Мистер Чабб не так уж сильно опасался услышать дерзость от своих подчиненных — это было, в конце концов, лишь одной из форм признания его превосходства. Чего он по-настоящему боялся, так это, что кто-нибудь из них вдруг скажет нечто действительно смешное, а он может этого не понять.
— Ладно, бог с ним, — сказал мистер Чабб. — Я согласен, что грабеж, по-видимому, исключается. Тогда, как вы думаете, может быть, Периаму угрожали? Я имею в виду, заставляли расплачиваться за долги того парня?
— Маловероятно, сэр. Мы проверили счета Периама, —нет никаких признаков, что у него вымогали деньги.
Мистер Чабб поднял глаза к небу. Ему в голову при— : шла мысль, которую он затруднялся выразить словами.
— Не хочется, конечно, быть несправедливым по отношению к покойному, — осторожно начал он, — но, возможно, мы не должны игнорировать… Ну, когда двое —мужчин живут вместе в одном доме, живут одни…
Пербрайт пришел ему на помощь:
— Судя по тем данным, которые нам удалось собрать, сэр, не подлежит сомнению, что Хопджой был почти агрессивно гетеросексуален.
— О, в самом деле? Рад это слышать. Все мы знаем, конечно, что эти явления имеют место… И все же мне бы не хотелось, чтобы вам вдруг пришлось удить рыбу в такой воде.
Инспектор просматривал тетрадь с записями бесед, проведенных им в Броклстоне.
— Вы знаете отель «Нептун», сэр? — спросил он, не поднимая головы.
— Кажется, я был там един раз, — неуверенно заметил мистер Чабб. — Несколько кричащее, на мой вкус, здание.
— Определенно, — согласился Пербрайт. — Меня поразило, что такое не совсем подходящее место было выбрано для медового месяца. Хотя, с другой стороны, мать Периа-ма ни на шаг не отпускала его от себя; возможно, «Нептун» привлёк его как символ освобождения от запретов. Кроме того, это вполне могло соответствовать его повадкам обольстителя: он, знаете ли, женился на девушке Хопджоя.
— Неужели?
— Что добавляет к делу еще одну любопытную деталь. Со стороны может показаться, что это у Хопджоя были причины убивать Периама, а не наоборот. Из любовных треугольников иногда устраняют мужей, но, боюсь, мне не удастся припомнить ни одного случая, когда убивали бы обманутых женихов. Да и в ярость впадает, как правило, отвергнутый поклонник, а не его счастливый воспреемник.
— Как вы считаете, девушка знает о том, что произошло?
Пербрайт задумался.
— Трудно дать на этот вопрос определенный ответ. При всей ее наружной благопристойности в ней чувствуется какая-то жестокость, бессердечность… Попробуйте представить себе прыгающую из постели в постель учительницу воскресной школы…
По выражению лица мистера Чабба было ясно, что представить у него не получилось.
— Я хочу сказать, одевается она почти по-старушечьи — немодные платья, никакой косметики, уродливая прическа — и тем не менее, смотришь на нее и кажется, будто она вся постоянно изгибается и потирается под одеждой. Она оставляет напрочь сбивающее с толку впечатление… м-м… ну, ненасытности, что ли.
— С ваших слов получается не очень-то привлекательный портрет этой молодой особы. Она ведь молода, насколько я понимаю?
— По крайней мере, моложе своего мужа. И здесь тоже, кстати, мне трудно понять, почему она бросила Хопджоя — вполне законченного самца, судя по тому, что я о нем слышал, — и предпочла ему такого человека, как Периам.
— Женщины, — изрек мистер Чабб, — непредсказуемы.
Пербрайт сообразил, что главный констебль получил максимум непонятной информации, которую был способен переварить за один прием. Он взял со стола отчет и фотографии.
— Будут еще какие-нибудь распоряжения, сэр?
— Нет, думаю, пока нет. Будем и дальше вспахивать нашу пашню, так сказать. Посмотрим, что еще удастся обнаружить.
— Очень хорошо, сэр. — Пербрайт направился к двери.
