"Именно это. Она исчезла".
"Когда"?
"Позавчера".
"Ты обращался в полицию"?
"Я не могу это сделать, так как в этом случае все таблоиды набросятся на меня. Стоун, мне просто необходима твоя помощь".
"Вэнс, будет гораздо лучше, если ты обратишься в полицию. Тут нет ничего, что я мог бы сделать".
"У тебя не было от нее вестей"?
"Я получил письмо с месяц тому назад; из него я заключил, что она очень счастлива".
"Она и вправду была очень счастлива. Но тут вдруг исчезла без всяких объяснений".
"Вэнс, я не знаю, чем я могу помочь".
"Ты можешь отыскать ее, Стоун. Если кто-то и может, то это ты. Я хочу, чтобы ты приехал сюда".
"Вэнс, правда"…
"Реактивный самолет Студии Центурион сейчас находится в аэропорту Тетерборо, возле Атлантик Авиэйшен и ожидает тебя. Утром ты мог бы быть здесь".
"Вэнс, я высоко ценю твою уверенность во мне, но"…
"Стоун, Аррингтон беременна".
Стоун почувствовал, как будто его ударили в поддых.
"Стоун"?
"Вэнс, я буду в Тетерборо через час".
"В аэропорту Санта Моника тебя будет ожидать машина".
"Вэнс, напиши подробно обо всем, что может нам пригодится. Нам нужно о многом переговорить".
"Хорошо. И спасибо тебе".
"Пока меня не за что благодарить", сказал Стоун и повесил трубку. Он возвратился к столику. "Ты угощаешь обедом, Дино", сказал он. "Я улетаю в Лос Анжелес".
"Зачем"? спросил Дино.
"Я расскажу позже", сказал Стоун.
"Передай Аррингтон от меня привет", сказала Элейн, глядя на него поверх очков.
"Непременно, Элейн". Он погладил ее по щеке, вышел из ресторана и стал искать такси.
2
Таксист, бывший житель индийского субконтинента, недавно прибывший в Соединенные Штаты и с трудом изъяснявшийся по-английски, заблудился в Нью-Джерси. Когда Стоун, пользуясь языком знаков, показал ему дорогу в аэропорт Тетерборо, пошел сильный ливень.
Наконец, возле Атлантик Авиэйшен, Стоун расплатился с ним, взял свой багаж и помчался к пустому терминалу, разбудив при этом молодую женщину, сидящую за сервисной стойкой. "Я ищу самолет Студии Центурион", обратился он к ней.
"Это единственный самолет возле терминала", зевнув, ответила она и указала на выход.
Стоун остановился у двери, выглянул наружу и улыбнулся. "АГ - 4", сказал он сам себе вслух. Это был крупнейший и самый лучший из корпоративных реактивных самолетов. Баррингтону никогда не доводилось летать на таких. Двигатели уже были запущены. Под дождем Стоун подбежал к самолету, поднялся по трапу и внес в салон свой багаж.
Молодая женщина, в костюме от Армани палевого цвета, появилась перед ним. "Мистер Баррингтон"?
"Он самый".
"Позвольте мне принять ваши вещи, и, будьте добры, садитесь. Мы вот-вот взлетим".
Она исчезла с его сумками. Он оставил при себе портфель и сел на свободное место. В самом хвосте самолета на удобном диванчике сидел человек и разговаривал по мобильному телефону. Стоун пристегнулся, как только самолет покатился по полосе. Он хотел пойти вперед и наблюдать за взлетом, но дверь в пилотскую кабину была закрыта. Тогда он сел и стал смотреть, как по иллюминатору бегут струи дождя.
Не останавливаясь, самолет продолжал движение, свернул на взлетную полосу и стал разгоняться. Скоро он оторвался от земли и стал быстро набирать высоту. Вскоре появилась стюардесса и наклонилась над его креслом. Она была очень привлекательна, а ее улыбка обнажала замечательную дорогостоющюю работу американских дантистов. "Не желаете ли что-либо из напитков"?
После бега по аэропорту сердце Стоуна все еще не пришло в норму.
"Да, бренди, пожалуйста".
"У нас есть хороший коньяк, Хайн 55, а также очень старый Арманьяк".
"Я буду Арманьяк", решил он. Минутой позже, Стоун уже согревал в руках бокал из тонкого стекла.
"Мистер Ригенштейн будет весьма признателен, если, когда погаснет сигнал "Пристегните ремни", вы присоединитесь к нему", сказала женщина.
