- Верно, верно, - согласился Кондрашов и снова покосился на часы.
- Ты что ерзаешь? - усмехнулся Корнилов. - Адмиральский час подходит?
Кондрашов виновато покрутил головой.
- Да знаешь... Старая язва... Мне врачи предписали строго по часам есть... - Он поднялся. - Меня эта история за живое задела, Игорь. Понимаешь, приходит письмо с такими обвинениями... - Василий Сергеевич замялся, не находя нужного определения. - Ну как тебе объяснить... Грубо говоря, тюрьма капитану и его компании не грозит, хотя чем черт не шутит! Может, потом и выявится что-то еще более серьезное... А старпома убивают. Что ж это за люди, а? Ну, ну, не спорь, - сказал он, почувствовав, что Корнилов не согласен с ним. - Я специально беру самую крайнюю версию. Ведь именно ее тебе предстоит проверить.
- Я, Вася, всегда все версии проверяю, - сказал подполковник хмуро. Пора бы тебе привыкнуть!
- Ну и ершисты вы, товарищ подполковник! Стареем, что ли? Все ворчишь, ворчишь! - Кондрашов поднял со стола папку с делом. - Ты, Игорь, попроси копию с заявления Горина снять - оригинал я себе оставляю. Нам он для проверки необходим.
Корнилов вызвал секретаря.
- Варя, срочно отпечатай.
- И еще нельзя забывать про хулиганов, - сказал Кондрашов, прощаясь. - Напился какой-нибудь хам и швырнул камнем. Круши частных владельцев, - он протянул руку. - Привет! Будем держать друг друга в курсе...
Корнилов кивнул.
"Да, похоже, дело непростое. Если только это не случайная авария, подумал он, когда следователь ушел. - Но ведь и ее, случайность, надо доказать. Чтоб не висела тень над людьми..."
3
Днем Игорь Васильевич заехал на полчаса домой. Пообедать. Это случалось редко, и мать была рада. Она села напротив него и, глядя, как он с аппетитом ест борщ, рассказывала, что с утра ходила на Сытный рынок. Уже продают скороспелку. Но дерут, не приведи господь. По рублю. И пучок зелени - рубль. Дешевле рубля ничего но купишь, сокрушалась мать. Эдак никакой зарплаты не хватит.
- А ты, мама, в магазинчик, в магазинчик, - улыбался Корнилов. - Или Оле позвони в поликлинику. Она пойдет с работы и принесет что нужно.
- В магазинчик! - проговорила мать. - А ты сам хоть раз за последний год заходил в магазинчик?
"А ведь она права!" - подумал Игорь Васильевич.
- От твоей магазинной картошечки больше половины в помои идет. Ее не натаскаешься. Ты у меня большой придумщик, - продолжала мать. - Это ж надо - позвони Оле! Да если после службы по магазинам ходить - вечера не хватит.
Игорь Васильевич лениво отбивался от нападок, а сам нет-нет да и вспоминал про разговор с Кондрашовым. Неужели этого старпома убили из-за его жалобы в прокуратуру? А может быть, несчастный случай? Ведь не бандиты же члены экипажа "Ивана Сусанина"?! Наверное, люди проверенные. В загранку ходят.
"В загранку ходят... В за-гран-ку, - Корнилов словно споткнулся об это слово. - Здесь есть что-то такое, в этой самой з а г р а н к е, подумал он. - Что-то есть. Или мы просто привыкли: если загранка - то уж и подозрительные связи, контрабанда, валюта... Нет, нет, сначала дело домыслы потом".
Но уж слишком несоизмеримыми казались ему причина и следствие. Человек написал жалобу на капитана и его помощников, а его, этого человека, убивают.
Но письмо-то уже написано! От него не отмахнешься, не спишешь в архив после смерти заявителя. Наоборот! Те, кто это письмо получил, будут внимательнее и строже во сто крат! Живого можно уговорить, убедить взять письмо назад, если он ошибается. В конце концов он и сам может одуматься. А бумага? Она подшита, имеет номер. Она хоть и все стерпит, но на нее надо ответить, даже если заявитель мертв.
Корнилов встал из-за стола и подошел к телефону.
- Ты что, уже? - изумилась мать. - А я-то радовалась, думала, аппетит хороший.