— Одну минуту, мистер Пербрайт…— Мистер Чабб отделился от каминной доски и привычным жестом просунул кончики пальцев в карманы пиджака. — Сегодня утром я беседовал с майором Россом. Мне кажется, компетенция, которой обладают он и мистер Памфри, заставляет их принимать менее традиционную точку зрения на подобные происшествия. Следует учесть, что они и в самом деле работают в более широких масштабах, чем наши. У меня сложилось мнение, что они готовы серьезно рассматривать такие возможности, которые вы и я сразу бы отбросили как чрезмерно надуманные…
— Да, сэр?
Мистер Чабб начертил на ковре фигуру носком своего безукоризненно вычищенного ботинка.
— Н-да, так вот, я полагаю, я должен вам сказать, что майор Росс и его коллега не разделяют вашего мнения, что все это дело рук Периама. На их языке он значится как «проверенный», и круг их поиска гораздо шире.
— Я считаю, что мы не должны исключать такой возможности, сэр. Я, со своей стороны, буду рад любой помощи, которую они смогут предоставить.
— О, вполне, вполне. Я не сомневаюсь, что вы высоко цените их желание добиваться результатов совместными усилиями. Нет, меня беспокоит совсем другое. Дело, видите ли, вот в чем: люди со стороны, как правило, недооценивают наших жителей, мистер Пербрайт, особенно тех, кто живет в сельской местности. Нам же совершенно ни к чему, чтобы с этими джентльменами приключались всякие неприятности, не так ли? В конце концов, они, в каком-то смысле, наши гости.
Пербрайт кивнул.
— Я приложу все усилия, чтобы оградить их от этих неприятностей, сэр.
Мистеру Чаббу удалось изобразить на своем лице улыбку.
— Мне подумалось, что уж лучше вам знать. Майор Росс действительно говорил что-то насчет того, чтобы съездить в Мамлсби и порасспрашивать тамошних обитателей.
— Что ж, счастливого ему Мамлсби, — задумчиво произнес Пербрайт. Он открыл дверь.
— Очень остроумно, — сказал Росс.
Он поднял узкий, сложенный пополам прямоугольничек бумаги на мундштуке своей трубки, подержал его мгновение на весу, потом быстрым движением убрал руку. Листок скользнул в сторону, в другую и мягко опустился на стол у локтя Памфри.
— Видишь ли, Чабб был абсолютно прав. Это действительно самый настоящий билет тотализатора, пусть и подпольного. — Росс вытянул лицо, передразнивая главного констебля: «Мы много таких собираем, мистер Росс: это всего-навсего симптомы одной из наших маленьких провинциальных слабостей». Бедный старина Чабб. Третников или Дзарбол слопали бы трех таких на завтрак и не поперхнулись. Незамеченными проходят не невинные вещи, вроде автобусных билетов или этикеток на банках с джемом, а как раз вот такие — явно нелегальные. Билеты тотализатора? Ну, конечно, это билеты тотализатора. А чем еще они могут быть?
Памфри с серьезным, деловым видом рассматривал бумажку, оттянув мочку правого уха вниз, словно это подключало его к некоей цепи с электронным скан-нером. «Пять шиллингов в оба конца Рукодельница Хэрст Парк четыре тридцать Питер Пайпер»— прочитал он на одной ноте и без знаков препинания.
— Заранее выбранный псевдоименной код: расшифровать невозможно. Не стоит терять на это время. — Он протянул руку.
— Подожди минутку…— Ухо Памфри натянулось сильнее и еще больше покраснело. Он вторично пробормотал себе под нос содержание записки и постукал пальцем по бумаге.
— Рукодельница, — сказал он с нажимом и поднял глаза.
— Имя лошади. Я проверял. И бежит она именно в четыре тридцать, можешь не сомневаться. — Росс произнес все это механически. Его внимание было приковано к яркой, налившейся кровью мочке Памфриева уха. Перед его внутренним взором возникли устрашающие клещи, опробованные на некоем краковском гравере, которого злая судьба и неблагодарный партийный секретариат сделали их первой жертвой: «обезличенность» — такой диагноз записала чья-то язвительная рука в его карточку в тюремном госпитале.
— Да-да, вот только «рукодельница»… что, если рассмотреть ассоциативный ряд. Рука… шить… игла… наперсток,. Фимбл-Бей.
