Понятно было только, что этот мужчина, мягко говоря, несколько трусоват. На лице у него был такой переполох, что я бы не удивился, если бы на нем намокли штаны. Он пошел вместе с Рудиным как-то так совершенно безвольно, и Рудин при этом держал его за локоть.
– Да, сегодня появилась такая порода мужчин, которые готовы пойти куда угодно, лишь бы другой крепкий мужчина взял их за локоть, – снова попытался сострить Джексон, но на сей раз на его шутку не среагировал ни один из присутствующих. Все внимательно слушали Ивана.
– Рудин повел мужчину в подъезд этого большого дома, что стоит прямо рядом с памятником.
– Где «Арагви»?
– Нет, наоборот, который напротив «Арагви». Ну, мы следом пойти не могли, потому что помощник Рудина, этот Антон, который остался в машине, он все сразу бы просек. А через четырнадцать минут этот самый мужчина, причем сильно возбужденный и потрепанный, вышел на улицу. Похоже, без зуба, потому что он все время прикрывал рот рукой и плевался, пока шел. А пошел он вниз, в переулки, и отследить его мы уже не могли. А еще через десять минут появился Рудин. Уже без темных очков. Пешком дошел до здания «Известий», где его снова догнал Антон на машине. Потом оба вернулись в «Самоцветы».
– Интересное кино, – сказал Никита.
– Кино еще не кончилось, – продолжил свой рассказ Иван. – Мы потом пробили все через Белавина. Оказывается, у Рудина в этом доме, куда они с тем мужиком заходили, есть квартира, оформленная на какую-то его дальнюю родственницу. Эта квартира была приобретена полтора года назад… – Иван несколько секунд помолчал. – Вот теперь, пожалуй, кино кончилось. Все.
– Да, интересно…
Они некоторое время сидели молча.
– Ну, – прервал общее молчание Никита, – какие у кого версии относительного мужчины, подобранного Рудиным возле памятника? Как ты думаешь? – Он повернулся к Русанову.
– Наверное, шантажист, – сказал Русанов.
– Похоже на шантажиста, – согласился Никита. – Чем только он его пытался шантажировать, мы никогда не узнаем. У меня вообще такое ощущение, что это интересное кино, которое мы смотрим, – кино без звука. Но не немое кино, где и без звука все понятно, а наше современное кино, которое без слов понять невозможно, поскольку сценаристы пишут одно, а режиссеры снимают совсем другое. И получается полный бред.
– Откуда такая осведомленность о современном
кино? – поинтересовался Русанов.
– Места надо знать… Так вот, насчет этого дурацкого кино без звука… – Никита некоторое время барабанил пальцами по столу. – Мы так никогда ничего хорошего не узнаем, пока кино будет без звука. Выбить санкцию на прослушку Деду пока не удалось. Говорят, нет оснований. Похоже, что нашему большому начальнику Шапорину, пришедшему к нам из КГБ, ужасно стыдно за свое гэбэшное прошлое, когда он прослушивал все и вся. И не думаю, что он скоро сдастся. Так что мы еще столько времени потеряем зря… – Он снова начал барабанить пальцами по столу с мрачным выражением лица.
Его настроение передалось и остальным. Все сидели опустив головы.
Наконец Никита повернулся к Русанову:
– А что там с Екатеринбургом? Какие новости?
– Запросы в Екатеринбург я послал. Как только будет ответ, воспользуюсь контактами, которые ты мне дал, чтобы выяснить, кто там занимается лицензиями. Они завтра должны выслать факс…
– Понятно… Тогда, хлопцы, на сегодня все…
На этом совещание закончилось. Все разошлись в достаточно мрачном настроении. На Поливайко осталась «наружка», на Русанове – Екатеринбург, а Орлу с Кочкиным приходилось ждать результатов и дополнительной информации.
6
И опять догадка Русанова оказалась верной.
Мужчина, с которым Рудин встретился днем возле памятника Юрию Долгорукому, действительно был самым обыкновенным шантажистом.
