— О'кей. Но только не пудри мне мозги. Если ты что-нибудь знаешь об этом психе, который зарезал девушку, выкладывай. Я буду внутри, — сказал Гримальди и пошел прочь.
— Мы должны рассказать ему, Калли, — сказала Хаузер. — И дать ему фото Малика.
— Нет. Во мне все кипит, как и в тебе, когда я вижу, что он вытворяет, но поймать его должен я. Обещаю тебе, что я его поймаю.
— А пока ты будешь его ловить, он убьет кого-нибудь еще? Когда мы договорились с тобой, что я буду молчать, само собой подразумевалось, что он прекратит убийства. В прошлом месяце он убивал по одной девушке каждую неделю, теперь он убивает каждый день. Этого не предусмотрел наш уговор.
Калли понимал, что стоит на зыбкой почве, но не хотел сдаваться.
— Этого не предусмотрел и мой уговор, но мы должны довести дело до конца. Я чувствую, мы вот-вот его поймаем.
— Боже мой, Калли. Ты не можешь допустить, чтобы убийства продолжались. Тони хорошо знает свой участок, у него тут есть осведомители, он знаком со всей этой братией из русской мафии, и у него куда больше шансов захватить Малика, чем у нас или ФБР.
— Послушай. По всей вероятности, Малик приехал сюда, чтобы получить причитающуюся ему долю поддельных денег. И если клише, как утверждает Грегус, находятся у него, это означает, что печатник получил их поздним вечером или сегодня рано утром. На то, чтобы отпечатать деньги, уйдет большая часть дня. Стало быть, Малик пробудет здесь по крайней мере еще несколько часов.
— А если он еще кого-нибудь убьет?
— Малик не подозревает, что мы здесь, но если по всему городу забегают полицейские, показывая всем его фотографию, сразу же узнает об этом. Как пить дать. Если мы призовем на помощь твоего друга, Малик уйдет в глубокое подполье. А получив деньги, бесследно испарится; ищи тогда ветра в поле.
— А если получит деньги, прежде чем мы его найдем, все равно испарится.
— Дай мне еще день, — сказал Калли. — Если я не найду его сегодня, то предупрежу Грегуса, что выхожу из игры, и присоединюсь к Гримальди.
— Ты же сказал, что если к концу дня деньги будут напечатаны, Малик скроется. О чем же мы договариваемся?
Хаузер стояла, глядя на берег. Как ни хотелось ей подготовить сенсационный материал, она больше не могла утаивать информацию, которая помогла бы поймать Малика. Она повернулась спиной к Калли. Ей казалось, что она нашла приемлемый компромисс.
— Договоримся так. Можешь согласиться, можешь — нет. Если не согласишься, я расскажу Тони все, что знаю. Ты дашь ему фотографию Малика с тем условием, что если он отыщет его, ты будешь принимать участие в его захвате. Если ты сам поймаешь его, никаких проблем не будет. Если это сделает Тони... ну что ж, я уверена, что твои друзья в Лэнгли сумеют прикрыть свои задницы. — Она умоляюще заглянула ему в глаза. — Ты должен рассказать ему, Калли, должен договориться с ним о сотрудничестве. Все остальные варианты неприемлемы.
Калли знал, что она права. Вид изувеченной девушки на Брайтон-Бич поставил его лицом к лицу с ужасающей реальностью. Все это уже нельзя было рассматривать как операцию, проводимую Управлением в целях предотвращения утечки важной информации. Он также знал, что Малик никогда не сдастся живым, а его смерть устроит все заинтересованные стороны.
— Но мы ничего не расскажем твоему другу об интересе, проявляемом к этому делу Управлением, а также о прошлом Малика. Идет?
— Идет. Но ты недооцениваешь его. Ты думаешь, он не вычислил, кого ты представляешь?
— Вычислить можно все что угодно. Но получить подтверждение своим предположениям — дело совсем другое.
— Хорошо. Можешь не рассказывать ему, что ты из ЦРУ. Придумай любую легенду, чтобы объяснить свой интерес. Все, что он должен знать, это кого ловить.
— Позови его сюда, — сказал Калли. — Я с ним поговорю.
Через минуту Хаузер вернулась вместе с Гримальди.
— Вы хотите мне что-то сообщить? — спросил он.