Интерес засветился в глазах Росса, но лишь ненадолго. Он покачал головой.
— Заманчиво, Гарри, но чуть уж слишком очевидно. Нет, тут важно другое: основные каналы информации нашего друга подтверждаются. Нам необходимо срочно проследить их все. А заодно скажу: он оставил нам неплохие наметки.
Памфри смотрел, как Росс укладывает билетик к себе в «дипломат».
— Я, разумеется, послал запрос на установку слежки за Андерсоном.
— Андерсоном? А, этот старый попрыгунчик. Хорошо. У людей Чабба он зафиксирован просто как подпольный букмекер, но другого я и не ожидал. Они, вероятно, думают, что ядерное разоружение — это всего лишь другое название Оксфордского движения.
Росс взглянул на циркониевый со слоновой костью циферблат своих часов.
— Самое время, — заметил он, — нанести визит миссис Бернадетте Кролл, прежде чем фермер Кролл к дому повернет со своего турнепса или что там у него еще. Не хочешь составить мне компанию?
Мамлсби представлял из себя крохотную деревушку из четырнадцати домов, полуразвалившейся церкви и замшелых останков водяной мельницы. Ее основатели, видимо, совершенно сознательно поместили ее в зеленую складку между двумя холмами, чтобы никто, кроме них, не мог отыскать к ней дорогу. Даже сегодня, когда шоссе, ведущее к побережью, проходило в какой-нибудь четверти мили от ее осыпающихся стен и кишащих крысами соломенных крыш, Мамлсби по-прежнему пряталась в своей лощине, никем не замечаемая и никому не нужная.
Громадный «бентли» с решеткой из пушечной бронзы бесшумно скользил по шоссе, стремительно удаляясь от Мамлсби, когда сидевший за рулем Росс заметил своему спутнику:
— Еще минуты четыре, и мы будем на месте.
Но машина, окончательно сбитая с пути обстоятельными, со множеством подробностей объяснениями веселых поселян, продолжала нестись в волнах высокой зеленовато-белой пены клевера и мимо пурпурных берегов, усеянных смолевкой, пока указатель не подтвердил смутные подозрения Памфри, что они вот-вот должны въехать назад, в пригороды Флаксборо.
Росс оценил ситуацию мгновенно. Он не сбавил скорости и не изменил направления.
— Остановимся у первого приличных размеров магазина канцтоваров и купим военно-топографическую карту, — объявил он. — Видишь ли, Гарри, тебе не следовало понимать тех ребят буквально. Было, было у меня чувство, что они над тобой издеваются.
Памфри возмущенно повернул к нему худое трудолюбивое лицо. Ведь это Росс взял на себя заботу вести, как он выразился, «переговоры с крестьянами».
— Но послушай, я же не…
Росс быстро улыбнулся и похлопал его по руке.
— Мой дорогой Гарри, слишком уж легко тебя можно спровоцировать на возражения в категоричном тоне; это, знаешь ли, не делает чести разведчику.
В газетном киоске, где требуемая карта была получена, Росс купил себе плитку жареного фундука в молочном сахаре. Памфри он побаловал шестипенсовой «мням-мнямкой» — изюм в меду на подушке из шоколадного пралине, дважды взбитого для большей воздушности.
Двадцать минут спустя «бентли», мягко качнувшись, остановился среди придорожных цветов в двух шагах от тропинки, которая вела через окружавшие Мамлсби рощицы рябин и вязов. Росс внимательно посмотрел на карту.
— Я поднимусь к ферме, это около двухсот метров отсюда, вот здесь, справа, если верить тому, что здесь нарисовано. Ты, если хочешь, оставайся в машине, а то можешь поразнюхать, чем тут народ в деревне дышит.