- Хороший, мама. Хороший. Сейчас все уплету и добавки попрошу. Только хорошему человеку позвоню.
Он набрал номер Кондрашова.
- Вася, один вопрос. Члены экипажа знали о том, что старпом обратился с заявлением в прокуратуру и пароходство?
- А-а!! - весело пропел следователь. - Чую, что ты уже вживаешься в образ! Так, кажется, говорят киношники и работники угрозыска?
- Не морочь мне голову. У меня обед стынет, - буркнул Корнилов.
- Знали, товарищ подполковник. Все знали. Еще за несколько дней до катастрофы.
...Приехав после обеда в управление, Корнилов прежде всего взялся изучать заявление Горина в прокуратуру.
Старпом с "Ивана Сусанина" писал о том, что плавает на судне уже двенадцать лет. Начинал четвертым штурманом, старшим помощником ходит последние пять лет.
"Интересно, - подумал Игорь Васильевич, - от четвертого штурмана до старпома за семь лет - нормальный рост или нет? А пять лет старпомом? Если сравнивать с нашими продвижениями по службе, то даже слишком стремительно. А как там у них, в пароходстве, надо узнать". Он сделал пометку на листке бумаги.
Злоупотребления, в которых Горин обвинял капитана Бильбасова, старшего механика Глуховского, пассажирского помощника Коншина, штурмана Трусова и директора ресторана Зуева, были серьезными, и Корнилов подивился той легкости, с которой Вася Кондрашов заявил, что тюрьма им не грозит.
Прежде всего, конечно, Бильбасов...
За последние годы, писал старпом, капитан перестал считаться с экипажем, окружает себя подхалимами. От людей принципиальных, хороших штурманов избавляется, боясь конкуренции. Не раз допускал грубые нарушения судового устава, этики и даже законности. В 1975 году во время перехода из Пирея в Никозию, будучи в нетрезвом состоянии, избил иностранного пассажира, американца Арчибальда Бримана. Дело удалось замять только после того, как этому пассажиру преподнесли дорогой подарок. В том же году в Неаполе, капитан на целый час задержал теплоход, выручая из полиции старшего механика Леонида Глуховского, попавшего туда за пьяный дебош. В 1973 году во время круизного рейса вокруг Европы Бильбасов устроил большую попойку, справляя день рождения. Подарками, сделанными экипажу различными туристскими фирмами и советскими предприятиями, капитан распоряжается по своему усмотрению... Взял лично себе очень дорогой сервиз и телевизор... Одной пассажирке подарил из судового музея большого плюшевого медведя... дальше шло перечисление капитанских бесчинств такого же рода.
"Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховской и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт - он трижды был женат. Привлекался к уголовной ответственности, но скрыл это от руководителей пароходства. Пассажирский помощник, близкий друг капитана, вместе с ним пьет, имеет обыкновение во время рейсов заводить знакомства с женщинами. Груб с обслуживающим персоналом..."
- О, господи помилуй! - вздохнул Корнилов. - Чего только не бывает на белом свете. Со стороны кажется: капитан дальнего плавания обязательно красивый и подтянутый - воплощение корректности, высоких понятий о чести, а тут...
"Ну да ладно, мы свое дело сделаем, а разбираться со всей этой бытовщиной придется прокуратуре, - подумал он с некоторым облегчением. - И разбираться не один месяц. А как же очередные рейсы? С такими обвинениями в дальнее плавание не пошлют!" И снова сделал пометку на листе бумаги.
Игорь Васильевич никогда не писал в блокнотах. Брал лист хорошей белой бумаги, складывал его пополам и записывал все необходимое своим не слишком крупным и не слишком разборчивым почерком. На листке бумаги получалось нагляднее, можно было все вопросы охватить разом, единым взглядом. Сопоставить их, сравнить. А в записной книжке, казалось ему, все дробилось, расплывалось по страницам. К тому же на каждое дело не будешь заводить записную книжку, а путать одно с другим Корнилов не любил. Так и хранились у него в сейфе пачки сложенных пополам листков бумаги. Каждый листок - дело. "Доживу до пенсии, - шутил подполковник, - начну по этим листкам писать мемуары".
