— Вы, видимо, не слушаете песен в стиле кантри.
— У Билли Боба сгорел дом, его покинула жена, фургон его угнали, собака подохла; и он пошел на железнодорожную станцию, выпил чашку кофе, выкурил сигарету и бросился под товарный поезд. Вот точное содержание всех песен в стиле кантри.
— Вы многое пропустили.
— Оставьте мне хоть какие-то иллюзии, — сказала Хаузер все еще звенящим от гнева голосом. — Как можете вы так легко говорить о подобных вещах?
— Но я отнюдь не шучу. У вас только перепутан порядок слов, но взяты они из старой классической песни в стиле кантри. И если убийца собирается воспроизвести всю песню в своих коротких записках, то полиция найдет еще много трупов, прежде чем он дойдет до конца.
— Извините, — сказала Хаузер, искренне раскаиваясь. — Но что вас так сильно взбудоражило в протоколе вскрытия?
— Это делалось, как я слышал, еще прежде.
— Где?
— В прежнем Советском Союзе, в тридцатые годы, во время сталинских чисток, — сказал Калли. — А придумал это человек по имени Лаврентий Павлович Берия, тогдашний руководитель НКВД, — так это называлось до переименования в КГБ.
— В протоколе сказано, что этот вид пытки причиняет не очень сильную боль. Верно ли это?
— Вам в самом деле хочется это знать?
Поколебавшись, Хаузер подтвердила:
— Да.
— Когда сверлят затылок, человек ощущает боль, только когда проходят кожу. Это не больнее, чем порезать палец. Череп и сам мозг не ощущают боли.
— Зачем же это делалось?
— Не для того, чтобы причинить боль, — сказал Калли. — Это делалось на допросах для того, чтобы получить признание. Но сверлят затылок не самому допрашиваемому, а какому-нибудь другому заключенному.
— С какой целью?
— Чтобы запугать допрашиваемого. Палачи Берии брали небольшой нож и начинали выскабливать небольшие куски мозга. Эффект был постепенный. Жертва сначала ничего не чувствовала, затем ее речь становилась бессвязной, нарушалось зрение или, может быть, слух, терялся контроль над функциями организма, начиналось обильное слюновыделение, — и в конце концов все тело оказывалось парализованным. Опытный палач мог сохранять своей жертве жизнь в течение многих дней, сводя кровотечение до минимума.
— В протоколе написано, что убийца пользовался паяльником для прижигания обнаженных участков мозга. Таким путем он останавливал кровотечение?
Калли утвердительно кивнул.
— Это была чрезвычайно эффективная форма психологической пытки. Но, по моим сведениям, в течение более сорока лет она не употреблялась. Позднее КГБ разработал химические средства, производящие тот же эффект, даже еще больший.
Хаузер сидела, не сводя глаз с Калли, и он почувствовал, что мысли ее лихорадочно работают. Она уловила связь между КГБ, ЦРУ и его присутствием в Шарлоттсвиле, где маньяк-убийца употреблял применявшиеся в НКВД старые методы пытки.
Такие же подозрения возникли и у Калли, когда он вспомнил свой разговор с Лу Грегусом в тюрьме. Он спросил Грегуса, почему он полагает, что Малик все еще находится в Шарлоттсвиле, если знает, что его разыскивают и секретная служба, и Управление. Грегус ответил, что так подсказывает ему чутье, и тут же перевел разговор на другое. Но он явно недоговаривал. Шесть лет, пока он курировал Малика в Москве, тот постоянно требовал, чтобы он приносил диски с музыкой в стиле кантри в тайники, через которые они обменивались информацией и инструкциями.
— Ах, сукин сын, Лу! — невольно воскликнул Калли.
— Что? — переспросила Хаузер. — Кто такой Лу?
— Ничего. — Он посмотрел ей в глаза и увидел, что сейчас последует новый вопрос.
— Скажите мне по секрету, Калли, вы ищете убийцу-маньяка?
— Скажу по секрету. Я ищу человека, который подозревается в причастности к изготовлению фальшивых денег, — сказал Калли, хотя у него появились серьезные сомнения в объяснениях Лу.
— Но почему ЦРУ занимается поисками фальшивомонетчика? Это прерогатива секретной службы полиции. Перестаньте вешать мне лапшу на уши.