Утром в офис «Самоцветов» позвонил какой-то мужчина и попросил, чтобы его соединили с господином Рудиным. На просьбу секретарши представиться мужчина ответил, что он представится только лично Рудину, при этом он добавил, что вопрос, по которому он звонит, является чрезвычайно срочным и важным. Секретарша за годы работы с Зудиным уже привыкла, что ему довольно часто звонят глубоко законспирированные люди, а потому, не настаивая больше, чтобы мужчина представился, соединила его со своим шефом.
Рудину мужчина сразу же заявил, что он знает; кто убил Тарчевского. Внутри у Рудина на какое-то мгновение как-то похолодело. Однако гэбэшная школа взяла свое. Сердце продолжало биться так же ровно и спокойно, как и несколько секунд назад, – до звонка мужчины Рудин пил крепкий чай с лимоном. Поэтому Рудин обычным своим голосом спросил у звонившего, какой информацией тот обладает и что он за нее хочет. На этот совершенно простой вопрос последовал совершенно дурацкий ответ: «Тебе что, не ясно, что я хочу? Гони деньги, Раскольников!»
Случай был не тот, чтобы можно было просто послать звонившего куда подальше. И хоть Рудин был на все девяносто девять процентов уверен, что свидетелей убийства Тарчевского быть не могло, – уж в доме-то у Бори он был осторожен, – но все-таки один процент всегда оставался. Об этом говорил его жизненный опыт. Тем более что потом он все же потерял бдительность с этой целующейся парочкой. К тому же звонивший мог быть как-то связан с теми, кто его ограбил. Хотя вряд ли это звонил сам грабитель – очень уж он нервничал. Скорее всего, это был какой-нибудь лох или просто клиент со сдвигом. Ио в любом случае толкования с ним надо было продолжать.
После короткого разговора, из которого Рудин понял только то, что звонивший явный шизоид, и шизоид опасный, поскольку что-то знает, Рудин предложил мужчине встретиться.
Встречу ему он назначил недалеко от своей запасной квартиры, что была в доме рядом с памятником Юрию Долгорукому. Мужчина было захотел, чтобы встреча состоялась в другом месте, но Рудин жестко сказал, что ни в каких других местах он встречаться не будет. И мужчина неожиданно согласился. Затем, истерически хихикнув, положил трубку.
«Если этот гад связан с теми, кто напал на меня, то чего они от меня хотят? – думал Рудин. – Ведь все самое ценное они уже взяли. Не думают же они, что у начальника службы безопасности могут быть еще какие-то деньги? Есть два варианта: либо грабители лохи и не знают, что взяли, – тогда откуда бы им догадаться про убийство? – либо они что-то знают про отдел „зет“, а как туда попасть – хотят узнать у меня. Надо быть очень осторожным… Но в любом случае на встречу надо идти…»
Внутренний голос говорил Рудину, что шантажист – лопух и придет один. И если это будет так – Рудин отпил глоток уже остывшего чая, – то он затащит его в квартиру и выбьет из него все, что тот знает. Ох, как он будет выбивать это знание из звонившего, уж он выместит на нем всю накопившуюся за эти дни ярость…
Придя на встречу, Рудин поставил Антошку прикрывать себя на тот случай, если у звонившего окажутся сообщники. Изображая туриста, он долго делал вид, что рассматривает памятник Долгорукому, а сам при этом присматривался к шантажисту, которого вычислил сразу.
Было понятно, что этого мужчину он никогда раньше не видел. Мужчина, видимо, тоже никогда не видел Грудина, ибо никак не среагировал, когда Рудин прошел прямо перед ним.
Не могли же его до такой степени изменить черные очки. Значит, это лох, подумал Рудин. Поэтому он решил пойти на крайний риск. Он подошел к мужчине и приставил ему к спине дуло от пистолета-зажигалки. Рудин всегда носил зажигалку с собой. Пистолет у него тоже был. Но одно дело – приставить к человеку пистолет, и совсем другое – зажигалку. По крайней мере, всегда есть возможность все списать на дурацкую шутку.
Но оправдываться в дурацкой шутке не пришлось. Мужчина чуть не наложил в штаны и безвольно потащился вслед за Рудиным на его квартиру. Точно, лох, думал Рудин. И при этом у него была полная уверенность, что вокруг нет больше никого, что мужчина пришел на встречу один.