Он опять подумал о заявлении покойного старпома и поморщился: "Хорошо все-таки, что я работаю в уголовном розыске, а не занимаюсь разбором жалоб и служебных проступков!"
Корнилов всегда считал, что копаться в мелких и гнусных делишках людей посложнее, чем работать с откровенными преступниками.
"Никогда не знаешь до конца, с кем имеешь дело, - думал Корнилов. Но "клиентов"-то поставляют нам они! Колеблющиеся.
Он вызвал Варвару, секретаря отдела. Спросил:
- У тебя, Варюха, как с гражданским правом?
Варвара училась на юрфаке. На вечернем отделении.
- Зачетку показать? - улыбнулась она.
- Мы, Варюха, строим свои отношения с сотрудниками на доверии. Следовало бы давно усвоить.
- По гражданскому праву у меня трешник. На последней сессии схватила, - вздохнула Варя.
- Н-да-а, - огорчился Корнилов. - А я-то хотел с тобой проконсультироваться. Ну да ладно, обойдусь.
Варвара, иронически поджав губы, смотрела на подполковника. Но глаза у нее улыбались.
- Да, а морское право изучают нынче в университете? - поинтересовался он.
- Изучают. Факультатив. У меня пятерка!
- Ух ты! Поздравляю. А кто у вас главный специалист?
- Профессор Малинин.
- Ну ладно, Варя. Ты меня еще проконсультируешь по гражданскому праву. Когда пятерку будешь иметь. А сейчас предупреди Бугаева и Лебедева, чтобы зашли ко мне через полчаса. В шестнадцать ноль-ноль.
Варвара была уже в дверях, когда он спросил ее:
- А с криминалистикой как у тебя?
- Пятерка!
- Смотри! Чтобы здесь было все в порядке. Закончишь университет, зачислим в отдел. Не морским же правом тебе заниматься.
- А почему бы и нет? - спросила Варвара с вызовом. - Вы меня здесь опять чай заставите на совещаниях готовить.
Корнилов погрозил ей пальцем.
"Жаль, что Белянчикова нет, - подумал он, когда за Варварой закрылась деверь. - Его бы к этому делу подключить!"
Юрий Евгеньевич уже неделю как загорал и купался в Прибалтике. Только что получил наконец майора. Успели перед отпуском отметить.
Белянчиков был колючим и трудным человеком, иногда чересчур упрямым, но споры с ним, как ни странно, помогали подполковнику или укрепляться в собственном мнении, или быстро находить свою ошибку. К тому же Юрий Евгеньевич был до предела собран. Они с Корниловым были совершенно разные. Некоторые черты характера Юрия Евгеньевича даже раздражали подполковника, но с годами он научился не обращать на них внимания. Относился как к неизбежному злу. Главное, что человеком Белянчиков был надежным. Надежным во всех отношениях...
В оставшееся до совещания время Игорь Васильевич наметил первоочередные дела. На листке появились новые записи:
"Куда ехал Горин? Узнать дома, у соседей".
"Съездить на место катастрофы".
"Это я, пожалуй, сделаю сам, - решил Корнилов. У него было твердое правило - место происшествия он должен был знать досконально. - Может быть, там поблизости есть дома? Похожу, людей порасспрошу. И на Карельском перешейке я давно не был. Там сейчас красота! А не лукавите ли вы, товарищ подполковник? Может, потому и решили сами съездить, что озона глотнуть захотелось? - Но тут же он успокоил себя: - Нет, не лукавлю. Дело есть дело".
"Познакомиться с характеристиками всех, кого обвинил старпом в своем письме. Выяснить все, что знают о них в пароходстве.
Выяснить, где был в тот вечер каждый, о ком говорится в письме".
Игорь Васильевич задумался. Ну что же, ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а надо определить круг причастных к этому делу лиц. И те, кого обвинил Горин, - первые в этом круге.
Ровно в шестнадцать часов пришли Бугаев и Лебедев. Уселись поудобнее. Бугаев, как всегда, придвинул к себе стопку чистой бумаги, начал рисовать смешные угловатые рожи. Лебедев сидел настороженно, словно ожидал, что его будут за что-нибудь ругать.
- Семен, как продвинулось дело с квартирными кражами? - спросил подполковник.
- Продвинулось очень далеко, Игорь Васильевич, - с наигранной бодростью ответил капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18