Калли промолчал.
— Убийца — бывший сотрудник ЦРУ, не так ли, Калли? Конечно, так. Поэтому-то они и вытащили вас из тюрьмы. Чтобы вы нашли его. Он ваш старый друг? С которым вы вместе работали, пока он не показал вам кукиш? Вы ведь знаете, кто убийца?
— Я ничего не знаю. Но человек, которого я ищу, не сотрудник ЦРУ и никогда им не был.
— Может, он был сотрудником КГБ?
Калли не ответил.
— Кому принадлежат дом и магазин, куда вы вламывались?
— Не могу сказать.
— Вы знаете, что я могу легко это выяснить. Тут нет ничего секретного. Что вы там искали?
— Что-нибудь такое, что навело бы на его след.
— Он исчез? Давно ли?
— Несколько недель назад. — Калли уже жалел, что вступил в этот разговор, но не хотел сдаваться. — И не придавайте этому какого-то особого значения.
— Какого цвета у него автомобиль?
Калли секунду подумал.
— Темно-зеленый. А что?
— На первом теле убийца оставил кусочек темно-зеленой краски. Лаборатория ФБР установила, что эта краска произведена на заводе Крайслера, ей окрашивают машины марки «плимут», «додж», «крайслер», «игл» и «джипы». Какая модель у человека, которого вы разыскиваете?
— Разговор закончен.
— Какая модель? Узнав его имя и фамилию, я легко смогу выяснить это в отделе транспортных средств.
— "Джип-чероки", — сказал Калли.
— Но если вы знаете, кто он такой, вы должны, черт побери, сообщить ФБР. Это чудовище убило четырех женщин за прошедший месяц... четырех, о которых они знают.
— Послушайте, допустим, вы правы, я знаю, кто убийца. Если это в самом деле тот человек, которого я подозреваю, ФБР ни за что с ним не справиться. Он играет в такие игры, о которых они даже не слыхивали.
— Если вы им не скажете, скажу я.
— Нет, не скажете.
— Вы мне угрожаете?
— Предостерегаю вас. Ради вашего же блага, — сказал Калли. — Вы многого не знаете.
— Так за мной следило ЦРУ, а не ФБР? — спросила Хаузер. — Это они вламывались в мой дом, чтобы прочитать мои компьютерные досье?
— Ничего об этом не знаю.
— Я им этого не спущу.
— Вы не понимаете, во что вмешиваетесь.
— Отчасти понимаю.
— Разрешите мне рассеять одно заблуждение, свойственное всем журналистам, — сказал Калли. — Забудьте все прочитанное вами о том, как неумело и неумно действует ЦРУ. Поверьте мне, это чушь. Просто время от времени вы узнаете об их случайных неудачах. Но вы никогда не слышали и не услышите об их успехах. А как правило, они одерживают победы, неудачи для них исключение. Когда они разрабатывают какую-нибудь операцию, они проводят ее в жизнь. Тем или иным путем. Никакие препятствия не останавливают их, если они считают, что действуют в национальных интересах, которые они часто путают со своими собственными.
— Прекратите меня запугивать. Я не из трусливых.
— Я только пытаюсь вас просветить. И удержать от серьезной ошибки. Вы не можете никого обвинить в убийстве, имея только косвенные доказательства.
— Послушайте, Калли. Вы так же хорошо, как я, знаете, что Верховный Суд осуждал людей на основании и менее убедительных свидетельств.
— Да, конечно. Пресса иногда оказывает сильное политическое давление. И какой-нибудь не слишком принципиальный помощник окружного прокурора, пользуясь случаем, чтобы сделать карьеру, представляет косвенные доказательства как неоспоримые факты и успешно дурачит Верховный Суд.
— Доказательств достаточно, чтобы арестовать его и допросить.
— Возможно. Ну а если окажется, что вы ошибаетесь и убийца не он? После того как вы и ваши друзья из средств массовой информации разделаетесь с ним, ваши обвинения заклеймят его на всю оставшуюся жизнь. И, занимаясь этим, вы раскроете некоторые тайные операции.
— Так вы с каменным лицом пытаетесь меня убедить, будто не знаете, повинен ли в этой серии убийств человек, которого вы разыскиваете?
— Повторяю, я этого не знаю.
