У него была белая грубая пористая кожа, как у многих выходцев из Восточной Европы. Глаза у него были серые, пристально вглядывавшиеся в меня. Внезапно он коротко хохотнул.
- Вы довольны, мистер Нистром?
- Доволен? Чем?
- Просто вы, наверное, ждали такого допроса, и я не стал вас разочаровывать. - Я промолчал, и он продолжил: - Нас, конечно же, интересует собачий ошейник. Нам известно, что во всех пяти облатках дезинформация. Четыре из них были сфабрикованы молодыми людьми в их занятной лаборатории, а пятая - мною. Разумеется, я лично распорядился информацией, полученной от пятого курьера. Предыдущие материалы я получил от молодых людей. Они держали их в фургоне, в хитро встроенном сейфе, местонахождение которого я убедил их раскрыть.
Он вытащил бумажный конвертик из кармана своей толстой шерстяной рубашки и высыпал себе на ладонь пять облаток из фольги.
Мне не говорили, какие фокусы совершались в "лаборатории на колесах", но я сильно подозреваю, что это была обыкновенная подмена дисков, каковую можно осуществить в любом седане. Но, разумеется, в Вашингтоне привыкли действовать иначе. Хольц снова положил диски в конверт, а конверт в карман.
- Убедили, - повторил я. - Если не секрет, кого же из двоих вы убедили? Хольц улыбнулся и сказал:
- Глупый вопрос. Сразу видно, что из них двоих рыжебородый - более крепкий. Это делается самоочевидным, как только тебе начинают объяснять, что такое даром не пройдет. Ясно, что это не просто осел, но и слабак. Рыжебородый помалкивал, а его приятель надрывался, обещая нам страшные кары. Поэтому мы начали с него. Мы быстро его уговорили, и он рассказал нам все - или почти все.
- Чего же он вам не сказал?
- Он ничего не рассказал нам о вас, мистер Нистром. Что касается неодушевленных предметов, он был готов на все, а вот людей, как он выразился, предавать он не собирался. Тут уж возникал вопрос принципов. - Хольц издал короткий смешок и уставился на меня. - Эти молодые люди обожают рассуждать о принципах. Вы часом не страдаете от этого же недуга, мистер Нистром?
- Нет, конечно. Я потерял последние принципы много лет назад. А что вас интересует?
- Ошейник. Опять же из чистого любопытства. Хотелось бы знать, где он.
- Честное слово, не знаю, - сказал я, и это было почти правдой. Я мог строить догадки, но все же это были лишь догадки.
Хольц смотрел на меня с минуту, потом пожал могучими плечами.
- Ладно, поверим. Ну, а как насчет вашего настоящего имени?
- С удовольствием. - В конце концов, если он не узнает это от меня, то ему расскажет Либби. Я же могу, по крайней мере, заработать очко за откровенность. - Я Мэттью Хелм. А кодовое имя - Эрик.
- Ну, конечно, я чувствовал, что тут что-то знакомое...
Он замолчал. Наступило довольно долгое молчание. Пора бы ему, наконец, понять, что к чему. Мое профессиональное самолюбие получило удар. Я считал, что в кругах, в которых вращался Хольц, я был известен очень даже неплохо.
- Да, я о вас слышал, - наконец признал он. Я промолчал, и Хольц продолжил: - Насколько я помню ваше досье, вы не занимаетесь контрразведкой. Что же вас сюда принесло?
- Другой фирме понадобился двойник, чтобы заменить покойника. Им потребовался надежный агент ростом шесть футов четыре дюйма, вес сто девяносто фунтов, с голубыми глазами и светлыми волосами. Компьютер поднатужился и изрыгнул мое имя. Мне покрасили волосы, и вот я теперь Грант Нистром, к вашим услугам.
Хольц не перебивал меня, но и слушал без особого внимания. Прищурившись, он смотрел на меня и, похоже, нутром почуял, с какой целью я здесь оказался. Я также понял, что он не станет действовать, подчиняясь этому голосу души, потому как и у него была своя профессиональная гордость.
Самым естественным поступком для него было бы вытащить свой маленький пистолетик или зарядить пушку побольше и пристрелить меня на месте. Но если он решился бы на такое, я, расставаясь с жизнью, мог бы подумать, что он испугался агента по имени Мэтт Хелм. Или же он сам мог подумать, что боится меня, а это его не устраивало. Поэтому он решил не менять своей тактики. Что ж, у каждого из нас имеются свои слабости - будь то профессиональная гордость или собаки.
