Томагоччи номер два что-то булькнул в ответ.
– Говорит, что она его любит, – перевел Стеф.
Первый томагоччи забормотал снова.
– Они разговаривают друг с другом. Разве не прелесть? – Стеф стиснул мою руку. – Кэт, а что у тебя с глазом?
– Это такая же прелесть, как если бы друг на друга бибикали два будильника.
Официант принес мой «Хайнекен», и я отпила большой глоток.
– Что с глазом, Кэт?
– Разногласия с шотландской барменшей, – буркнула я.
Стеф расхохотался:
– Ну ты даешь! – И кивком указал на меня Джимми: – Какова?
Затрезвонил телефон. Сначала я решила, что это один из моих, но мои не наигрывают песенки! Ненавижу мелодии на мобилах. Это не лучше, чем музыкальные дверные звонки или музыкальные лифты. Мгновенная ушная лоботомия. Я сморщилась от отвращения, когда Джимми достал свою «Моторолу».
– Да? – Бессмысленное выражение исчезло с его лица, он весь засветился. – Да, так чего там, браток? Да? Завтра? Во сколько?
Я заметила, как напрягся Стеф. Томагоччи махали друг на друга кургузыми крылышками и хлопали ресницами.
– Конечно. Ага. До скорого. – Закончив разговор, Джимми запихнул «Моторолу» обратно в карман. Что-то мне здесь не нравилось.
– Завтра? – переспросил Стеф.
– Ага. Полпервого, – отозвался Джимми.
– Ах черт. Полпервого меня не будет. Ты почему не дал мне самому с ним поговорить?
Джимми отмахнулся:
– Остынь. Я-то буду. Уж как-нибудь справлюсь.
Стеф кивнул и глотнул пива.
С чем справишься? – подмывало меня спросить. Но не учинять же Джимми допрос прямо здесь.
Прибыла моя ягнятина. Ну, допустим, это был цыпленок, но делать мне больше нечего, кроме как жаловаться.
Томагоччи, похоже, готовились к случке.
– Вы уже сплавили остальных? – спросила я.
– Не-а, – сказал Джимми. – Беда в том, что это старая модель. Их уже никто не хочет. Всем подавай новеньких – Тинни, Динни или как их там.
– Нас накололи, – добавил Стеф.
– В самом деле? Какая неожиданность. – Я так и не смогла сдержать сарказм.
А томагоччи тем временем совсем разошлись.
– Вот, пожалуйста, – вздохнул Стеф. – Это бывает, если оставить их без присмотра. Они съезжают с катушек.
Когда я впервые увидела Стефа, он удирал по Саут-Банк от двух амбалов, каждый из которых был крупнее его по крайней мере вдвое. Я как раз остановилась посмотреть, не спустило ли левое колесо. Поднимаю голову и вижу худенькую фигурку, размахивающую руками будто цепами. Парень с перевернутым лицом и безумными глазами несся на меня и вопил:
– Они хотят меня убить! Они меня убьют!
Я не сразу увидела преследователей. Было воскресенье, и на открытой сцене у Королевского фестивального зала играл оркестр. Вокруг болталась уйма народу. Но потом я заметила двух мордоворотов, ломившихся сквозь толпу, увидела выражение их поросячьих глазок, услышала, как громыхают ботинки по ступенькам, по тротуару…
Блондинчик притормозил возле меня, согнулся пополам в приступе кашля. Похоже было, что его вот-вот вывернет наизнанку.
– Пожалуйста… – И это все, что он сумел выговорить.
Я распахнула дверцу кеба:
– Залезай.
Дурачок хохотал и показывал амбалам средний палец, когда мы рванули с места.
– Куда? – спросила я, отъехав достаточно далеко.
– Мэйд-Вейл.
Всю дорогу Блондинчик названивал по мобильнику. Я пыталась подслушивать, но так и не уловила ничего вразумительного в потоке шуточек. Так и тянуло спросить, зачем эти мордовороты за ним гонялись, но парень с головой ушел в свою болтовню.
Наконец он сказал, чтобы я пару раз повернула направо, а потом налево, – и мы затормозили у элегантного дома двадцатых годов. Я взглянула на счетчик:
– Десять шестьдесят.
Панику на лице Блондинчика я заметила сразу и заблокировала дверь за секунду до того, как он схватился за ручку. Надо было сообразить, что это кидала, но слишком уж меня заинтриговала сама ситуация, да и не хотелось оставлять его на съедение этим гориллам. Днем таких подвохов обычно не бывает – потому и расслабилась. Кидают, как правило, в ночное время.