Росс свернул с тропинки, над которой деревья, сплетаясь наверху кронами, образовали как бы готический свод и где воздух был прохладен и зелен, как старое стекло, на кремнистую рабочую дорожку, которая шла напрямик между коричневыми, подсушенными солнцем полями… Земля произвела на свет первые, еще не распустившиеся листья картофельного урожая, но их было пока так немного, что распознать рядки не удавалось. В конце дорожки стояла викторианских времен ферма из серого кирпича, крытая шифером такого же, похоронного цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Ладно, бог с ним, — сказал мистер Чабб. — Я согласен, что грабеж, по-видимому, исключается. Тогда, как вы думаете, может быть, Периаму угрожали? Я имею в виду, заставляли расплачиваться за долги того парня?
— Маловероятно, сэр. Мы проверили счета Периама, —нет никаких признаков, что у него вымогали деньги.
Мистер Чабб поднял глаза к небу. Ему в голову при— : шла мысль, которую он затруднялся выразить словами.
— Не хочется, конечно, быть несправедливым по отношению к покойному, — осторожно начал он, — но, возможно, мы не должны игнорировать… Ну, когда двое —мужчин живут вместе в одном доме, живут одни…
Пербрайт пришел ему на помощь:
— Судя по тем данным, которые нам удалось собрать, сэр, не подлежит сомнению, что Хопджой был почти агрессивно гетеросексуален.
— О, в самом деле? Рад это слышать. Все мы знаем, конечно, что эти явления имеют место… И все же мне бы не хотелось, чтобы вам вдруг пришлось удить рыбу в такой воде.
Инспектор просматривал тетрадь с записями бесед, проведенных им в Броклстоне.
— Вы знаете отель «Нептун», сэр? — спросил он, не поднимая головы.
— Кажется, я был там един раз, — неуверенно заметил мистер Чабб. — Несколько кричащее, на мой вкус, здание.
— Определенно, — согласился Пербрайт. — Меня поразило, что такое не совсем подходящее место было выбрано для медового месяца. Хотя, с другой стороны, мать Периа-ма ни на шаг не отпускала его от себя; возможно, «Нептун» привлёк его как символ освобождения от запретов. Кроме того, это вполне могло соответствовать его повадкам обольстителя: он, знаете ли, женился на девушке Хопджоя.
— Неужели?
— Что добавляет к делу еще одну любопытную деталь. Со стороны может показаться, что это у Хопджоя были причины убивать Периама, а не наоборот. Из любовных треугольников иногда устраняют мужей, но, боюсь, мне не удастся припомнить ни одного случая, когда убивали бы обманутых женихов. Да и в ярость впадает, как правило, отвергнутый поклонник, а не его счастливый воспреемник.
— Как вы считаете, девушка знает о том, что произошло?
Пербрайт задумался.
— Трудно дать на этот вопрос определенный ответ. При всей ее наружной благопристойности в ней чувствуется какая-то жестокость, бессердечность… Попробуйте представить себе прыгающую из постели в постель учительницу воскресной школы…
По выражению лица мистера Чабба было ясно, что представить у него не получилось.
— Я хочу сказать, одевается она почти по-старушечьи — немодные платья, никакой косметики, уродливая прическа — и тем не менее, смотришь на нее и кажется, будто она вся постоянно изгибается и потирается под одеждой. Она оставляет напрочь сбивающее с толку впечатление… м-м… ну, ненасытности, что ли.
— С ваших слов получается не очень-то привлекательный портрет этой молодой особы. Она ведь молода, насколько я понимаю?
— По крайней мере, моложе своего мужа. И здесь тоже, кстати, мне трудно понять, почему она бросила Хопджоя — вполне законченного самца, судя по тому, что я о нем слышал, — и предпочла ему такого человека, как Периам.
— Женщины, — изрек мистер Чабб, — непредсказуемы.
Пербрайт сообразил, что главный констебль получил максимум непонятной информации, которую был способен переварить за один прием. Он взял со стола отчет и фотографии.
— Будут еще какие-нибудь распоряжения, сэр?
— Нет, думаю, пока нет. Будем и дальше вспахивать нашу пашню, так сказать. Посмотрим, что еще удастся обнаружить.
— Очень хорошо, сэр. — Пербрайт направился к двери.
