- Анонимные.
- И пишут о том, что готовит расправу с Гориным капитан Бильбасов?
- В письмах ваша фамилия не называется.
- Ну естественно! Понятно и так - не кок же будет списывать с судна старпома. - Он небрежно махнул рукой. - Пусть делают со мной что хотят, но плавать я с ним не буду. Это уж точно.
"Что верно, то верно, - подумал Игорь Васильевич. - Это, пожалуй, единственное, что и я знаю точно".
- Вы, Владимир Петрович, не так меня поняли. В письмах говорится, что Горина хотят убить.
- Убить? - капитан рассмеялся. - Это что-то новое. Да вы поймите, товарищ...
- Корнилов, - подсказал подполковник.
- Вы поймите, товарищ Корнилов, эти письма наверняка сам Горин и писал. Чтобы набить себе цену. Уж если вы всерьез хотите разобраться во всей галиматье, которую понаписал старпом...
- Да нет, Владимир Петрович. Я ведь не занимаюсь разбирательством заявления вашего старпома. Это дело прокуратуры. Я к вам приехал, чтобы задать один-единственный вопрос: где вы были вечером третьего июля? Правда, на этот вопрос мне местные жители уже ответили. Теперь вроде и спрашивать не о чем...
Бильбасов смотрел на подполковника очень пристально и сосредоточенно. Наконец спросил с сомнением:
- Неужели только за этим и приехали?
- Мы проверяли, где находились третьего июля вечером вы и другие люди, о которых написал в своей жалобе старпом.
- И только обо мне ничего не знали?
Корнилов не ответил.
- Крепко заштормило, - покачал головой капитан. - Прямо аварийная ситуация.
- А вы что же, в город возвращаться не собираетесь? - поинтересовался Игорь Васильевич. - С бюллетенем-то надо дома сидеть. Вам, вместо того чтобы судаков таскать, следовало бы давать объяснения в прокуратуре по поводу обвинений, выдвинутых вашим бывшим старпомом...
- Я здесь обдумываю, как мне его писать, это объяснение, - засмеялся вдруг Бильбасов. - А что, завидуете? Хороши судачки?
- Завидую, - признался Корнилов, и оба рассмеялись.
- Я сразу почувствовал в вас рыбака. Со мной разговариваете, а сами все на поплавки коситесь и встали правильно.
Он смотал удочки, положил в лодку садок с рыбой. Корнилов заметил, что, кроме судаков, там есть несколько крупных окуней. Бильбасов достал банку с червями и, чуть помедлив, словно раздумывая о том, пригодятся они еще или нет, выбросил их в воду. Потом высыпал прикормку.
Подняв якоря, они погребли к берегу. Всю дорогу гребли молча, только раз Бильбасов не выдержал. Крикнул:
- Неужели из-за одного вопроса приехали? Или еще что есть?
- Этот вопрос был главным, - отозвался Корнилов и больше ничего не стал говорить.
Потом Бильбасов почистил рыбу, они соорудили на берегу небольшой костер, сварили уху. Когда уха была готова, капитан принес хлеб, бутылку водки. Постучал по ней ногтем.
- Как, допускается?
- Нет, - отказался Игорь Васильевич. - Почки.
В начале года его разок тряхнула почечная колика. Врач сказал камни. Прописал диету. А по поводу водки выразился неопределенно, дескать, немного можете. Болезнь больше никак не проявляла себя, Корнилов забыл и думать о диете, но, когда не хотел пить, всегда Ссылался на камни.
Бильбасов в некотором раздумье подержал бутылку в руке и, тихо пробормотав: "Какая ж уха без водки?" откупорил бутылку и налил полстакана.
Они ели уху, беседуя о рыбалке, красоте здешних мест, жаркой погоде. Капитан время от времени поглядывал на Игоря Васильевича долгим, изучающим взглядом, словно подтолкнуть хотел: чего тянешь спрашивай задавай свои "второстепенные" вопросы!
- Владимир Петрович как вы считаете, среди эки пажа "Ивана Сусанина" есть такие люди, которые из ненависти к старпому могли бы решиться на крайний шаг?
- Чего ради? - пожал плечами капитан. Кто за хотел бы пачкать руки об эту дрянь! Простите о заяви телях не положено говорить плохо?
- Говорите, что думаете, - махнул рукой Корни лов. - Нам истину выяснить надо.