«На что этот идиот надеялся? – думал Рудин, быстро ведя мужчину к подъезду. – Хотя понятно, на что он надеялся, что идиотом окажусь я. Сейчас я его от этой мысли вылечу…»
Лишь только они вошли в квартиру, Рудин сразу же двинул трясущемуся от страха мужчине в челюсть. Послышались хруст выбитого зуба, странные завывания.
– Отче наш, иже еси на небеси, – елейным голосом лепетал шантажист, отирая рукою кровь, – прости. Господи, обижающих нас, ибо они не ведают, что творят.
Этот похожий на молитву скулеж был таким неожиданным, что Рудин, хотевший двинуть мужчине еще пару раз, растерялся и уставился на него в недоумении
– Ты кто? – спросил он.
– Отец Игнатий. Меня все знают в патриархии…
– Твою мать! – сорвалось у Рудина.
Как он мог так ошибиться! И сколько вообще ошибок он совершил за последнее время! Но ведь мужчина стоял как раз там, где они с шантажистом договаривались, ив руках у него был «Коммерсант», которым он и обмахивался от жары. Но мало ли сегодня идиотов, читающих «Коммерсант».
– А чего ж вы, отец Игнатий, в светском? – Рудин лихорадочно думал, как выпутаться из дурацкой ситуации.
– Не хотел привлекать внимания, сын мой.
– Ну хорошо, простите, отец, идите умойтесь. И я вас выведу отсюда.
– Не нужно, я сам дойду. Спасибо.
– Ну что вы, что вы. Простите, я обознался. Вы так отчаянно махали этим «Коммерсантом», что я вас принял за другого. Я вас провожу.
Отцу Игнатию очень хотелось немедленно убежать от Рудина. Конечно, было так глупо с его стороны угрожать этому опасному человеку. Но он надеялся, что в самом центре Москвы, где Рудин назначил встречу, ему ничто не угрожает. И вот теперь вместо денег он получил кулаком в челюсть, и если бы не завыл молитву, то получил бы гораздо больше. «И впрямь поверить, что ль, в Бога? – вдруг пришло ему в голову. – Отказываться от проводов нельзя, – думал он. – Это вызовет у бандита подозрение».
– Хорошо, хорошо, проводите меня, будьте любезны.
Это «будьте любезны» сразу переключило рудинские мысли с раскаяния на настороженность. Тот звонивший точно так же произносил это словосочетание – что-то наподобие «буце» вместо «будьте». Рудин с удивлением уставился на попика, и тот не выдержал, отвел взгляд.
– Так это ты, – взревел Рудин, – звонил мне, паскуда! Еще попом притворяется!
Рудин схватил Игнатия за грудки и стукнул его об стену.
– Я не притворяюсь. Я действительно священнослужитель, – дрожащим голосом заявил отец Игнатий. – Сознаюсь, был не прав. Мне от вас ничего не нужно. Отпустите меня, пожалуйста.
– Зато мне от тебя нужно. Кто?!
– Что – кто?
– Кто тебя подослал?
– Я сам.
– Говори, паскуда! – Рудин отвесил Игнатию щедрую плюху и, наверное, сломал перегородку носа.
– Отче наш, иже еси на небеси! – взвыл отец Игнатий, зажимая ладонью нос.
– Кто послал?
– Честно, я сам.
– Откуда знаешь про убийство? – Рудин готов был вломить попу еще раз.
– От одной моей прихожанки…
Узнав о смерти Тарчевского, Лилия Константиновна, бывшая жена руководителя «Самоцветов» Бурмистрова, в очередной раз приехала в церковь и упала на грудь отцу Игнатию. Она с удовольствием осталась бы на этой груди навсегда, так ей нравился этот поп. Теперь, когда она жила в одиночестве, у Лилии Константиновны вдруг обнаружился необъятный запас женской нежности, которую надо было на кого-то тратить.
