– Ничего такого я не совершал, сэр.
– А Том Коннорс?
– Я только положил его в кустарник, туда, где и был обнаружен его труп. Но он был жив, когда я его оставил.
– Не забудьте сообщить об этом вашему адвокату. Еще один, последний вопрос, пока вы не подписали этой бумаги.
– Какой?
– Этот вопрос меня очень интересует. Я послал четырех человек, чтобы обыскать ваш «форд», который вы приобрели в Сан-Антонио. Они работали над ним целые сутки. Полицейские • обшарили комнату в отеле «Эль-Пасо», в которой вы провели вчерашнюю ночь с вашей мышкой. Надзирательница по моей просьбе тщательно обыскала малышку... Может быть, хватит скрывать эти семьсот тысяч долларов? Как вы собирались провезти их в Мексику? Куда вы их запрятали?
Хенсон сунул в рот одну из сигарет, которую ему скрутил Гарсиа.
– Я полагаю, что вы имеете в виду те семьсот тысяч долларов, которые исчезли из сейфа «Инженерного атласа»?
Лейтенант Эган предложил ему огня.
– Разумеется. Инспекторы, страховые агенты и полицейские прочесывают все отели, в которых вы останавливались с мисс Галь во время вашей трехнедельной поездки, шарят по всем местам, которые вы посетили в Чикаго. Старый Хелл рвет на себе волосы, у него ничего не осталось, и он вынужден аннулировать свой договор со Стамбулом. Он не перестает угрожать всеми карами полиции, которая не может отыскать деньги.
Хенсон сделал глубокую затяжку.
– Весьма сожалею, но ничем не могу вам помочь, – заявил он, наклонившись над бумагами, чтобы поставить свою подпись. – Я абсолютно ничего не знаю и не представляю себе, куда могла подеваться такая сумма денег.
– Вы посещали контору в шесть часов утра в день вашего неожиданного отъезда?
– Не отрицаю. Чтобы взять три тысячи восемьсот долларов, принадлежавших мне лично и которые я скрывал в сейфе от жены.
– Это все, что вы взяли?
– Совершенно верно.
Лейтенант Эган сложил бумаги и положил их в карман куртки.
– В конце концов все будет решать суд. Так же, как и относительно остальных обвинений. Отведите их по камерам. Распорядитесь об этом, капитан, – попросил он Ферри. – Единственный самолет, на который я смог забронировать три места, отправляется лишь завтра в час дня.
– С удовольствием, – ответил капитан и повернулся в сторону надзирательницы. – Вы слышали, что сказал лейтенант?
– Нет!!! – Вырвавшись из рук удерживающей ее надзирательницы, Ванда перебежала комнату и замерла перед Хенсоном. – Мне все равно, что меня арестовали. Если тебя посадят в тюрьму, я тоже хочу быть там. Но ты должен мне все объяснить! – закричала она в отчаянии.
Хенсон с отвращением отодвинулся от нее.
– Что я должен тебе объяснить?
– Почему ты ударил меня? Почему ты обругал меня грязной девкой и сказал, что надеешься, что теперь я довольна?
– А ты этого не знаешь?
– Клянусь Богом, нет!
– В таком случае тебе придется спросить об этом своего любовника, когда мы вернемся в Чикаго.
– Какого любовника?
– Того, который прикончил Коннорса и задушил Ольгу, того, которому ты сообщила комбинацию цифр!
Глаза Ванды наполнились слезами.
– Нет! Это ложь! Ты не должен верить этому, Ларри! Ты не должен даже думать о таких вещах! И никого другого не было, кроме Тома. А это было четыре года назад!
– Хватит болтать! Я тебе не верю!
Сторож подтолкнул Хенсона вперед.
– Ну, ну, хватит. Это контора, а не бюро разводов. – Затем, повернувшись в сторону, добавил: – Во всяком случае, я бы не расстраивался, если бы был ее мужем.
Полицейские расхохотались. Все, за исключением Эгана. У лейтенанта был вид человека, откусившего кусок яблока и обнаружившего в нем червяка.