- А дама? - осведомился Хольц. Я рассказал ему то, что услышал от Либби, пытаясь понять, как он на это отреагирует.
- Она вроде бы работает на ту же фирму, к которой принадлежат рыжебородый и его разговорчивый приятель - они-то, собственно, и наняли меня сыграть роль. Кажется, ее внедрили в вашу сан-францисскую сеть. Она завербовала для них Нистрома - настоящего Нистрома. Подвергла его сексуальной обработке, и это принесло свои плоды. Она держала его под своим контролем и выдаивала из него всю ту информацию, которую не могла получить, оставаясь надежным членом ячейки. Когда его убили, возможно, она-то и предложила найти ему замену-двойника, но это мои догадки. Она поехала на север по своему почину, чтобы помочь мне лучше отыграть спектакль. В Сиэтле, как вы, наверное, знаете, она весьма выручила меня.
- Да, - сказал Хольц, - но наш человек Стоттман, кажется, не клюнул на это?
- Нет, не клюнул, - согласился я, - но ему сразу удалось довести эту информацию до вашего сведения - через Пита. Я не могу назвать вам настоящее имя дамы - она мне его не сообщала.
Хольц кивнул головой, похоже, удовлетворенный информацией. Потом на его лице появилась легкая улыбка.
- Вы опытный профессионал - и все же легко попались, мистер Хелм.
- Увлекся, - отозвался я, пожимая плечами. Тут он сказал очень странную вещь. Сказал тихим голосом, медленно:
- Одиночество - страшная вещь, дружище. Я не знал, что на это ответить. Какое-то время мы молчали. Я слышал, как ночной ветер шелестит листвой деревьев. Брезент палатки заколыхался, потом все успокоилось. Старик индеец подбросил в огонь хвороста и загремел заслонками, чтобы жар не уходил впустую.
- Однажды я оказался в тюрьме, мистер Хелм, - сказал Хольц. - Собственно, я бывал в тюрьмах не раз, но тогда это было сделано нами умышленно. Мне было поручено найти и успокоить одного заключенного. Сначала они посадили меня в одиночку - чтобы немножко понаблюдать. Тюрьма не отличалась чистотой и ухоженностью. Среди прочего там были крысы. Одна из них считала мою камеру своей территорией. Шли недели, и мы подружились. Это помогало коротать время. Однажды в камеру неожиданно вошел охранник. Моя подруга крыса за это время утратила страх перед человеком. Кроме того, она успела усвоить, что посетитель означает пищу. Крыса подошла к охраннику слишком близко, и тот прихлопнул ее ногой - одним ударом. Он пришел специально, чтобы лишить меня того общения, которое у меня было. Я за это его убил.
Я молчал. Вскоре Хольц заговорил опять:
- Я ничего не мог с собой поделать, мистер Хелм. Я нанес один-единственный удар, и этого было достаточно. Это был удар, который мне в моей роли вовсе не полагалось знать. Меня сразу же расшифровали. Это чуть было не стоило мне жизни, ну и, разумеется, я завалил задание. А все из-за маленькой грязной крысы.
Снова наступило молчание. Я по-прежнему не отвечал. Я был готов выслушать его до конца. Впрочем, я и так уже понял много. Я понял, откуда у него эта тихая грустная речь. Я понял, что имею дело с человеком, который слишком давно работает в нашей области. Он мягко сказал:
- Я просто объясняю вам, почему я понял, что вы отзоветесь на вой собаки, после того как провели вместе неделю. У нас печальная неблагодарная работа, мистер Хелм, и мы вынуждены довольствоваться тем обществом, которое имеем, не правда ли? - Немного помолчав, он быстро продолжил: - Сейчас Джек отведет вас в вашу палатку. Если вы не попытаетесь сбежать, то доживете, по крайней мере, до прибытия самолета - завтра днем. Не исключено, что кто-то захочет задать вам или вашей спутнице дополнительные вопросы. Ваш спектакль доставил им немало волнений. Возможно, кого-то из вас даже захватят с собой для новых допросов, но я бы не очень на это рассчитывал. Спокойной ночи, мистер Хелм. - Я подошел к выходу, возле которого, словно по вызову, тотчас же вырос Джек. Тут Хольц снова подал голос: - Да, еще одна мелочь.
