- Не верите? Тут ошибки быть не может - у меня слух с детства прекрасный. Природа знала, что делала.
- Это у вас с войны?
- С войны. Мальчишками собирали по лесам всякие боеприпасы. Интересовались, что там, внутри... Так вот, остановились "Жигули" в сосняке, - продолжал профессор. - К нам вы по проселку ехали? От шоссе?
- Да.
- Дом Гориных на проселке последний, дальше начинается сосняк. Мы с ребятами туда гулять ходим. Машина остановилась там. А когда уехала - не знаю. Заснул.
- Спасибо вам большое, Егор Алексеевич, - поблагодарил Корнилов. Подумал: "Сейчас обшарим весь сосняк. Вдруг да повезет!"
Но уходить ему почему-то не хотелось. Хозяин - слепой профессор математики, просторная, с высокими потолками комната, вся обитая тесом, заставленная стеллажами с книгами, пишущая машинка на маленьком столике все это было так необычно, требовало разъяснения.
- Жаль Наталью Николаевну, - сказал Кононов. - Правда, и с мужем ей несладко приходилось.
- Они ссорились?
- Да нет, наверное... - в голосе Егора Алексеевича сквозило сомнение. - Может быть, я излишне субъективен. То есть несомненно субъективен. Но Юрий Максимович меня постоянно раздражал. В те редкие минуты, когда нам приходилось общаться.
- Чем же?
- Трудно даже определить чем. Скорее всего приблизительностью своих суждений. Непонятно?
Корнилов обратил внимание на то, как говорит Кононов, - голос у него был удивительно красивый, бархатный. Таким голосом он, наверное, хорошо умел убеждать студентов. И никакой жестикуляции. Руки спокойно лежали на столе.
- Он жил понаслышке, - продолжал Кононов. - Там услышит, тут услышит. Поэтому все, о чем он говорил, страдало приблизительностью. Даже то, что он видел сам, в его пересказе почему-то искажалось. Он всегда чуть подыгрывал собеседнику, а это неприятно. Не правда ли?
- Да, да, - согласился Корнилов.
- Никогда не знаешь, что же думает человек на самом деле. - Кононов помолчал, обратив свое широкое лицо с большим лбом к подполковнику, словно хотел разгадать, действительно ли разделяет собеседник его суждения. Наконец заговорил снова: - Но самая большая его беда - Юрий Максимович жил в постоянной суете, насколько я могу судить... Он постоянно чего-то добивался, чего-то хотел. Перейти на другое судно, стать капитаном, купить новую машину, достать старинный камин для дачи. Так же нельзя жить! Это самоубийство. Смешно думать, что все желания исполнятся, - такого времени никогда не наступит. Я как-то процитировал Юре Эпикура: "Если ты хочешь сделать Пифокла богатым, нужно не прибавлять ему денег, а убавлять его желания". Посмеялся... Но ведь мы примеряем мудрые мысли древних не к себе, а к нашим знакомым... Вы, наверное, удивлены, что я про покойника так говорю! Я ж математик. Я люблю точность.
- Егор Алексеевич, один вопрос, не относящийся к делу, - сказал Корнилов. - Вы математикой с детства увлекаетесь?
- Нет, товарищ. Я к ней, родимой, не сразу пришел. Мечтал, между прочим, сыщиком стать. Ходить вот как вы, в сложности жизни разбираться. И еще была у меня задумка... - Он улыбнулся чуть-чуть смущенно. - Да, собственно, не только была. Вы о письмах Наталии Пушкиной слышали?
- Слышал, - ответил Корнилов. - Они во время революции пропали и до сих пор не найдены.
- Они пропали значительно позже. В двадцать втором году. Из Румянцевского музея в Москве. Очень загадочная история! Их готовили к печати, и вдруг... И еще кое-что интересное пропало. Был случай, когда там сторожа закололи кинжалом... Вот бы вы взялись расследовать, а? - горячо проговорил Кононов. - Вам поколения людей спасибо сказали бы. Я бы с вашим начальством поговорил, чтобы все официально... Меня послушают! Я почетный член пяти академий. - Он добродушно засмеялся.
- Это интересно, - загораясь, отозвался Игорь Васильевич. - Очень заманчиво. Но ведь то Москва. Не будут же они ленинградцев приглашать.