Глава 11
Тюремная камера, в которой содержался Хенсон, находилась в северо-восточном крыле дома 1121 по Суочштат-стрит. Койки в ней располагались в два этажа, и она была новой и еще не обжитой. Там было прохладно и, если встать во весь рост на верхней койке, можно было увидеть небольшой пруд между двумя большими домами. Казалось бы, что в этом особенного, но в том положении, в котором он сейчас находился, подобного рода вещи приобретают большое значение. Ничто не действовало на него так умиротворяюще, как этот непритязательный вид на маленький пруд.
У него не оставалось никакой, даже самой маленькой надежды, на оправдание. Помощник прокурора штата, который часто допрашивал его, неоднократно указывал ему на это. Существовал телефонный звонок Ванды, существовало свидетельство сторожа, помогавшего ему усаживать Коннорса в машину. Этот человек, кстати, подтвердил под присягой, что Коннорс был жив, когда покидал помещение на Селл-стрит.
Потом была зажигалка, найденная у тела Коннорса, с инициалами «Л.Х.», и были его отпечатки пальцев на бутылке виски в кармане Коннорса. Ночной служащий бара и портье отеля на Дернборн-стрит официально признали его. Кроме того, в распоряжении полиции находился предмет, о котором Хенсон совершенно забыл, – револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра, который он купил десять лет назад, чтобы Ольге не было страшно, когда он допоздна задерживался с клиентами.
По мнению экспертов, три роковых выстрела в Коннорса были произведены из этого оружия.
Хенсон совершенно не представлял себе, кто бы мог воспользоваться этим оружием и каким образом его взяли у Ольги. Она никогда ничего никому не давала и не выбрасывала.
По ходу следствия Хенсона пять раз приводили в его дом, и с каждым разом он все больше убеждался в том, что у Ольги действительно было маниакальное стремление все сохранить. Большой дом был буквально забит ненужными и бесполезными вещами. В инвентарной книге убористым почерком на двадцати трех страницах перечислялась стоимость серебра, посуды, мебели и безделушек, которые должны были теперь перейти к Джиму.
Хенсон подумал о сыне. Джим попросил разрешения приехать на похороны матери. Что касается других сведений о сыне, то он получил их из газеты, переданной ему одним тюремным надзирателем, по-видимому, из чувства жалости, а скорее всего – злорадства. Хенсон так и не понял, что побудило того поступить таким образом. Во всяком случае, надзиратель явно испытывал удовлетворение, когда Хенсон читал то, что написал о нем его сын.
Статья была украшена фотографией Джима в морской форме и гласила следующее:
«Сын-офицер грозит собственноручно убить своего отца, если суд оправдает Хенсона и не сочтет возможным назвать его убийцей своей жены».
Текст заявления самого Джима был еще более резким. Джим обзывал отца всеми словами, какие только могли выдержать газетные страницы. Как утверждал Джон, Хенсон уже много лет отвратительно обращался с его матерью, заставлял ее идти против собственной натуры. Так, их редкие минуты близости всегда происходили в темноте и под простынями, и мать не скрывала что исполняет свой супружеский долг с отвращением...
Хенсон невольно задал себе вопрос, откуда у Джима такие сведения. Хотя он знал, что газетчики любят истории подобного рода, – они всегда вызывают ажиотаж и повышают тираж газеты.
Между тем обвинение в убийстве Коннорса по сумме доказательств значительно превысило обвинение в убийстве жены. Почти все служащие «Инженерного атласа» показали, что у Хенсона мягкий характер, и он совершенно не способен так жестоко расправиться со своей женой. А если верить данным судебной экспертизы, Ольга действительно была сначала изнасилована, а потом задушена. Однако балконная решетка была выломана изнутри. Это стало основной уликой против Хенсона, так как означало, что Ольга была убита не случайным человеком с улицы. Она сама принимала мужчину в своей кровати, который после удовлетворения своих потребностей задушил ее.