Конечно, она, как и прежде, любила командовать. Что и делала, периодически наезжая в семью своего старшего сына. Уж там-то она давала себе волю! Невестка была деликатной, высокообразованной женщиной, ей даже нечем было ответить Лилии Константиновне – гена агрессивности у нее не было совсем. Она только всегда удивлялась напору этой грузной женщины и стойко и деликатно переносила это временами сваливавшееся на нее несчастье. Раз и навсегда запомнив завет своих профессоров-родителей – не грубить старшим, она твердо решила следовать ему всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Да, сегодня появилась такая порода мужчин, которые готовы пойти куда угодно, лишь бы другой крепкий мужчина взял их за локоть, – снова попытался сострить Джексон, но на сей раз на его шутку не среагировал ни один из присутствующих. Все внимательно слушали Ивана.
– Рудин повел мужчину в подъезд этого большого дома, что стоит прямо рядом с памятником.
– Где «Арагви»?
– Нет, наоборот, который напротив «Арагви». Ну, мы следом пойти не могли, потому что помощник Рудина, этот Антон, который остался в машине, он все сразу бы просек. А через четырнадцать минут этот самый мужчина, причем сильно возбужденный и потрепанный, вышел на улицу. Похоже, без зуба, потому что он все время прикрывал рот рукой и плевался, пока шел. А пошел он вниз, в переулки, и отследить его мы уже не могли. А еще через десять минут появился Рудин. Уже без темных очков. Пешком дошел до здания «Известий», где его снова догнал Антон на машине. Потом оба вернулись в «Самоцветы».
– Интересное кино, – сказал Никита.
– Кино еще не кончилось, – продолжил свой рассказ Иван. – Мы потом пробили все через Белавина. Оказывается, у Рудина в этом доме, куда они с тем мужиком заходили, есть квартира, оформленная на какую-то его дальнюю родственницу. Эта квартира была приобретена полтора года назад… – Иван несколько секунд помолчал. – Вот теперь, пожалуй, кино кончилось. Все.
– Да, интересно…
Они некоторое время сидели молча.
– Ну, – прервал общее молчание Никита, – какие у кого версии относительного мужчины, подобранного Рудиным возле памятника? Как ты думаешь? – Он повернулся к Русанову.
– Наверное, шантажист, – сказал Русанов.
– Похоже на шантажиста, – согласился Никита. – Чем только он его пытался шантажировать, мы никогда не узнаем. У меня вообще такое ощущение, что это интересное кино, которое мы смотрим, – кино без звука. Но не немое кино, где и без звука все понятно, а наше современное кино, которое без слов понять невозможно, поскольку сценаристы пишут одно, а режиссеры снимают совсем другое. И получается полный бред.
– Откуда такая осведомленность о современном
кино? – поинтересовался Русанов.
– Места надо знать… Так вот, насчет этого дурацкого кино без звука… – Никита некоторое время барабанил пальцами по столу. – Мы так никогда ничего хорошего не узнаем, пока кино будет без звука. Выбить санкцию на прослушку Деду пока не удалось. Говорят, нет оснований. Похоже, что нашему большому начальнику Шапорину, пришедшему к нам из КГБ, ужасно стыдно за свое гэбэшное прошлое, когда он прослушивал все и вся. И не думаю, что он скоро сдастся. Так что мы еще столько времени потеряем зря… – Он снова начал барабанить пальцами по столу с мрачным выражением лица.
Его настроение передалось и остальным. Все сидели опустив головы.
Наконец Никита повернулся к Русанову:
– А что там с Екатеринбургом? Какие новости?
– Запросы в Екатеринбург я послал. Как только будет ответ, воспользуюсь контактами, которые ты мне дал, чтобы выяснить, кто там занимается лицензиями. Они завтра должны выслать факс…
– Понятно… Тогда, хлопцы, на сегодня все…
На этом совещание закончилось. Все разошлись в достаточно мрачном настроении. На Поливайко осталась «наружка», на Русанове – Екатеринбург, а Орлу с Кочкиным приходилось ждать результатов и дополнительной информации.
6
И опять догадка Русанова оказалась верной.
Мужчина, с которым Рудин встретился днем возле памятника Юрию Долгорукому, действительно был самым обыкновенным шантажистом.
Утром в офис «Самоцветов» позвонил какой-то мужчина и попросил, чтобы его соединили с господином Рудиным. На просьбу секретарши представиться мужчина ответил, что он представится только лично Рудину, при этом он добавил, что вопрос, по которому он звонит, является чрезвычайно срочным и важным. Секретарша за годы работы с Зудиным уже привыкла, что ему довольно часто звонят глубоко законспирированные люди, а потому, не настаивая больше, чтобы мужчина представился, соединила его со своим шефом.