"Благодарю", ответил Стоун. Ригенштейн: имя казалось знакомым, но он не мог вспомнить, где его прежде слышал. Он потягивал свой Арманьяк, когда погасла надпись "Пристегните ремни". Стоун отстегнулся и пошел вдоль салона туда, где сидел второй пассажир. Когда Баррингтон приблизился, мужчина встал и протянул руку. "Я - Луи Ригенштейн", представился он.
Стоун пожал протянутую руку. "А я - Стоун Баррингтон". Мужчина вблизи оказался значительно старше, чем показался на расстоянии; Стоун прикинул, что Луи, вероятно, шестьдесят пять - семьдесят лет.
"О, да, ты - друг Вэнса. Пожалуйста, присаживайся, и благодарю, что составил мне компанию. Очень приятно во время полета иметь хорошего собеседника".
Стоун сел в удобное кресло напротив диванчика.
"Прошу прощения, что задержал вылет. Мой таксист заблудился".
"Конечно", ответил Ригенштейн. "Они всегда так делают. Вся хитрость в том, чтобы заказать машину от Атлантик Авиэйшен; в этом случае, получаешь водителя из Нью-Джерси".
"Я это учту на будущее", сказал Стоун.
Ригенштейн принюхался. "Ты пьешь Арманьяк"? Он протянул руку, "Дай попробовать"?
Стоун вручил ему свой бокал, и Ригенштейн сунул в него нос и глубоко вдохнул.
"Ахххххх", выдохнул он, возвращая бокал. "Я не выпил ни капли за последние тридцать лет, но все еще люблю этот букет. Как же это замечательно"!
"Полностью согласен", согласился Стоун.
"Уверен, что недавно слышал упоминание твоего имени. Что-то на Карибах"?
"Остров Святых Марков".
"Ах, да. Ты защищал молодую женщину, которая обвинялась в убийстве мужа". произнес Ригенштейн тоном заговорщика. "Скажи мне, она действительно сделала это? Или ответ подразумевает нарушение конфиденциальности? Тогда я вопрос сниму".
"Я могу сказать с полной конфиденциальностью, что она не делала этого", ответил Стоун. "И мой ответ не нарушает конфиденциальности".
"Хранить конфиденциальность - важнейшая штука в жизни", хмуро произнес Ригенштейн. "Особенно в нашем бизнесе. В бизнесе развлечений".
"В любом бизнесе, я думаю".
"Но особенно в нашем. В нем столько слухов и лжи, что сохранить конфиденциальность и при этом быть правдивым - чрезвычайно трудно. И, хотя у меня есть большой отдел по заключению контрактов, задача которого, не пропустить ни одного нюанса в договоре, я всегда гордился тем, что могу скреплять договора простым рукопожатием".
"Я полагаю, что, если все начнут скреплять соглашения простым рукопожатием, то мне с моими коллегами придется голодать", усмехнулся Стоун.
"Верно, без адвокатов в нашем мире не обойтись. Скажи, ты гордишься тем, что ты - адвокат"?
Стоун на секунду задумался. "Я гордился, когда окончил юридическую школу, гордился, что сдал все экзамены, поскольку эти верстовые столбы отмечают приобретенные знания, но не могу сказать, что горжусь моей профессией; в то же время есть немало замечательных адвокатов, благодаря которым не стыдно принадлежать к этой когорте".
"Ответ адвоката", сказал Ригенштейн с явным интересом.
"Хочу уточнить", заявил Стоун. "Я горжусь тем, что я - хороший адвокат, стремящийся к совершенству".
"Мне нравится столь прямой ответ", сказал Ригенштейн. "Всегда предпочитал прямые ответы и так редко их получал".
Вот теперь он вспомнил. Луис Ригенштейн был главой совета директоров Студии Центурион. Стоун читал о нем статьи в разделе развлекательных бизнес новостей, но никогда прежде не обращал на них внимания. И в свою очередь спросил: "А ты гордишься принадлежностью к кино бизнесу"?
Ригенштейн широко улыбнулся. "Конечно же"! сказал он. "Как и ты, я горжусь тем, как делаю свое дело"! Он покачал головой. "Само собой, в нашей профессии до черта негодяев, как в любой профессии, и не существует советов по этике или судов чести, чтобы попытаться судить и регулировать отношения с ними. Что больше всего мне нравиться в занятии кино бизнесом"? вновь улыбнулся Луи. "Власть произнести "да", ответил он с воодушевлением. "В нашем деле имеются сотни людей, в чьей власти сказать "нет", но лишь немногие могут себе позволить "да". Он наклонился вперед и уперся локтями в колени. "Конечно, как и любая власть, она должна реализовываться с наиболее возможным благоразумием. Будучи неблагоразумной, такая власть способна разрушить ее обладателя, и даже быстрее, чем можно себе представить".