Хенсону было трудно представить себе Ольгу в объятиях любовника. В редкие минуты их интимной близости она всегда была равнодушна и холодна. Обычные супружеские обязанности были для нее явно неприятны, и она жаждала как можно скорее окончить их. Отвратительная черта в женщинах, которые видят в мужчинах только материальную опору и с которыми их связывает лишь золотое кольцо на левой руке.
Все это удручало Хенсона. Удручало и его адвоката. Деньги, которые остались после покупки «форда» и трехнедельного путешествия, были задержаны под тем предлогом, что они могли быть частью тех семисот тысяч долларов, которые до сих пор не найдены. Так что Хенсону пришлось согласиться на казенного адвоката, предложенного ему. Это был энергичный молодой человек, которого собственная роль в этом деле и газетные публикации о нем занимали гораздо больше, чем спасение головы своего клиента.
Хенсон забрался на верхнюю койку и посмотрел на пруд, что он всегда делал, когда начинал думать о Ванде.
Почему это не могло оказаться правдой? Почему Ванда не могла просто любить его, а использовала как орудие для достижения своих целей? Это ранило его душу больнее всего. Ее любовь казалась такой искренней, такой чистой! Она была так нежна, так предана ему! Она всегда сама искала его ласк.
И, подумать только, все это время она ему лгала! Она воспользовалась им, чтобы предоставить возможность своему любовнику, настоящему любовнику, спокойно забрать эти семьсот тысяч долларов и отвезти туда, где она сможет с ним встретиться после того, как господа судьи, плененные ею и услышавшие из уст ее адвоката грустную повесть, оправдают ее!
Хенсон отвернулся от окна и сел на койке. В голове у него был такой шум, словно в ней скакал табун лошадей, громко стуча копытами. В его несчастье у него было лишь одно слабое утешение. Служащие его конторы, лифтеры, бармены, зная, что он сидит без гроша, собрали деньги и преподнесли ему столько «Кэмела», что ему хватит, пожалуй, на сотню лет!
Как всегда, служебная машина была перегружена. Теперь в ожидании слушания дела он мог бы убить себя табачным дымом. Хенсон сожалел, что не может послать сигарет Гарсиа. Ему очень хотелось знать, чем кончилась для него та история. Конечно, нужно иметь немало мужества и силы, чтобы подняться до профессора английского языка в университете. Хенсон от души пожелал, чтобы среди судей нашелся хоть один рогоносец, который мог бы повлиять на ход судебного процесса.
Во время его тягостных размышлений в камере появился надзиратель.
– К вам пришли, Хенсон. Как всегда, в том же направлении, в конец коридора.
Хенсон обрадовался неожиданному развлечению, хотя и не представлял себе, кто бы это мог быть. Наверняка адвокат или лейтенант Эган.
Эган держался по ту сторону баррикады. Если Хенсона признают виновным в одном из трех предъявленных ему обвинений или по всем трем, Эган определенно получит повышение. Но в последнюю беседу с ним у Хенсона создалось впечатление, что Эган не слишком уверен во всех обвинениях, и это пришлось Хенсону по душе. Конечно, полицейский не был на стороне Хенсона, однако он умный человек, и, если следствие, которым он занимался, могло привести человека на электрический стул, он хотел быть уверенным, что тот действительно заслужил смертной казни. Он хотел спокойно спать.
Три пункта беспокоили Эгана: безупречная, без единого пятнышка, репутация Хенсона, деньги которые до сих пор не были обнаружены, – ни малейшего следа, и третья причина, которую Эган хранил про себя...
Он почти каждый день виделся с Хенсоном. Вопросы, которые он ему задавал, могли бы составить не один том.
Хенсон шел впереди охранника.
– Кто пришел? – не выдержал он неизвестности.
– Увидите. Весьма влиятельный в нашем городе человек.
Да, это не был ни адвокат, ни Эган. Хенсон отворил дверь приемной комнаты, и со стула, на котором он сидел в ожидании свидания, поднялся Джек Хелл.
– Салют, Хенсон, – буркнул директор «Инженерного атласа». – Если бы я рассказал вам, что мне пришлось предпринять, чтобы повидать вас, вы бы мне не поверили.
– Я вам охотно верю, – заявил Хенсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22