- А вы им подскажите. Пусть они займутся. Дело-то святое - неважно кто распутает. Эх, был бы я сыщик, - вздохнул профессор. - Или вот убийство, Пушкина! Не верю всем версиям, вместе взятым. Там посерьезнее дела. Он ведь историей Пугачева в последнее время занимался. Только ему одному разрешили в архивах копаться. Нашел, наверное, Александр Сергеевич в этих архивах чего-то взрывоопасное. Ох, нашел! Ну да ладно, заговорил я вас. Чувствую, что по возрасту мы близки. Сколько вам?
- Сорок девять.
- А мне сорок восемь... Я когда зрение потерял, мир мой сузился. Многое стало недоступным, и вот повезло, проявилась склонность к математике. Как говорят нынче, доминанта прорезалась.
Игорь Васильевич поднялся, стал прощаться.
- Найдете выход? А то я сыновей позову.
- Найду, найду, - отозвался Корнилов. - Спасибо вам. Извините за беспокойство.
- Наталье Николаевне пенсию назначат? - спросил Кононов. И сам себе ответил: - Нет, наверное. Она же служит. А вы, Игорь Васильевич, если в этих краях будете - милости прошу. Поговорим о том о сем. Ко мне интересные люди захаживают. В шахматы вы играете?
- Играю, - подполковник улыбнулся, - люблю эту работу.
- Ну вот и посидим, - обрадовался Кононов. - Заходите. А зимой я в городе. В академическом доме имею честь жить, на набережной Лейтенанта Шмидта. Там вам каждый скажет. - Он протянул Корнилову огромную ручищу и осторожно пожал протянутую подполковником.
- Да, - вдруг словно что-то вспомнив, оказал профессор и нахмурился. - А все-таки жаль Юрия Максимовича. Кажется, только что сидел здесь человек, печатал на машинке... - Он сделал слабый взмах в сторону маленького столика, на котором стояла пишущая машинка.
- Он печатал на вашей машинке? - насторожился Корнилов.
- Да. Заходил, наверное, неделю тому назад. Что-то ему срочно нужно было напечатать.
- А кто обычно печатает у вас? - спросил подполковник.
- Жена.
- Когда она печатала в последний раз?
Кононов улыбнулся. Пробормотал:
- Понимаю, понимаю... После Юрия Максимовича она не печатала ни разу. Вы это хотели узнать?
- Да, Егор Алексеевич. Если вы позволите...
- Конечно. Может быть, что-то интересное для вас...
Корнилов осторожно отстучал на листке бумаги несколько фраз, положил его в карман вместе с листом копирки и, еще раз пожав руку хозяину, вышел.
"Сколько интересных людей встречается нам в жизни, - думал он, проходя через просторные сени. - Зря все-таки пишут, что мы с одним лишь сбродом возимся. Нет, братцы! Какая в этом Кононове внутренняя сила чувствуется. Человечище! И сколько таких хороших, честных людей повстречаешь за свой век! И у каждого чему-нибудь научишься. И будешь их помнить всю жизнь".
Бугаев и эксперт уже поджидали его, медленно прохаживаясь по дороге вдоль палисадника.
- Ничего интересного, Игорь Васильевич, - Семен был явно удручен. Мы все окрестные дачи обошли. Никто ничего не знает, посторонних людей тут шляется - дай боже! А у вас? - спросил он уныло. - Засиделись вы там. Чаи небось распивали?
- Морс из шиповника пил, - ответил подполковник. - И общался с приличными людьми. Что-то подозрительно мне, Семен, твое настроение. Давай-ка быстро к тому лесочку. Ходите тут как неприкаянные, а по этой дороге, может быть, преступник прогуливался.
- Конечно, прогуливался. Не на вертолете же он прилетел, - отозвался Бугаев.
Они двинулись к сосняку, раскинувшемуся за дачей Гориных.
Чуть приметная колея - с десяток машин прошло, не больше - вилась по чахлой, засоренной обрывками бумаги и консервными банками траве среди молодых сосенок. Кое-где дерн был разбит, и колея проходила по песку. Но какие на сухом песке следы?! Бугаев чуть ли не ощупал каждый метр колеи, но нигде не было хоть мало-мальски сносного отпечатка протектора.
- Ничего, товарищи, ничего, - шептал он, опустившись на корточки. Ладони мои чувствуют тепло, оставленное шинами. Немного терпения - и мы у цели.
