смотри, но не притрагивайся. Бывало, конечно, что его одолевало искушение нарушить это правило, но он сохранил верность жене. Никогда и ни в чем ее не обманывал. Да в этом и не было необходимости: в ней воплощалось все, что он любил, чего хотел. Но Джэнет уже нет, и его неизъяснимо влечет к женщине, чья голова покоится у него на груди. Он хочет ее сильно, очень сильно, а может быть, ему просто нужен кто-то, кто воскресит его к жизни, казалось, навсегда загубленной. Ему нужно тепло и утешение, нужно, чтобы его тоже захотели и отдались ему.
Он взял ее лицо в свои ладони, заглянул ей в глаза, растирая большими пальцами мягкие впадины под ее ушами. Какой-то миг колебался, не в силах преодолеть смущение, затем поцеловал ее, сперва нерешительно, затем, когда она ответила на его поцелуй, страстно. Губы у нее были мягкие, податливые, а ее язык воскрешал в нем что-то нежное, казалось, навсегда позабытое. Она обвила руками его шею, прижалась к нему еще крепче, тихо мурлыча от удовольствия. Руки Калли опустились к ее грудям. Когда его пальцы коснулись ее сосков, она задрожала. Одна из ее рук освободила его шею и стала медленно спускаться по его торсу, затем скользнула между его ног, ласково, ритмически гладя его.
И вот, перестав его целовать, она медленно опустилась на колени, лаская губами его грудь, живот и, наконец, приняв его в себя. Голова Калли откинулась назад, глаза закрылись. Он задрожал и, сам того не желая, тихо и протяжно застонал. Руки Калли покоились на ее затылке, как бы помогая ей принимать его в себя. Продолжая что-то мурлыкать от удовольствия, она вбирала его все глубже и глубже.
И тут Калли вдруг обрел то, что считал навсегда потерянным, — подавляемая так долго страсть вырвалась наружу, унося его прочь от сомнений, страха и боли. Наконец она отпустила его, глядя на него снизу вверх, поднялась на ноги и поцеловала его. Его рука опустилась вниз, к ее промежности, и его палец скользнул внутрь, ощущая мягкую, шелковистую внутреннюю поверхность.
Он взял ее за плечи и медленно, ласково повернул, спиной к себе. Она нагнулась, широко расставив ноги и упершись ладонями в облицованную кафелем стену. Он вошел в нее сзади одним быстрым, уверенным движением. Почувствовал, как она напряглась, и начал двигаться взад и вперед, внутрь и наружу, внутрь и наружу. Охваченные страстью, они двигались в каком-то безукоризненно точном, первозданном ритме, всем своим существом, вплоть до последнего момента, отдаваясь этому движению. Наконец он задрожал, испытав невероятное облегчение, словно сбросив тяжкую ношу, а она прижалась к нему плотнее, чтобы задержать его в себе.
Немного погодя они вновь занялись любовью, на этот раз не с такой судорожной страстью, в постели. Калли не сводил глаз с ее тела, восхищаясь его красотой. Он осторожно притронулся к шраму под ее грудью, потом нагнулся и поцеловал его.
— Пуля прошла как раз под нижним ребром, — сказала Хаузер, гладя его волосы. — Мне повезло, она попала в меня под углом и отрикошетировала. Расколола ребро, порвала мышцы и внутреннюю ткань, но это было все.
Калли сел и показал на пулевой шрам в плече.
— Прага. Восемьдесят второй год.
Затем показал на другой шрам, над бедром.
— Будапешт. Восемьдесят четвертый год.
Хаузер рассмеялась.
— Не кажется ли тебе это извращением? Лежать в постели и сравнивать пулевые ранения?
— Может, это сближает нас?
Хаузер вновь рассмеялась и взглянула на электронные часы, вмонтированные в радиоприемник. Было почти два часа. Они вышли из «Бара Билли» всего час назад.
— Если в течение ближайших тридцати минут мы ничего не услышим от Гримальди, я позвоню ему по радиотелефону.
Калли промолчал.
— Ты же не собираешься в самом деле выйти из игры?
— Нет. Я дал им свое слово, и я его сдержу, — сказал Калли. — Ты была права. Я просто раскис от жалости к себе.
— А не позвонить ли тебе в Управление? У них может оказаться что-нибудь новенькое для тебя.
