Голова болела, нога ныла, А позор… должно быть, она и через десять лет будет живо ощущать унижение при воспоминании об этом дне. Как она могла быть настолько глупа, чтобы прийти сюда и шпионить за ним?!
— Хорошо, будь по-вашему, я жалкое создание, и к тому же ужасно замерзла.
Алек услышал невнятное бормотание, но не мог разобрать слов.
— Сколько времени вы пролежали тут без сознания?
— Не знаю. Достаточно долго для того, чтобы вы успели сделать все, за чем пришли сюда.
Алек мог достойно ответить на оскорбление, но промолчал. Пусть считает, что он занимался любовью с Лорой. Пусть думает, что взял Лору десять раз, прежде чем спуститься и проверить, погибла ли она. Алек покинул Лору почти сразу же, испугавшись до смерти за Джинни, хотя пальцы так и чесались сомкнуться вокруг ее горла. Кроме того, и он и Лора остались неудовлетворенными, растревоженными неутоленным желанием. Лора никак не могла понять, что случилось с ее новым великолепным любовником. Алек сказал ей только, что должен срочно вернуться на судно, поскольку забыл нечто чрезвычайно важное.
— Мне доставило бы огромное удовольствие выбить из вас дурь, но, думаю, было бы несправедливо не дать вам шанса отыграться.
Джинни ничего не ответила.
Свет в спальне Лоры погас.
— Я не шучу, Джинни. И в эту секунду совершенно не чувствую себя джентльменом, правда, я редко чувствую себя джентльменом там, где дело касается вас. Когда вы поправитесь, я твердо намереваюсь задать вам такую трепку, что не успокоюсь, пока ваш зад не станет таким же красным, как балтиморские томаты.
— Попробуйте только, и я лягну вас в… Алек повелительно поднял руку:
— Довольно, мистер Юджин. Ну а теперь давайте выбираться отсюда, пока Лора не услыхала, что здесь кто-то бродит.
— Если бы вы только помогли мне добраться до дома, я…
— Не будьте еще большей идиоткой, чем на самом деле.
Алек подхватил Джинни на руки. Девушка мгновенно застыла, но почти сразу же обмякла. Никогда в жизни она не лежала на руках мужчины. Такое тревожное чувство… очень странное, но будоражащее… и захлестывающее… сильное…
Джинни нерешительно обняла Алека за шею. Как восхитительно от него пахнет! Кажется, сандаловым деревом… но точно она сказать не могла.
— Вы несете меня домой, Алек?
— Нет.
— Куда же?
— На «Найт дансер». Он стоит у пристани О'Доннелла.
— Но зачем?
— Прежде чем я доставлю вас к отцу, необходимо убедиться, что вы не сломали ногу и голова не пробита.
— Ни то и ни другое.
— Молчите, Джинни.
Девушка повиновалась. На этот раз даже капризная балтиморская погода смирилась, и, хотя небо затянули тучи и стояла непроглядная тьма, дождя не было. По пути им несколько раз встречались матросы, пьяные, искавшие повода подраться и просто шатавшиеся без дела.
Подняв глаза, девушка заметила, что Алек свернул на пристань О'Доннелла и, подойдя к сходням, о чем-то тихо заговорил с вахтенным. Джинни, не двигаясь, упрямо смотрела вперед, в пустоту, но долго не выдержала. Ей не терпелось увидеть корабль Алека. Подняв голову, Джинни уставилась прямо в насмерть перепуганные глаза очень молодого человека, лет пятнадцати, не больше.
— Пиппин, — приветливо обратился Алек к юнге, — добрый вечер. Как видишь, у меня гости. Последи за тем, чтобы нас никто не беспокоил.
— Есть, капитан!
Спуститься по трапу в каюту оказалось нелегким делом, но Алеку в конце концов это удалось после того, как он умудрился один раз удариться головой и два — ушибить локоть Джинни.
— В ваших устах это звучит так, словно я какая-то шлюха, которую притащили сюда для… словом, для всяких мерзостей.