— Только сперва мы должны договориться. Я сообщу вам все, что могу, но работать будете вы сами. Не сотрудничая с ФБР.
— Никаких проблем. Я намерен разыскать преступника и не хочу, чтобы расследование превратилось в трехъярусный цирк и серию конференций на высоком уровне.
— И если вы найдете его, я должен присутствовать при захвате.
— Даю слово.
Калли вынул из задернутого «молнией» кармана куртки фотографию Малика, снятую во время его проверки, и вручил ее Гримальди.
— Вот тот преступник, которого вы разыскиваете.
— "Трупосоставитель"?
— Да, это он.
— Вы уверены?
— На все сто.
— И...
— И — что?
— Как его зовут? Какие есть о нем сведения? Что он здесь делает? Откуда вы знаете, где его искать? И все прочее.
— Я не знаю, какое имя он носит сейчас.
— Каково его настоящее имя?
— Вам нет необходимости это знать.
— Почему бы мне не решить самому, что мне надо знать?
— Так не пойдет.
— В самом деле?
— Послушайте, Гримальди. Я готов с вами сотрудничать в той мере, в какой могу, но не разыгрывайте со мной крутого парня и не пытайтесь выжать из меня то, чего я не могу сказать. Если я, в свою очередь, нажму на вас, вы станете рядовым регулировщиком, разъезжающим на мотороллере. Я и так уже рассказал вам больше, чем имею право, поэтому перестанем спорить, чья штука длиннее, и объявим перемирие.
Гримальди пошел на попятный.
— О'кей, но я должен знать, зачем он сюда приехал, только тогда я смогу начать поиски.
— Он был замешан в похищении бумаги для печатания денежных знаков. У нас есть основания полагать, что в его распоряжении есть клише для изготовления фальшивых банкнот. Если это так, он приехал лишь для того, чтобы получить отпечатанные деньги; после этого он сразу же улетучится. Поэтому у нас мало времени. Найдите место, где печатаются деньги, и он в наших руках.
— Сколько еще ваших людей действует в районе, который обслуживает мой полицейский участок?
— Ни одного.
— Вы знаете кого-нибудь из его знакомых здесь?
— Только одного, и мы с Хаузер проследим за ним.
Гримальди пристально посмотрел на фотографию.
— Давно она снята?
— Три года назад.
— Он продолжает носить очки, бороду, усы?
— Вчера вечером был без них.
— Вы видели его вчера вечером?
— Около семи часов. Он столкнул нашу машину с дороги в Вирджинии.
— Не хотите рассказать об этом подробнее?
— Нет, — ответил Калли.
— Я знал, что вы так скажете. Ну, ладно, но только, пожалуйста, ведите себя тихо. Если найдете его, позовите меня. У вас нет тут никаких юридических прав, и я не хочу никаких перестрелок из вестернов в самом центре Брайтон-Бич.
Гримальди повернулся к Хаузер.
— Будь осторожна, Джули. Эти русские — крепкие орешки; колумбийские картели и ямайские группировки, с которыми нам до сих пор приходилось иметь дело, по сравнению с ними просто ребятишки, поющие в хоре. Им помогают накачивать мышцы прежние советские олимпийские чемпионы-тяжелоатлеты, и они сейчас усиленно занимаются вывозом наркотиков, в том числе и героина из бывших советских республик. Парни они умные и крутые, и убить для них все равно что муху прихлопнуть. В этом году на мне висит восемнадцать нераскрытых убийств. Большинство из них были совершены днем, и никто ничего не видел. Мы пробовали расследовать эти убийства, но везде натыкались на закрытые двери. Никто из них не хочет, чтобы его записали в «стукачи», как они называют осведомителей. Ко всему прочему никто из полицейских не знает русского языка; я сам учился на курсах русского языка, но без особого успеха. Единственная фраза, которую мне необходимо было запомнить по-русски: «Я ничего не знаю», потому что этой фразой они отвечают на все вопросы.
Недавно я допрашивал одного из русских. Кое-кому из его друзей не понравилась его компания, и они вывернули ему ногу, как крендель. Я допрашивал его об одном человеке, которого мы подозревали в убийстве. Он засмеялся, показал на свою скрюченную ногу и сказал: «Вы что, поступите со мной хуже, чем они?» Большинство из них побывали в советских тюрьмах, наши тюрьмы для них как загородные пансионы. Они пережили КГБ и ГУЛАГ, не боятся ни нас, ни кого-нибудь другого и прибегают к насилию с большей легкостью, чем любой псих или наркоман, каких тебе или мне приходилось встречать. Почти все наши ребята их побаиваются этим людям ничего не стоит вырезать или перестрелять всю семью полицейского.