Рудину мужчина сразу же заявил, что он знает; кто убил Тарчевского. Внутри у Рудина на какое-то мгновение как-то похолодело. Однако гэбэшная школа взяла свое. Сердце продолжало биться так же ровно и спокойно, как и несколько секунд назад, – до звонка мужчины Рудин пил крепкий чай с лимоном. Поэтому Рудин обычным своим голосом спросил у звонившего, какой информацией тот обладает и что он за нее хочет. На этот совершенно простой вопрос последовал совершенно дурацкий ответ: «Тебе что, не ясно, что я хочу? Гони деньги, Раскольников!»
Случай был не тот, чтобы можно было просто послать звонившего куда подальше. И хоть Рудин был на все девяносто девять процентов уверен, что свидетелей убийства Тарчевского быть не могло, – уж в доме-то у Бори он был осторожен, – но все-таки один процент всегда оставался. Об этом говорил его жизненный опыт. Тем более что потом он все же потерял бдительность с этой целующейся парочкой. К тому же звонивший мог быть как-то связан с теми, кто его ограбил. Хотя вряд ли это звонил сам грабитель – очень уж он нервничал. Скорее всего, это был какой-нибудь лох или просто клиент со сдвигом. Ио в любом случае толкования с ним надо было продолжать.
После короткого разговора, из которого Рудин понял только то, что звонивший явный шизоид, и шизоид опасный, поскольку что-то знает, Рудин предложил мужчине встретиться.
Встречу ему он назначил недалеко от своей запасной квартиры, что была в доме рядом с памятником Юрию Долгорукому. Мужчина было захотел, чтобы встреча состоялась в другом месте, но Рудин жестко сказал, что ни в каких других местах он встречаться не будет. И мужчина неожиданно согласился. Затем, истерически хихикнув, положил трубку.
«Если этот гад связан с теми, кто напал на меня, то чего они от меня хотят? – думал Рудин. – Ведь все самое ценное они уже взяли. Не думают же они, что у начальника службы безопасности могут быть еще какие-то деньги? Есть два варианта: либо грабители лохи и не знают, что взяли, – тогда откуда бы им догадаться про убийство? – либо они что-то знают про отдел „зет“, а как туда попасть – хотят узнать у меня. Надо быть очень осторожным… Но в любом случае на встречу надо идти…»
Внутренний голос говорил Рудину, что шантажист – лопух и придет один. И если это будет так – Рудин отпил глоток уже остывшего чая, – то он затащит его в квартиру и выбьет из него все, что тот знает. Ох, как он будет выбивать это знание из звонившего, уж он выместит на нем всю накопившуюся за эти дни ярость…
Придя на встречу, Рудин поставил Антошку прикрывать себя на тот случай, если у звонившего окажутся сообщники. Изображая туриста, он долго делал вид, что рассматривает памятник Долгорукому, а сам при этом присматривался к шантажисту, которого вычислил сразу.
Было понятно, что этого мужчину он никогда раньше не видел. Мужчина, видимо, тоже никогда не видел Грудина, ибо никак не среагировал, когда Рудин прошел прямо перед ним.
Не могли же его до такой степени изменить черные очки. Значит, это лох, подумал Рудин. Поэтому он решил пойти на крайний риск. Он подошел к мужчине и приставил ему к спине дуло от пистолета-зажигалки. Рудин всегда носил зажигалку с собой. Пистолет у него тоже был. Но одно дело – приставить к человеку пистолет, и совсем другое – зажигалку. По крайней мере, всегда есть возможность все списать на дурацкую шутку.
Но оправдываться в дурацкой шутке не пришлось. Мужчина чуть не наложил в штаны и безвольно потащился вслед за Рудиным на его квартиру. Точно, лох, думал Рудин. И при этом у него была полная уверенность, что вокруг нет больше никого, что мужчина пришел на встречу один.
«На что этот идиот надеялся? – думал Рудин, быстро ведя мужчину к подъезду. – Хотя понятно, на что он надеялся, что идиотом окажусь я. Сейчас я его от этой мысли вылечу…»
Лишь только они вошли в квартиру, Рудин сразу же двинул трясущемуся от страха мужчине в челюсть. Послышались хруст выбитого зуба, странные завывания.