— Вы и близко не напоминаете шлюху, — рассмеялся Алек. — Не знай меня Пиппин получше, подумал бы, что я проклятый педераст. Вспомните, Джинни, вы же одеты мужчиной, вплоть до дурацкой шерстяной шапки.
— Ой!
— Боже милосердный, спаси меня от неразумных женщин! — покачал головой Алек и, помедлив, добавил, словно что-то сообразив: — Правда, не помню, когда и сталкивался с чем-то подобным!
Джинни стиснула зубы, молча втягивая ноздрями привычные корабельные запахи. Алек ногой толкнул дверь каюты, и густой аромат сандалового дерева окутал их. Дверь захлопнулась.
— Здесь просто чудесно.
— Благодарю, мэм, вы совершенно правы, — кивнул Алек, опуская свою ношу на широкую койку. Джинни немедленно попыталась встать, но он толкнул ее обратно.
— Лежите смирно. Нужно взглянуть на вашу ногу. Нет, не то чтобы я очень этого хотел, но вряд ли у меня есть иной выбор.
— Могли бы быть и великодушнее.
— Тут вы ошибаетесь. В данный момент во мне осталось так мало великодушия, что я поражаюсь сам себе. Так что лучше делайте, как велено.
Джинни закрыла рот, а потом и глаза, но как только Алек притронулся к правой ноге, сморщилась и вскрикнула.
— Простите, но необходимо снять сапог. Потерпите.
Джинни стиснула кулаки и сцепила зубы. Алек, осторожно стянув сапог, бросил его на пол и посмотрел на девушку. Она не шевелилась, но лицо смертельно побелело. Алек невольно смягчился, хотя знал, что не стоило бы. Но ничего не поделаешь. Он сел рядом и тихо сказал:
— Сожалею, что сделал вам больно, но сейчас будет легче.
— Все в порядке.
— Лгунья.
Он легонько погладил ее по щеке, наклонился, чтобы снять шерстяной носок.
— Поскольку на вас мужские сапоги, неудивительно, что и ноги у вас пахнут, как у мужчины.
— И что, спрашивается, это означает?
— Подождите, пока не придумаю что-нибудь совершенно омерзительное. — И, присвистнув, добавил: — Вы хорошо потрудились над своей ногой. Распухла, как спелая дыня.
Алек осторожно прикоснулся к больному месту, и сквозь зубы Джинни вырвалось короткое шипение.
— Прошу прощения, но придется пока не двигаться. Сейчас принесу холодной воды. Вашей ноге необходим холодный компресс.
Он вышел, а Джинни приподнялась на локтях, чтобы осмотреться. Чисто мужское логово, как раз из тех, что ей по вкусу: повсюду книги и навигационные приборы, на письменном столе — карты и аккуратные стопки бумаг, никакого беспорядка. В переборке смежная дверь, должно быть, ведущая в соседнюю каюту. Интересно, что там? Джинни взглянула на ногу и поморщилась.
— Я — настоящий кошмар, — произнесла она вслух. — Тупица.
— Совершенно верно, но чего же еще можно было ожидать? Вы решили, что хотите узнать побольше о подобных вещах, поэтому подбираетесь к спальне Лоры Сэмон и заглядываете в окно. И видите меня. Но мне это совсем не нравится. Как бы вы отнеслись к тому, что кто-то — мужчина или женщина — подглядывает за тем, что вы делаете со мной в постели?
— Это абсурдно!
— Что именно?
— Вы и я… вместе… в постели…
— Вы действительно так думаете? Нет, не отвечайте.
Он выжал полотенце и обернул распухшую щиколотку. Джинни не могла понять, какая боль сильнее — в ноге или от холода. Потом постепенно наступило онемение, и это было прекрасно.
— Лежите смирно. С четверть часа придется потерпеть. Потом я перевяжу вас и отвезу домой. К сожалению, мой судовой врач Греф Прюитт в настоящее время прогуливается по городу с очень раздражительной дамой.
— Где он познакомился с этой раздражительной дамой?