— Одну минуту, мистер Пербрайт…— Мистер Чабб отделился от каминной доски и привычным жестом просунул кончики пальцев в карманы пиджака. — Сегодня утром я беседовал с майором Россом. Мне кажется, компетенция, которой обладают он и мистер Памфри, заставляет их принимать менее традиционную точку зрения на подобные происшествия. Следует учесть, что они и в самом деле работают в более широких масштабах, чем наши. У меня сложилось мнение, что они готовы серьезно рассматривать такие возможности, которые вы и я сразу бы отбросили как чрезмерно надуманные…
— Да, сэр?
Мистер Чабб начертил на ковре фигуру носком своего безукоризненно вычищенного ботинка.
— Н-да, так вот, я полагаю, я должен вам сказать, что майор Росс и его коллега не разделяют вашего мнения, что все это дело рук Периама. На их языке он значится как «проверенный», и круг их поиска гораздо шире.
— Я считаю, что мы не должны исключать такой возможности, сэр. Я, со своей стороны, буду рад любой помощи, которую они смогут предоставить.
— О, вполне, вполне. Я не сомневаюсь, что вы высоко цените их желание добиваться результатов совместными усилиями. Нет, меня беспокоит совсем другое. Дело, видите ли, вот в чем: люди со стороны, как правило, недооценивают наших жителей, мистер Пербрайт, особенно тех, кто живет в сельской местности. Нам же совершенно ни к чему, чтобы с этими джентльменами приключались всякие неприятности, не так ли? В конце концов, они, в каком-то смысле, наши гости.
Пербрайт кивнул.
— Я приложу все усилия, чтобы оградить их от этих неприятностей, сэр.
Мистеру Чаббу удалось изобразить на своем лице улыбку.
— Мне подумалось, что уж лучше вам знать. Майор Росс действительно говорил что-то насчет того, чтобы съездить в Мамлсби и порасспрашивать тамошних обитателей.
— Что ж, счастливого ему Мамлсби, — задумчиво произнес Пербрайт. Он открыл дверь.
— Очень остроумно, — сказал Росс.
Он поднял узкий, сложенный пополам прямоугольничек бумаги на мундштуке своей трубки, подержал его мгновение на весу, потом быстрым движением убрал руку. Листок скользнул в сторону, в другую и мягко опустился на стол у локтя Памфри.
— Видишь ли, Чабб был абсолютно прав. Это действительно самый настоящий билет тотализатора, пусть и подпольного. — Росс вытянул лицо, передразнивая главного констебля: «Мы много таких собираем, мистер Росс: это всего-навсего симптомы одной из наших маленьких провинциальных слабостей». Бедный старина Чабб. Третников или Дзарбол слопали бы трех таких на завтрак и не поперхнулись. Незамеченными проходят не невинные вещи, вроде автобусных билетов или этикеток на банках с джемом, а как раз вот такие — явно нелегальные. Билеты тотализатора? Ну, конечно, это билеты тотализатора. А чем еще они могут быть?
Памфри с серьезным, деловым видом рассматривал бумажку, оттянув мочку правого уха вниз, словно это подключало его к некоей цепи с электронным скан-нером. «Пять шиллингов в оба конца Рукодельница Хэрст Парк четыре тридцать Питер Пайпер»— прочитал он на одной ноте и без знаков препинания.
— Заранее выбранный псевдоименной код: расшифровать невозможно. Не стоит терять на это время. — Он протянул руку.
— Подожди минутку…— Ухо Памфри натянулось сильнее и еще больше покраснело. Он вторично пробормотал себе под нос содержание записки и постукал пальцем по бумаге.
— Рукодельница, — сказал он с нажимом и поднял глаза.
— Имя лошади. Я проверял. И бежит она именно в четыре тридцать, можешь не сомневаться. — Росс произнес все это механически. Его внимание было приковано к яркой, налившейся кровью мочке Памфриева уха. Перед его внутренним взором возникли устрашающие клещи, опробованные на некоем краковском гравере, которого злая судьба и неблагодарный партийный секретариат сделали их первой жертвой: «обезличенность» — такой диагноз записала чья-то язвительная рука в его карточку в тюремном госпитале.
— Да-да, вот только «рукодельница»… что, если рассмотреть ассоциативный ряд. Рука… шить… игла… наперсток,. Фимбл-Бей.
Интерес засветился в глазах Росса, но лишь ненадолго. Он покачал головой.