Он подошел ко мне и с легкой улыбкой сказал:
- Я теперь вспомнил ваше досье. Пожалуй, мы заберем у вас ремень. Поскольку вы никуда не собираетесь, то у вас не будет проблем с брюками.
Что ж, этого следовало ожидать. В наши дни фокус с ремнем может одурачить разве что дилетантов, а он при всей своей печали был кем угодно, но не дилетантом. Вернувшись в палатку, я рассказал Либби все, что ей полагалось знать. Нас накормили и дали нам кусок брезента вместо простынь и пару одеял. Мы тесно прижались друг к другу, чтобы лучше согреться, и лежали так, слушая, как дождь барабанит по крыше палатки.
- Мэтт!
- Да?
- Он не спрашивал про ошейник?
- Спрашивал. Я сказал, что не знаю, где он.
- Наверное, он устроит мне утром допрос насчет ошейника, - вздохнула Либби. - Очень приятно... У тебя не появилось никаких гениальных соображений, как отсюда выбраться?
- Нет, - сказал я. - Чего нет, того нет. Теперь, когда я лишился ремня, возможности мои и вовсе уменьшились. Правда, можно было как-то воспользоваться слабостью, выказанной Хольцем в нашей беседе, но пока я никак не мог подобрать к нему соответствующий ключик.
Я лежал рядом с Либби и пытался понять, кто она такая на самом деле. Пообщавшись с Хольцем, я понял, что она не находилась с ним в контакте. Мое настоящее имя оказалось для него сюрпризом. Либби же узнала его несколько дней назад.
Похоже, я вскоре заснул, потому что следующий момент, который я вспомнил, был связан с появлением в палатке чего-то похожего на снаряд, и что-то холодное и мокрое стало лизать мне щеку.
Глава 28
Пес был на седьмом небе от счастья. Наконец-то он снова меня нашел. Он облизал всего меня и принялся за Либби. Она пробудилась и ахнула.
- Господи, что это...
- Тес! - зашипел я. - Это всего-навсего Хэнк. Успокойся, Принц Ганнибал, а то сюда все сбегутся.
- Он что, следовал за нами по пятам всю дорогу? - недоверчиво осведомилась Либби. - Вот это да! До этой бензоколонки отсюда миль сорок-пятьдесят... Ой, ну, убери его от меня.
- Хэнк, лежать, - прошептал я псу. - Тихо, старина.
Да, было чему удивляться. Хэнк проделал путь миль в двадцать по шоссе за нашими машинами, а потом почти еще столько же по жуткой пересеченной местности, где было все - грязь, вода, болота, камни.
Это было как в книжках. Лесси возвращается домой... Тут было от чего уронить слезу-другую. Друг человека проявлял себя с самой трогательной стороны. Я бы не поверил этому, если бы мне это рассказали, даже если бы Хэнк был ищейкой, специально натренированной на беглых каторжниках, но он не был ищейкой, он был натренирован на дичь. Но если кто-то и надеялся, что я клюну на такую сентиментальную наживку, я не собирался его разочаровывать.
- Эй, что там происходит? - услышал я голос Джека. Я услышал, как он бежит к палатке. На раздумья времени не оставалось, и я принял решение. Приняв кое-как сидячее положение, я сказал:
- Дичь, Хэнк! Дичь!
Не существует команды, с помощью которой можно заставить охотничью собаку убраться из того замкнутого пространства, где его могут загнать в угол и убить. Его надо послать что-то принести, но даже в темноте я увидел удивленную морду Хэнка, никак не способного взять в толк, где тут может быть птица. Шаги Джека послышались уже у самой палатки.
- Давай, беги, - сказал я. - Хэнк!
Он был выучен таким образом, что его имя служило сигналом для старта. Недолго думая, пес ринулся туда, куда я указал рукой. Он выскочил из палатки, как раз когда Джек уже был совсем рядом. Я услышал, как он споткнулся и выругался. Затем раздался голос Хольца:
- Что там происходит, Джек?
- Собака, мистер Вуд. Та самая...
- Ты рехнулся. Откуда ей здесь быть?
- Ну, это что-то покрупнее белки и поменьше волка. Вон, глядите там, за поленницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35