Ригенштейн сузил глаза. "Скажи, Баррингтон, ты когда-нибудь участвовал в представлениях"?
"Исключительно перед жюри", ответил Стоун. "Нет, ошибся. Однажды я играл главную роль - будучи в старшем классе в школьном драматическом клубе".
"Как считаешь, тебе удалась эта роль"?
"Я…ну, участники заслужили бурные аплодисменты, причем, три вечера подряд".
"Могу побиться об заклад, что ты сыграл очень хорошо", сказал Ригенштейн. "Я знаю толк в актерах, и думаю, ты - прирожденный актер. Ты неплохо смотришься, голос у тебя с резонансом, и вообще, ты производишь положительное впечатление".
Стоун удивился. "Что ж, благодарю, мистер Ригенштейн; из Ваших уст - это высшая похвала".
"Будь добр, зови меня просто Луи" сказал он.
"Спасибо, а я - Стоун".
"Стоун, если ты когда-либо пожелаешь оставить свою профессию, дай мне знать, и я открою тебе двери в мир кино. Конечно же, не на ведущие, но хорошие роли второго плана. Мне доставит удовольствие видеть, что у тебя получается, и я уверен, у тебя получится. Главные роли вряд ли. Тебе, кажется, чуть больше сорока"?
"Ты не ошибся".
"Чтобы стать звездой, нужно много времени, но ты будешь пользоваться большим спросом на проходные роли".
Стоун засмеялся. "Не уверен".
"А я ничуть не сомневаюсь; ты будешь очень хорош".
"Хорошо, Луи, если я решусь бросить свою карьеру, ты будешь среди первых, кто узнает об этом".
Ригенштейн встал, снял куртку, скинул ботинки. "Надеюсь, ты извинишь меня, но мне следует немного поспать", сказал он. "Я бы посоветовал тебе сделать то же самое. Когда мы доберемся до Лос Анжелеса, будет раннее утро". Без долгих слов он растянулся на диванчике, закрыл глаза и быстро уснул. К нему подошла бортпроводница и накрыла его легким одеялом.
Стоун вернулся на свое место, снял ботинки и куртку, взял, оказавшееся кашемировым, одеяло, и наклонил свое кресло под максимальным углом. Свет в салоне сделался мягким, приглушенным и он стал рассматривать звезды через иллюминатор, стараясь не думать об Аррингтон.
3
Стюардесса разбудила Стоуна, и он привел спинку кресла в вертикальное положение. Взглянул на часы. Потом посмотрел в окно иллюминатора. Наступал рассвет.
"Мистер Ригенштейн интересовался, не желаете ли вы позавтракать с ним"? спросила молодая женщина.
"Конечно".
"Если желаете сначала освежиться, пройдите вон туда", добавила она, указав на дверь.
Стоун зашел в туалетную комнату, оказавшуюся больше тех, что ему доводилось видеть на борту других самолетов. Здесь даже имелся душ. Он выбрал из набора зубную щетку и почистил зубы, затем причесался, накинул куртку и прошествовал туда, где Луи Ригенштейн уже приступил к завтраку, уплетая аппетитную с виду яичницу.
"С добрым утром"! сказал Ригенштейн. "Хорошо выспался"?
"Великолепно".
Появилась стюардесса. "Что закажете, мистер Баррингтон"?
"Всего лишь апельсиновый сок и кофе", ответил он. "Я слишком поздно ужинал". Не прошло и минуты, как на столе появились напитки.
Ригенштейн взглянул на часы. "Мы должны приземлиться через полчаса", сказал он. "Где ты собираешься остановиться? Могу подбросить на своей машине".
"В гостинице Бел-Эйр и, спасибо за приглашение подвезти, только Вэнс обещал, что меня встретят".
"Ты давно знаком с Вэнсом Калдером"? спросил Ригенштейн.
"Полагаю, где-то с год. Фактически, я виделся с ним всего раз на званом обеде в Нью-Йорке".
"То есть тогда, когда ты встречался с Аррингтон"?
Стоун удивился. "Да".
"Вы были тогда в близких отношениях"?
Еще раз удивился. "Да".
"Вэнс - самый замечательный человек из числа актеров", сказал Ригенштейн. "Я никогда не встречал звезду экрана, которая бы так хорошо контролировала свою карьеру. Это приводит в бешенство многих студийных начальников, но я предпочитаю иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят и настаивают на своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43