— Я позвоню Грегусу после того, как мы переговорим с Гримальди.
Он нежно поцеловал ее, и его правая рука снова скользнула вниз.
— Опять? — сказала Хаузер.
— Ты сама начала это.
— Вижу, что я вам нравлюсь. Очень нравлюсь, — шутливо сказала Хаузер, не очень удачно передразнивая речь Салли Филдс при получении ею Оскара.
— Не делай слишком серьезных выводов. Я просидел в тюрьме больше года. После этого все мне кажется замечательным.
Глава 32
Вертолет ФБР «Джет рейнджер» опустился на широкой лужайке около домов преподавателей и общежитий студентов в Блек-Виллидж, во дворе колледжа в Хэмпден-Сидни. Джек Мэттьюз заранее пробовал дозвониться до начальника полиции колледжа Дж. Д. Гатри, но так и не застал его на месте и велел передать, что они с Брейди прибудут в течение часа. Когда они сошли с вертолета, то увидели ожидающего их Гатри.
— Боюсь, вы напрасно прилетели, — крикнул он, стараясь, чтобы они услышали его в шуме все еще вращающихся лопастей. За его медленным, по-южному певучим говором, добродушным выражением лица скрывался острый проницательный ум. — Они уехали.
— Кто уехал?
— Жена и дочь профессора Спирко. Сегодня утром.
— Насовсем?
— Похоже, что так, но точно я не знаю. Их дом вон там.
Гатри отвел Мэттьюза и Брейди к одному из небольших кирпичных домов в колониальном стиле. Широко распахнул переднюю дверь, шагнул в сторону и размашистым жестом пригласил войти.
Громко стуча каблуками по деревянному полу, они переходили из комнаты в комнату. В доме не было ни души. Не было и ни малейших признаков того, что еще недавно тут жили люди.
Брейди показал на оконные проемы в гостиной.
— Они увезли с собой даже карнизы для занавесок.
Мэттьюз опустился на одно колено и пощупал рукой в углу.
— Господи Исусе! Они не только увезли с собой все паласы, но и прошлись по всему дому пылесосом.
— Бьюсь об заклад, что если бы мы стали искать отпечатки пальцев, то ничего бы не нашли.
— Я не видел их отъезда, — сказал Гатри. — Но жена профессора Янклоу, их соседка, говорит, что сегодня утром, в шесть часов, прибыл большой фургон с восемью грузчиками; вывезли все, что только было в доме. К четверти девятого они уже уехали.
— А жена и дочь?
— Уехали еще раньше, на одном из этих больших лимузинов с тонированными стеклами.
— Миссис Спирко не разговаривала перед отъездом с кем-нибудь из своих подруг?
— И слова никому не сказала. Села в лимузин и укатила.
— Никто из соседей не знает, куда она уехала?
— Нет. Я думал, что они быстро устроили похороны, и позвонил в морг: вскрытие было закончено к одиннадцати часам, а в двенадцать пятнадцать за телом уже приехал катафалк. У гробовщика были все необходимые подписи, и коронер отдал им тело.
— Где они его погребли?
— Они его не погребли. Насколько я знаю, во всяком случае.
Мэттьюз посмотрел на Брейди, тот покачал головой.
— Мне нужна копия протокола вскрытия, — сказал Мэттьюз. — Фотографии с места убийства и все, что у вас есть.
— Я так и думал, что они вам понадобятся, — сказал Гатри. — Все это ждет вас в моем кабинете. Хотите поговорить с женой профессора Янклоу?
— Пока нет, — отказался Мэттьюз. — Что вы можете рассказать мне о Спирко?
— Немного, — сказал Гатри. — Он был загадочным человеком.
— Загадочным? В каком смысле?
— После убийства я просмотрел его досье в административном отделе. Он приехал в Хэмпден-Сидни около двух лет назад, из университета Мак-Джилла в Монреале, Канада. Предполагается, что он преподавал там русский язык.
— Предполагается?
— Забавная вещь, — сказал Гатри. — Я позвонил туда, чтобы получить о нем какие-нибудь сведения. Узнать, не было ли у него там каких-нибудь проблем, врагов, например. Хотел поговорить с людьми, которые его знали. У меня сложилось впечатление, что его никто не знал. Досье его есть, и с этим все в порядке, но я связался с лингвистическим факультетом и с факультетом русских исследований, и никто из профессоров не помнил его, даже никогда не слышал о нем, а ведь они проработали там не меньше пятнадцати лет.