– Отче наш, иже еси на небеси, – елейным голосом лепетал шантажист, отирая рукою кровь, – прости. Господи, обижающих нас, ибо они не ведают, что творят.
Этот похожий на молитву скулеж был таким неожиданным, что Рудин, хотевший двинуть мужчине еще пару раз, растерялся и уставился на него в недоумении
– Ты кто? – спросил он.
– Отец Игнатий. Меня все знают в патриархии…
– Твою мать! – сорвалось у Рудина.
Как он мог так ошибиться! И сколько вообще ошибок он совершил за последнее время! Но ведь мужчина стоял как раз там, где они с шантажистом договаривались, ив руках у него был «Коммерсант», которым он и обмахивался от жары. Но мало ли сегодня идиотов, читающих «Коммерсант».
– А чего ж вы, отец Игнатий, в светском? – Рудин лихорадочно думал, как выпутаться из дурацкой ситуации.
– Не хотел привлекать внимания, сын мой.
– Ну хорошо, простите, отец, идите умойтесь. И я вас выведу отсюда.
– Не нужно, я сам дойду. Спасибо.
– Ну что вы, что вы. Простите, я обознался. Вы так отчаянно махали этим «Коммерсантом», что я вас принял за другого. Я вас провожу.
Отцу Игнатию очень хотелось немедленно убежать от Рудина. Конечно, было так глупо с его стороны угрожать этому опасному человеку. Но он надеялся, что в самом центре Москвы, где Рудин назначил встречу, ему ничто не угрожает. И вот теперь вместо денег он получил кулаком в челюсть, и если бы не завыл молитву, то получил бы гораздо больше. «И впрямь поверить, что ль, в Бога? – вдруг пришло ему в голову. – Отказываться от проводов нельзя, – думал он. – Это вызовет у бандита подозрение».
– Хорошо, хорошо, проводите меня, будьте любезны.
Это «будьте любезны» сразу переключило рудинские мысли с раскаяния на настороженность. Тот звонивший точно так же произносил это словосочетание – что-то наподобие «буце» вместо «будьте». Рудин с удивлением уставился на попика, и тот не выдержал, отвел взгляд.
– Так это ты, – взревел Рудин, – звонил мне, паскуда! Еще попом притворяется!
Рудин схватил Игнатия за грудки и стукнул его об стену.
– Я не притворяюсь. Я действительно священнослужитель, – дрожащим голосом заявил отец Игнатий. – Сознаюсь, был не прав. Мне от вас ничего не нужно. Отпустите меня, пожалуйста.
– Зато мне от тебя нужно. Кто?!
– Что – кто?
– Кто тебя подослал?
– Я сам.
– Говори, паскуда! – Рудин отвесил Игнатию щедрую плюху и, наверное, сломал перегородку носа.
– Отче наш, иже еси на небеси! – взвыл отец Игнатий, зажимая ладонью нос.
– Кто послал?
– Честно, я сам.
– Откуда знаешь про убийство? – Рудин готов был вломить попу еще раз.
– От одной моей прихожанки…
Узнав о смерти Тарчевского, Лилия Константиновна, бывшая жена руководителя «Самоцветов» Бурмистрова, в очередной раз приехала в церковь и упала на грудь отцу Игнатию. Она с удовольствием осталась бы на этой груди навсегда, так ей нравился этот поп. Теперь, когда она жила в одиночестве, у Лилии Константиновны вдруг обнаружился необъятный запас женской нежности, которую надо было на кого-то тратить.
Конечно, она, как и прежде, любила командовать. Что и делала, периодически наезжая в семью своего старшего сына. Уж там-то она давала себе волю! Невестка была деликатной, высокообразованной женщиной, ей даже нечем было ответить Лилии Константиновне – гена агрессивности у нее не было совсем. Она только всегда удивлялась напору этой грузной женщины и стойко и деликатно переносила это временами сваливавшееся на нее несчастье. Раз и навсегда запомнив завет своих профессоров-родителей – не грубить старшим, она твердо решила следовать ему всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43