— И вы не собираетесь ничего предпринимать?
— Я собираюсь все выяснить. И я знаю кое-кого, кто может мне помочь.
— Кого именно?
— Дайте мне один день, прежде чем начнете публиковать свои догадки и предположения, поскольку все это может оказаться простым совпадением. Если я что-нибудь узнаю...
— Если мы что-нибудь узнаем, — многозначительно сказала Хаузер. — Отныне я буду работать вместе с вами. Если вы не примете мое предложение, я пойду в ФБР, а затем к своему главному редактору и передам им имеющийся у меня материал.
— В сущности, у вас нет ничего. Понимаю, вы без труда выясните имя владельца магазина и дома, но это вовсе не значит, что вы установите личность убийцы.
— Что вы имеете в виду?
— А то, что вы заблуждаетесь относительно имеющихся у вас сведений.
— У меня их достаточно. И я накопаю еще, — убежденно сказала Хаузер. — «ПАРАЛЛЕЛЬНО С ОХОТОЙ НА УБИЙЦУ-МАНЬЯКА ЦРУ ВЕДЕТ СВОЕ СОБСТВЕННОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ». Не правда ли, броский заголовок?
Продолжая ковырять вилкой в тарелке, Калли боролся с противоречивыми чувствами. Он знал, что не должен Управлению ничего. А если к тому же они солгали ему насчет причины, по которой разыскивают Малика, то и меньше, чем ничего. И уж конечно, он не обязан соблюдать им верность. Но он еще никогда в жизни не нарушал данного слова, и хотя есть все основания подозревать, что эти убийства дело рук Малика, он все же не располагает достоверными доказательствами. Поэтому он не может послать Грегуса и заместителя директора по операциям ко всем чертям.
Они заплатили ему, и он дал им слово. Заключил с ними контракт. Укоренившаяся в Управлении практика умолчания привела к тому, что он не имеет понятия об истинных целях операций, в которых участвует. С этим приходится смириться, потому что таковы принятые правила игры. Но это не имеет ничего общего с защитой национальных интересов. Просто проводится операция, которую можно назвать «Прикрой свою задницу». Но одно дело разыскивать сбежавшего дезертира, подозреваемого в изготовлении фальшивых денег, и совсем другое — ловить убийцу-маньяка; ведь если он, Калли, не сможет его поймать, это повлечет за собой много новых смертей.
Калли посмотрел в упор на Хаузер, обдумывая ее ультиматум. Было ясно, что она ни за что не отступится и ему не удастся убедить ее в ошибочности ее предположений, тем более что все подтверждает ее правоту. Она обладает сильным умом и интуицией и быстро сообразит, что к чему. Да она и так уже догадалась об очень многом. К тому же есть веские, убедительные причины, по которым лучше, чтобы она была рядом с ним и он мог держать ее под контролем. Во всяком случае, до тех пор, пока он не поговорит с тем человеком, который может ответить на его вопросы. И если окажется, что это Малик, он может позвонить Грегусу и похерить всю эту паршивую операцию. Вот тут-то ему очень пригодится репортер «Вашингтон пост». Господи Иисусе! Ведь я же не обязывался, Лу, ловить убийцу-маньяка!
— Хорошо. Пусть так и будет, — сказал он. — Но уговор: если вы будете вместе со мной, то до самого конца. Никаких публикаций, пока мы не установим совершенно точно, что убийца — тот самый человек, которого я разыскиваю.
— Но после того, как мы это установим, я опубликую все, что у меня есть. И вы не будете вмешиваться, так?
— Я? Нет, не буду. Но если окажется, что убийца — Малик, вы должны знать наперед: Управление сделает все возможное, чтобы утаить правду.
— Вы сказали, Малик? Кто такой Малик?
— Джон Малик, так его зовут. По крайней мере с тех пор, как он поселился в этой стране. Несколько лет назад.
— Поселился в этой стране? Значит, я права. Он бывший сотрудник КГБ?
— Перебежчик. Он был нашим агентом в Москве, а я шесть лет курировал его.
Хаузер мысленно улыбнулась. Она умела распознавать тему для великолепного репортажа. А этот репортаж — прямая заявка на Пулитцеровскую премию. Более того, можно рассчитывать, что с нею подпишут контракт на издание книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47