– Это так ты меня благодаришь за то, что я твою шкуру спасла?
– Извини, это не то, что ты думаешь… Я и не собирался… – У Блондинчика по крайней мере хватило совести смутиться.
Я повернулась к нему:
– Сколько у тебя при себе?
– Ну… – Он пошарил по карманам джинсов, а потом беспомощно улыбнулся, и белокурые пряди упали ему на глаза.
– К банкомату едем или как?
– У меня нет с собой карточки. Она в квартире… Если позволишь мне за ней сходить…
Этот недоносок серьезно думает, что я вчера на свет родилась?
– Похоже, у нас маленькая проблема. Скажи, как ты собирался со мной расплачиваться?
Блондинчик заерзал.
– Видишь ли, когда я убегал от тех парней, мне пришлось бросить все деньги.
Теперь я уже больше веселилась, чем злилась, но не хотела, чтобы маленький шельмец это понял.
– Слушай, детка, когда я начну с тобой разбираться, ты пожалеешь, что не остался с теми баранами.
– Ну, давай мы как-нибудь… Я ведь могу все уладить? Что, если я позвоню? Скажу, чтобы принесли деньги?
– Полагаешь, я с тобой весь день сидеть буду?
– Нет, я… э-э… Я в курсе, у тебя каждая минута на вес золота… – Он отчаянно скреб в затылке и таращился в окно; на лице явственно отражалось желание очутиться где-нибудь на улице, а не торчать тут со мной взаперти. – Понимаешь, – продолжал он, – я поставляю качественные товары для таксистов, таких же, как ты. Вообще-то я как раз тихо-мирно сбывал свой товар, когда два этих крупных джентльмена на что-то обиделись и решили меня убить…
– А что именно ты сбывал?
– Чехлы для сидений. У меня дома еще есть. Может, согласишься взять вместо… Да нет, вижу, что не согласишься.
Он говорил – а я улавливала интонации, несвойственные обычному торговцу. А если приглядеться к форме подбородка, к изгибу рта… На девяносто девять процентов уверена, что наш «крутой кокни» – мальчик из богатой семьи и с хорошим образованием.
– А как насчет платы натурой? – Блондинчик нервно хихикнул.
– Идет.
– Что?! – Он чуть не обделался со страху.
Квартира, как я позже выяснила, принадлежала его матери. Она переехала с новым мужем в Саффолк и разрешила сыну безвозмездно пожить там, пока квартира не будет продана. Фотография матери Стефа с супругом стояла на каминной полке. Она немного напоминала мою маму. А несколькими днями позже в «Крокодиле» Стив Эмбли поведал мне историю о Фреде Зеффи. Фред крутит баранку, но в основном торгует на рынке – это выгоднее. И однажды на Саут-Банк какой-то безмозглый маленький поганец попытался впарить ему чехлы. Беда в том, что Фред узнал те самые чехлы, которые у него сперли недавно. И чехлами дело не ограничилось. Фред обнаружил пропажу еще кое-какого добра. Он тотчас рванул на стоянку – взять на подмогу кого-нибудь из приятелей. Но, когда вернулся, коротышки и след простыл. Осталось только несколько сваленных в кучу чехлов.
Стеф потянулся с кровати за бутылкой «Джека Дэниэлса» и нашел ее без труда, хотя мы и лежали в кромешной темноте. Сделал глоток и передал бутылку мне. Огненная вода согрела меня – и развязала язык.
– Что это был за разговор по мобильнику, а, Стеф? Что у вас творится?
– Тебе это не интересно.
Был бы свет включен – заглянула бы ему в глаза.
– Нет, интересно.
– Могут у меня быть свои секреты? У тебя их вон сколько.
– Ничего подобного! Это просто моя природная загадочность.
– Да-да, Кэт, конечно, – хмыкнул Стеф.
– Ну ладно, расскажи. Это как-то связано с тем вином?
– Э-э… Ну… В общем, да.
Теперь мне уже не нужно было смотреть ему в глаза.
– Врешь. – Я отдала Стефу бутылку, и он отпил еще глоток. – Выкладывай.
Раздался вздох.
– Так и быть. Только уговор: секрет за секрет.
– Ладно. Ты первый.
Стеф прочистил горло, выдержал паузу.
– Это совсем другое дело, – разродился он наконец. – Прибыльное. Минимум усилий, максимум выгоды.
– Что ты должен делать?