— Он ее довольно давно знает. Судьба наделила ее, как и Лору Сэмон, фамилией, вызывающей легкое удивление — Суиндел. Не хотите немного бренди? Не важно, все равно вам необходимо выпить.
Джинни, выпила бренди, густое, маслянистое, приятно согревшее внутренности. Она сделала три добрых глотка, и Алек широко улыбнулся.
— Почему вы ухмыляетесь, как деревенский дурачок?
— Над вами. Вы выпили бренди и теперь, бьюсь об заклад, не чувствуете боли.
— Не чувствую, — согласилась она.
— Держитесь, — велел Алек и, развернув полотенце, положил другое, еще более холодное и мокрое. Джинни задохнулась, но ничего не сказала. Алек вытащил стул из-за письменного стола и, придвинув к койке, уселся, скрестив ноги, молча наблюдая, как Джинни опрокинула еще стаканчик бренди, потом еще один. Она взглянула на него и криво улыбнулась.
— Вы действительно занимались с ней любовью.
— Я уже сказал, что да. Она буквально вымотала меня. Очень хороша в постели, а как нежна! Что значит — любящая женщина!
— Я тоже любящая.
Алек не верил ушам. Подобные слова не могли сорваться с уст мисс Юджинии! Только не она, эта ненавистница мужчин, с языком словно бритва! Интересно, очень интересно! Алек знал свой характер — вечное стремление идти до конца, играть с судьбой и переходить все возможные пределы, испытывая удачу и других людей. В конце концов, худшее, что она может сделать, — швырнуть ему в лицо холодное мокрое полотенце.
— Любящая? Что вы имеете в виду?
— Я живу, чтобы любить и быть любимой. А вы разве нет?
— Да, особенно прекрасной женщиной.
— Это не совсем то, что я хотела сказать, но сойдет, потому что…
— Знаю. Потому что я мужчина и не могу понять те неясные и изменчивые оттенки чувств, которые испытываете вы, женщины.
— Верно. Кроме того, вы отвратительны и высокомерны…
— С меня довольно. Я сидел здесь, размышляя, как получше наказать вас, и не мог придумать… до этой минуты.
— Сообразили наконец? Как же именно?
— Вы двадцатитрехлетняя девственница… закоренелая старая дева.
Глаза Джинни едва не выскочили из орбит, но она благоразумно придержала язык, отказываясь быть втянутой в спор, который, как знала, был проигран еще до того, как начался.
— Вы когда-нибудь ощущали экстаз, Джинни? Рот ее открылся сам собой. Превосходный и очень искренний ответ, хотя ни слова не было сказано.
— Экстаз, дорогое дитя, это ряд наиболее поразительных переживаний, которые может испытать человеческое существо. Так, значит, вам неведомо наслаждение женщины?
— Я хочу домой.
— О нет, Джинни, я решил, каким будет ваше наказание. И поверьте, вам оно понравится. Только назовите меня волшебником, кудесником, великолепным мужчиной, человеком с золотым сердцем.
— Я хочу домой.
Она села и сорвала полотенце. Алек так же быстро выхватил полотенце у нее из рук и бросил в ведро с холодной водой, а сам сел рядом, пригвоздив ее плечи к койке.
— Хотите знать, что я собираюсь сделать с вами, Юджиния Пакстон? Нет, вы не посмеете…
— Что именно?
— То, что вы думаете. Эта штука… экстаз. Не посмеете.
— Джинни, почему вы пришли к дому Лоры? Почему взобрались на дерево и прижались носом к стеклу в окне спальни?
Ни звука..
— Хотели получить урок любви?
Ни малейшего звука.
— Хотели увидеть, что я делаю с женщинами, не так ли? Ну что ж, я намереваюсь преподать вам этот самый урок прямо сейчас.
Прекрасные зеленые глаза мгновенно стали пустыми.
— Нет, — выдохнула она.
— Вам понравится, обещаю. Разве вы не устали от собственной двадцатитрехлетней девственности, Джинни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58