Игорю Васильевичу всегда нравилась азартность Семена. Не мимолетные вспышки в настроении игрока, а напряженный азарт исследователя, который ни перед чем не остановится, пока не добьется успеха.
Колея вела их дальше, туда, где уже начинался густой лес и сосны стояли вперемежку с березами. Земля здесь была сырая, и Бугаев сразу же наткнулся на четкий вдавленный след протектора. Машина стояла долго следы обозначились хорошо.
- Иван Иванович, задача для студента. - Бугаев засмеялся, обрадованно потирая руки. - Раствор-то сумеешь приготовить или помочь?
Иван Иванович спокойно, не обращая внимания на шутки Бугаева, занялся делом: нашел несколько прутиков - арматуру для гипсового слепка, приготовил раствор... Корнилов отослал Бугаева за понятыми, внимательно, шаг за шагом осматривал поляну и недалеко от места, где стояла машина, обнаружил два окурка от сигарет. Это был опять "Филипп Моррис"!
7
...Около зоомагазина толпилось несколько барыг. Один предложил Корнилову японскую леску, другой - какие-то особые поплавки. Протискиваясь между ними к дверям, подполковник подумал о том, что давно пора бы прикрыть эту частную лавочку. Он всегда так думал, когда заходил сюда, но потом за другими, более серьезными делами забывал об этом. А если вспоминал, то раздражался, ругал себя последними словами за забывчивость, звонил в районное управление, но дела до конца не доводил. Времени не хватало. А ведь понимал, что эти "мелочи" - питательный раствор для преступности. Нутром чувствовал, что среди барыг, спекулирующих привозной леской и торгующих краденным на заводах инвентарем, созревают его будущие "клиенты". Да еще "пасут" молодняк.
В магазине торговали три продавца: две совсем молодые девчонки и пожилой, лет пятидесяти пяти, мужчина. Сколько знал Корнилов этот магазин, мужчина все время работал в нем. Звали его Тарас Петрович. Подождав, пока продавец освободится, Корнилов остановился напротив него и, перегнувшись через прилавок, тихо сказал:
- Тарас Петрович, мне бы с вами словечком перемолвиться. С глазу на глаз...
Тот нерешительно пожал плечами:
- А что, собственно, вы хотели?
- Совет ваш нужен.
Тарас Петрович провел Корнилова в крошечную комнатку, где стояли маленький письменный столик и три стула. Игорь Васильевич сразу заметил в углу рядом с сейфом свою голубую мечту - несколько складных удилищ, которых днем с огнем не найдешь.
Продавец не растерялся, не оробел, услышав, что Корнилов из уголовного розыска, хотя подполковник по опыту знал как теряются иногда люди в таких случаях.
- Думаю, что постоянных своих клиентов вы, Тарас Петрович, хорошо знаете...
- Если народ серьезный, то хорошо.
Игорь Васильевич достал фотографию капитана Бильбасова.
- А-а! - улыбнулся продавец. - Капитан! Владимир Петрович. Знаю, знаю, рыбак отменный. Только редко меня навещает, все по морям, по волнам. Зато уж всегда чего-нибудь привезет из заморских стран. То леску тончайшую, то чудную катушку. - Он сказал и неожиданно насупился, видать, только сейчас понял, что уголовный розыск попусту человеком не заинтересуется.
- Когда он был у вас в последний раз?
Продавец нахмурил лоб, вспоминая. Лицо у него было широкоскулое, загорелое, до черноты.
"Небось тоже рыбак, - подумал Корнилов. - Еще в марте на зимней рыбалке загорел".
- Знаете, - нерешительно произнес Тарас Петрович. - В этом году он еще не был. Наверное, в плавании...
- А в прошлый четверг вы тоже были в магазине?
- Ту неделю я работал всю.
- Может быть, капитан приходил, но покупал у девушек? - с надеждой спросил Игорь Васильевич.
- Нет, так не бывает, - улыбнулся продавец. - Он обязательно подошел бы ко мне. У нас всегда есть о чем поговорить. Случилось что-то такое? Он наконец поборол свою стеснительность. В голосе его не чувствовалось любопытства, только тревога. Корнилову это понравилось. Он решил не разочаровывать продавца.
- Нет, с капитаном все в порядке. Мне нужно было навести у него кое-какие справки... Срочно. А он уехал на рыбалку. Придется подождать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18