- Нет, нет. Самое большее - публичная пощечи на, - убежденно сказал Бильбасов. - Ему и мне... Я в этой истории главный виновник. Стыдно признаваться на старости лет...
- Ну а если по-другому поставить вопрос. Написал Горин заявление, я читал - не скрою, много серьезных обвинений. Но вот начинается доскональная проверка, и при этом всплывает кое-что посерьезнее. Тяжелое преступление. Старпом о нем не написал по каким-то сообра жениям, но знал, что в ходе проверки это обнаружилось бы обязательно. И кто-то, неизвестный ни Горину, ни вам, почувствовал, что пахнет жареным. Очень жареным. И задумал от вашего старпома избавиться. Можно сделать такое предположение, как вы считаете?
- Ах, товарищ Корнилов, я устал доказывать - все в его заявлении блеф, все натяжки...
- Не надо, не надо! - запротестовал Игорь Васильевич. - Не будем об этом. Хотя я думаю, что натяжек не может быть на пустом месте. Они всегда бывают к чему-то, эти натяжки. Но тут уж не моя компетенция... Меня другое интересует. А вы...
- Это другое нельзя понять, не зная главного. Только вы не подумайте, что я собираюсь оправдываться, - говорил Бильбасов спокойно, уверенно. - Я виноват в большем, - продолжал он. - Горин об этом не написал и не напишет никогда. Ведь это я создал старпома Горина! Я, собственными руками! Добро бы - только сам и пострадал. Но вместе со мной страдают другие люди. Честные, заслуженные. Юрий Максимович - типичный представитель нашего отечественного конформизма. Вы знаете, что такое конформизм?
- Капитан, не слишком ли много вопросов? - внезапно раздражаясь, сказал Корнилов. - Мы тоже живем не в безвоздушном пространстве. Всякого повидали.
- Простите. Не учел. Судя по годам, вы не рядовой сотрудник?
- Не рядовой. Замначальника угрозыска.
- И приехали ко мне? Спрашиваете меня, главного обвиняемого?
- Я спрашиваю, а вы мне не отвечаете.
Бильбасов вздохнул. Сказал жестко, раздельно:
- У нас на "Сусанине" никаких Серьезных и несерьезных преступлений не совершалось. И даже пять проверок ничего не смогут установить. - И добавил уже обычным тоном: - На теплоходе служат хорошие, честные ребята. Если и случались неприятности, мелкие неприятности, так где их не бывает! Обычное разгильдяйство. Но утверждать, что ни у кого из экипажа не было причин для ссоры со старпомом я не могу...
- А какие причины могли возникнуть?
- Ух! - зло бросил Владимир Петрович и стал остервенело сгребать деревянной кочережкой полуобгорелые поленья в середину костра. Чуть-чуть успокоившись, сказал: - Я вам все-таки должен набросать портрет своего старпома. Несколько штрихов...
- Валяйте. - Корнилов посмотрел на часы. - Может, сигаретку выкурите? - Он протянул пачку Владимиру Петровичу. Тот отмахнулся.
- Спасибо, у меня свои. Привык уже. Он вытащил из нагрудного кармана пачку "Филиппа Морриса" и вздохнув, закурил. - Не знаю, что буду делать, когда плавать перестану Пенсионерам-то валюту на курево не выдают. Придется бросать совсем.
Он налил из котелка в стакан еще не остывшей ухи, добавил туда водки и выпил. Посмотрел на Корнилова и, заметив на его лице брезгливую гримасу, сказал:
- Не морщитесь. Прекрасный напиток. Так вот, с Юрой Гориным я познакомился... - Бильбасов на секун ду задумался, затянулся глубоко. Пятнадцать лет назад. Да, именно пятнадцать. Был в моей жизни такой период, когда я несколько лет преподавал кораблевождение в мореходке. Жена заела: или я, или море. Вот такие пироги. Мы тогда еще молодые были... И учился у меня курсант Юра Горин, худенький, шустрый блондинчик... Учился уже теперь и не помню как, но парень был ласковый и предупредительный. Всегда о чем-то расспрашивал меня после лекций, стал бывать дома. Жене он почему-то не понравился. Бабы, они такие - за версту чуют, чего от человека ожидать можно. А я относился к нему хорошо. Его услужливость за преданность принимал. Теперь-то я понимаю - ему ледокол был нужен.