— Заманчиво, Гарри, но чуть уж слишком очевидно. Нет, тут важно другое: основные каналы информации нашего друга подтверждаются. Нам необходимо срочно проследить их все. А заодно скажу: он оставил нам неплохие наметки.
Памфри смотрел, как Росс укладывает билетик к себе в «дипломат».
— Я, разумеется, послал запрос на установку слежки за Андерсоном.
— Андерсоном? А, этот старый попрыгунчик. Хорошо. У людей Чабба он зафиксирован просто как подпольный букмекер, но другого я и не ожидал. Они, вероятно, думают, что ядерное разоружение — это всего лишь другое название Оксфордского движения.
Росс взглянул на циркониевый со слоновой костью циферблат своих часов.
— Самое время, — заметил он, — нанести визит миссис Бернадетте Кролл, прежде чем фермер Кролл к дому повернет со своего турнепса или что там у него еще. Не хочешь составить мне компанию?
Мамлсби представлял из себя крохотную деревушку из четырнадцати домов, полуразвалившейся церкви и замшелых останков водяной мельницы. Ее основатели, видимо, совершенно сознательно поместили ее в зеленую складку между двумя холмами, чтобы никто, кроме них, не мог отыскать к ней дорогу. Даже сегодня, когда шоссе, ведущее к побережью, проходило в какой-нибудь четверти мили от ее осыпающихся стен и кишащих крысами соломенных крыш, Мамлсби по-прежнему пряталась в своей лощине, никем не замечаемая и никому не нужная.
Громадный «бентли» с решеткой из пушечной бронзы бесшумно скользил по шоссе, стремительно удаляясь от Мамлсби, когда сидевший за рулем Росс заметил своему спутнику:
— Еще минуты четыре, и мы будем на месте.
Но машина, окончательно сбитая с пути обстоятельными, со множеством подробностей объяснениями веселых поселян, продолжала нестись в волнах высокой зеленовато-белой пены клевера и мимо пурпурных берегов, усеянных смолевкой, пока указатель не подтвердил смутные подозрения Памфри, что они вот-вот должны въехать назад, в пригороды Флаксборо.
Росс оценил ситуацию мгновенно. Он не сбавил скорости и не изменил направления.
— Остановимся у первого приличных размеров магазина канцтоваров и купим военно-топографическую карту, — объявил он. — Видишь ли, Гарри, тебе не следовало понимать тех ребят буквально. Было, было у меня чувство, что они над тобой издеваются.
Памфри возмущенно повернул к нему худое трудолюбивое лицо. Ведь это Росс взял на себя заботу вести, как он выразился, «переговоры с крестьянами».
— Но послушай, я же не…
Росс быстро улыбнулся и похлопал его по руке.
— Мой дорогой Гарри, слишком уж легко тебя можно спровоцировать на возражения в категоричном тоне; это, знаешь ли, не делает чести разведчику.
В газетном киоске, где требуемая карта была получена, Росс купил себе плитку жареного фундука в молочном сахаре. Памфри он побаловал шестипенсовой «мням-мнямкой» — изюм в меду на подушке из шоколадного пралине, дважды взбитого для большей воздушности.
Двадцать минут спустя «бентли», мягко качнувшись, остановился среди придорожных цветов в двух шагах от тропинки, которая вела через окружавшие Мамлсби рощицы рябин и вязов. Росс внимательно посмотрел на карту.
— Я поднимусь к ферме, это около двухсот метров отсюда, вот здесь, справа, если верить тому, что здесь нарисовано. Ты, если хочешь, оставайся в машине, а то можешь поразнюхать, чем тут народ в деревне дышит.
Росс свернул с тропинки, над которой деревья, сплетаясь наверху кронами, образовали как бы готический свод и где воздух был прохладен и зелен, как старое стекло, на кремнистую рабочую дорожку, которая шла напрямик между коричневыми, подсушенными солнцем полями… Земля произвела на свет первые, еще не распустившиеся листья картофельного урожая, но их было пока так немного, что распознать рядки не удавалось. В конце дорожки стояла викторианских времен ферма из серого кирпича, крытая шифером такого же, похоронного цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28