— Картина ясна, — сказала Хаузер.
— Даже не думайте справиться с ними сами, — сказал Гримальди, вручая ей свою визитную карточку. — На обороте — телефон моего радиопейджера. Сообщайте мне о каждом пустяке.
Гримальди посмотрел на Калли.
— Вы не хотите ничего добавить об этом парне?
— Хочу. Все, что вы сказали, относится и к нему в еще большей степени, чем к другим. Никакого сравнения с психами, с которыми вам приходится иметь дело. Он ни за что не дастся вам в руки, поэтому забудьте о всяких ваших правилах. Стреляйте первыми, и стреляйте на поражение, я гарантирую вам, что его не удастся захватить живым.
— Вы знаете этого парня?
— Лучше, чем хотелось бы.
— Тогда ответьте: он сотрудник ЦРУ или бывший сотрудник ЦРУ?
— Нет, он не сотрудник, — вмешалась Хаузер.
— Но вы-то сотрудник ЦРУ, верно? — настаивал Гримальди.
Калли ничего не ответил.
— О'кей, не хотите сказать, не надо. Обойдем это, как вы сказали, молчанием.
— Хорошо. Потому что я все равно ничего не отвечу.
— Никакой пальбы. Как только вы узнаете что-нибудь новое, позвоните мне. Договорились?
— Договорились, — ответил Калли, зная, что вряд ли им представится возможность выполнить эту просьбу. — Так же поступайте и вы.
Хаузер накарябала на листке номер своего радиотелефона и вручила его Гримальди.
— Телефон у меня в сумке. Я буду вместе с Калли.
Гримальди взял листок.
— Помни, Джули. Не играй ни в какие игры с этими людьми. — И с этими словами он повернулся и пошел обратно к киоску.
— Ты была хорошим полицейским? — спросил Калли у Хаузер, когда они покинули причал и возвратились к машине.
— Думаю, да.
— Почему же ты ушла?
— Это долгая история.
— Расскажи мне о ней.
— Как-нибудь в другой раз. — Ее тон не оставлял сомнения, что тема исчерпана.
— О'Крюгер? — сказал Калли.
— Что?
— Гримальди назвал тебя старушкой О'Крюгер.
Хаузер улыбнулась.
— Я полуирландка, полунемка.
— Плохое сочетание. Напился в стельку и с песней «Залив Гэлуэй» вторгся в Польшу.
Глава 28
Из окна кафе на Брайтон-Бич-авеню был хорошо виден вход в ресторан «Гардения» на другой стороне улицы. В этот воскресный день ресторан открылся довольно поздно, всего полчаса назад, и Калли с Хаузер сидели в ожидании, пока он достаточно наполнится. В почти пустом ресторане их появление неизбежно привлекло бы к себе излишнее внимание.
Когда Калли и Хаузер вышли из кафе и стали пересекать улицу, направляясь к ресторану, над головой у них загрохотал сабвей, в темное ущелье улицы посыпался сноп искр. По обеим сторонам улицы на витринах были подняты железные жалюзи, и тротуары заполнились тучными, ширококостными мужчинами и приземистыми, плотно сбитыми женщинами. У всех был ярко выраженный славянский тип лица, все были в кричаще ярких полиэстеровых одеждах и лакированной коже; все несли полные сумки свежих фруктов и овощей и разнообразные продукты из ломящихся от изобилия магазинов, которых они никогда не видели у себя на родине.
Казалось, они находились в замкнутом этническом мирке, негостеприимном ко всем посторонним; это впечатление усугублялось грубыми, гортанными звуками русского языка, едва ли не единственного, на котором здесь разговаривали. Калли мог бы поклясться, что находится в прежнем Советском Союзе, в Москве или в Киеве, или в приморской Одессе, если бы не обилие товаров в магазинах и непрерывный поток машин.
Владелец ресторана, он же и управляющий, своими блестящими глазами и круглым розовощеким лицом походил на херувима и казался воплощением дружелюбия и приветливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47