- Чего, чего? - удивился Корнилов.
- Ледокол. Знаете, чтобы вперед сквозь льды двигаться, надо вес большой иметь. А у Юры тоннаж в то время маловат был, даже тонкий лед не одолеть. Ну и шел он за мной в кильватере по чистой воде.
Бильбасов посмотрел на подполковника и улыбнулся.
- В преподавателях я долго не высидел - комфорт не тот. Привыкаешь на море к размеренной жизни. А на берегу на работу добираешься в переполненном трамвайчике, в магазины жена заставляет ходить, а там очереди. Ну и прочие мелочи быта, о которых на судне ни сном ни духом не ведаешь. Попросился снова в море. Горин к этому времени мореходку закончил. Проплавал он у меня год стажером, потом четвертым штурманом и так далее. Парень он в то время был покладистый, в рот смотрел. Я с ним горя не знал.
- Удобный помощник!
Капитан как-то совсем по-детски, виновато улыбнулся, и Корнилов почувствовал неловкость за свою фразу. Ему стало неприятно оттого, что этот сильный человек, уже совсем пожилой, вынужден вот так жалко улыбаться.
- Удобный. Он тогда... как бы это сказать помягче, очень стремился по службе двигаться. Выступал на собраниях, предлагал всякие новшества, за любую общественную работу брался - смотрите, дескать, вот он я! Ему всегда можно было поручить то, за что другие бы не взялись. А на какие-то штришки в его поведении я старался не обращать внимания. Считал, что неэтично вмешиваться в личные дела. Скандалов ведь не было...
- Что же это за "штришки"? - спросил Корнилов.
- Штришки неприятные, - поморщился Бильбасов. - С товарищами он плохо ладит. И по женской части... Приходили ко мне официантки, жаловались. Но это уж в последнее время. Вот так он и рос на "Сусанине". Первым серьезным уроком для меня стал такой случай: Юрий Максимович пришел ко мне и потребовал место старпома. Нашего старого назначили капитаном на большой сухогруз. Состоялось крупное объяснение. Я Горину отказал, а на следующий день меня пригласил начальник управления кадров пароходства. Попросил за Юру. Способный-де человек, в пароходстве его хорошо знают. "Ты ж, говорит, - сам два года назад представлял его к ордену! Раньше Горин был хороший, неужели так быстро испортился?" Я сдался. - Бильбасов закурил. Он теперь не вынимал сигареты изо рта, прикуривая одну от другой.
- Да как же вы могли! - в сердцах бросил Игорь Васильевич. - Вместо того чтобы разоблачить карьериста, вы писали на него хорошие характеристики! Я сам читал. А теперь к ответственности могут привлечь вас! Ведь если вы рассказали мне правду... - Он покачал головой.
- Правду, товарищ следователь, - спокойно сказал Бильбасов.
- Я не следователь. С ним вы еще наговоритесь. И не думаю, что эти беседы будут вам приятны. Сами виноваты.
Владимир Петрович, казалось, не обратил на слова Корнилова никакого внимания.
- Не так давно в пароходстве надумали выдвинуть Горина капитаном на другое судно. Но я сказал: баста! Станет капитаном - таких дров наломает, не приведи господи. Мелкий человек. А потом какой-нибудь дурак вроде меня начнет его двигать дальше...
- Представляю себе гнев карьериста, у которого срывается очередное назначение, - сказал Корнилов и подозрительно спросил: - А может быть, вы просто не хотели лишиться его поддержки и его услуг?
- Нет, не то, - отмахнулся Бильбасов. - Знаете, с вами хочется быть откровенным. Наверное, в уголовный розыск специально таких людей подбирают? Так вот... Не могу сказать, что я хороший психолог. Но я догадывался, что старпом карьерист, нечистоплотный человек и начал бы пакостить еще давно, если бы не рассчитывал двигаться при моей поддержке... И я его двигал, стараясь не вникать в мелочи. Я был слишком занят работой, вещами более серьезными, чем личность старпома. Да и что я в конце концов, сыщик, что ли? Он старался делать свое дело, ну и... Не хотел я влезать! - сказал капитан раздраженно.
- Инстинкт самосохранения?
- Может быть, может быть... Но когда я увидел, что его честолюбие приняло угрожающие размеры, у меня хватило твердости остановить Горина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18