— А с бухгалтерией университета вы не связывались?
— Конечно, связался. У них нет ни одного счета на имя Джорджа Спирко. Или он преподавал там бесплатно, или вообще не преподавал. Если бы я любил заключать пари, то поставил бы все свои деньги на то, что он там только числился, но никогда не работал.
— Не сомневаюсь, что вы выиграли бы, — сказал Мэттьюз. — Знает ли коронер название бюро ритуальных услуг, которое прислало катафалк?
— Да, конечно. «Братья Хольт» из Ричмонда. Но это ничего не дает.
— Почему?
— Я уже проверил, — сказал Гатри. — Такого бюро ритуальных услуг в Ричмонде нет. Весьма любопытно, не правда ли?
— Спирко был русским?
— Точно не знаю.
— Он проработал здесь почти два года, и никто ничего о нем не знает? — спросил Мэттьюз.
— Он никому не открывал своих карт. Почти все свободное время играл на виолончели. Жена профессора Янклоу была немного знакома с миссис Спирко, но она говорит, что та всегда замыкалась, как только разговор заходил об их прошлом. То же самое и дочь.
— В здешнем досье нет никаких данных о его родственниках?
— Там записано только одно имя и телефон с указанием: «Позвонить в случае смерти». Имя — Дэвид Хендерсон.
— Вы позвонили по этому номеру?
— Пробовал. Номер принадлежит компании «Глобал демографию», которая находится в Рестоне, штат Вирджиния. Там нет и не было никакого Дэвида Хендерсона. Может быть, номер записан неправильно. У меня не было времени для проверки.
— Не трудитесь. Скорее всего это какая-то подставная компания.
— Компания, которая служит прикрытием для каких-то других целей?
— Да, совершенно верно.
— Как я понимаю, — сказал Гатри, — мы говорим об одном государственном управлении.
— Возможно.
— Вы предполагаете, что смерть профессора Спирко связана с «Трупосоставителем», которого вы разыскиваете?
— Как я уже сказал, шеф, если бы я любил заключать пари...
— Я был бы вам признателен, если бы вы держали меня в курсе происходящего. Мне не нравится, что на мне висит нераскрытое убийство. Первое в этом колледже.
— Хорошо, шеф, спасибо вам за помощь. Я загляну в вам в кабинет, прежде чем уехать.
Мэттьюз кивком головы позвал с собой Брейди и вернулся обратно к вертолету; взял оттуда свой портфель и вынул из него портативный телефон. Отойдя в сторону от вертолета, набрал номер Центрального отделения помощи перебежчикам при ЦРУ. Этот номер он узнал еще раньше в отделе связи Бюро с Управлением.
Джон Куинлан, шеф ЦОПП, хорошо помнил ясные инструкции, которые дал ему заместитель директора по операциям, — любые телефонные запросы о Малике или Спирко должны быть переадресованы по специальной линии, созданной в предвидении обращения со стороны ФБР, Лу Грегусу, в центр операций.
— Джим Монагхэн, — сказал Грегус, используя одно из тех фиктивных имен, которые получают все оперативные сотрудники ЦРУ по завершении их подготовки.
— Говорит специальный агент ФБР Джек Мэттьюз. У нас, кажется, есть одна общая проблема.
— И какая же это проблема, агент Мэттьюз?
— Джон Малик.
— Малик? Это имя ничего мне не говорит.
— Подумайте.
— Подождите одну секунду, я выясню, есть ли в нашей системе человек с таким именем.
Грегус сделал знак Хэку, который по его просьбе слушал разговор через динамик. Тот постучал по клавиатуре своего компьютера, как бы что-то выясняя.
— У нас нет никакого Джона Малика. А в чем, собственно, дело?
— Это один из ваших адаптированных перебежчиков, который оказался маньяком-убийцей.
Грегус помолчал столько, сколько ему казалось нужным, и ответил с убедительными нотками удивления в голосе:
— Не могу в это поверить. Никак не могу. Я не имею права вдаваться в подробности нашей программы, но могу заверить вас, что у нас ведется очень строгий контроль над всеми людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47