Молчание. В комнате стояла такая темень, что я ничего не могла разглядеть, хотя глаза уже должны были привыкнуть. Я почти чувствовала, как расширяются зрачки. Темнота обретала вес и цвет – пурпурный.
– Приходит человек, приносит деньги. Мы держим их у себя одну неделю. Потом он возвращается и забирает их. Мы получаем свою долю.
– Что за человек? Сколько денег?
– По-разному. Завтра, наверное, миллион. В следующий раз может быть больше.
– И сколько вы получите?
– Десять тысяч на троих.
Все кружится. Нужно, чтобы зрение зацепилось за что-то, но все заслоняет тьма. Снова глотаю виски – и захожусь в кашле.
– Стеф, это еще что за хренотень?
– Тш-ш. Не гони волну. Я не знаю, понятно?
Я пыталась зажечь свет, но не могла нашарить выключатель. И притворяться спокойной тоже не могла.
– Стеф, не впутывайся в это! Тут какая-то крутая лажа! С чего тебе будут отваливать десять тысяч только за то, что ты подержишь у себя чужие деньги? А у себя они их почему хранить не могут? Да кто они такие вообще?
– Без понятия. Их Эдди знает.
– Стеф, ты лопух!
За дверью заскрипели половицы. Стеф накрыл мою руку ладонью, и я тотчас вцепилась в нее.
– Кто там? – крикнул Стеф.
– Эй, давай ты уймешься и будешь свои семейные проблемы утром решать? – послышался знакомый голос. – А то некоторым тут поспать приспичило.
– Да, Эдди, извини.
Половицы заскрипели снова: Эдди уходил. Я выждала минуту, не меньше.
– Как по-твоему, он слышал?
Раздался щелчок, и комнату залил свет. Стеф включил лампу со своей стороны кровати. Взбудораженный, он обернулся ко мне и зашептал:
– Кэт, что ты со мной делаешь? Не думаю, что он слышал. Если б слышал – довел бы до нашего сведения.
– Стеф, извини, правда, извини. Чего я меньше всего хотела – так это чтобы вы с Эдди из-за меня поссорились, но…
– Все. – Он предостерегающе поднял руку. Наэлектризованные волоски казались пушистым золотым ореолом. Лицо Стефа смягчилось, он погладил мою грудь. – Кэт, ты должна понять: это и есть моя работа. И я прекрасно знаю, что делаю. Если ты не бросишь свои штучки, я просто перестану тебе рассказывать. Ты спросила – я ответил. Лады?
Я помедлила. Хотелось бы еще кое-что узнать, но я сама же все испортила.
– Лады…
– Правильно. – На его лице снова сияла улыбка. – А теперь выкладывай свой секрет.
– Ох, Стеф…
Он поцеловал меня, и я снова вдохнула этот восхитительный аромат чернил.
– Кэт, почему ты последнее время такая грустная? Что-то случилось, да? Я это понял по твоему лицу еще в прошлый раз, и сегодня опять та же история.
– Не знаю, о чем ты.
– Знаешь. – Его глаза совсем рядом. Светлая-светлая голубизна.
– Дай-ка еще виски.
Стеф протянул мне бутылку, потом забрал.
– Это из-за моей матери.
– Твоей матери?
– Да. Скоро годовщина ее смерти. Мне это покоя не дает.
– Что-то вроде призраков? – Вид у Стефа был озадаченный.
– Нет, что ты. Просто мне не по себе, вот и все. И никакого секрета здесь нет.
Он коснулся моего лица – и рука его замерла.
Сон для меня опасен. Я не могу больше доверять собственной голове. В 5.30 утра я снова была в пути. Руль скользил во вспотевших ладонях, пересохшее горло горело, а взгляд был такой дикий, что я испугалась собственного отражения в окне. Обычно после сна очень кстати оказывается успокаивающий массаж Стефа, но в этот раз я сделала ноги, едва выбравшись из кровати. То ли будить Стефа было совестно после того, как сама же изводила его допоздна этими секретами, то ли просто хотелось остаться одной. Цвет словно электрошок разрывает голову, выматывает нервы, обостряет все чувства. Готова поклясться, что от меня пахнет паленым, когда я вырываюсь из этого сна.
Огонек включен не был, но я невольно притормозила возле девчонки, голосовавшей у Тауэрского моста. Стекло опустилось, и я увидела размазанную косметику и полные боли глаза.
– До Пимлико не подвезете?
Голос усталый.
Я кивнула. Она забралась в машину, и мы двинулись в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40