– Нет!
– Ну что ж… приходи завтра в восемь вечера в «Омар». Я же должен ликвидировать некоторые дела, как-то объясниться с женщиной, с которой живу…
Это ведь целые сутки… на что они ему? Вообще-то ему действительно надо как-то собраться.
– Ну ладно, – милостиво согласилась я. – Только помни, это не блеф, я прекрасно знаю, что ты гангстер, поэтому подстраховалась на все случаи. И заруби себе на носу: с моей матерью у тебя нет больше никаких дел. Исчезнешь тихо, по-английски. За тебя попрощается Омерович, когда будет убираться из нашего дома.
Из «Омара» я летела как на крыльях, чувствуя, что избавилась от кошмара, который мучил меня все эти долгие месяцы.
Но следующим вечером, ровно в семь часов, зазвонил телефон… Я хорошо запомнила время. Этот звонок мне не забыть никогда…
ПРОКУРОР
Мария Заславская приняла меня без удивления, словно ждала. Собралась она за пять минут, будто куда-то торопилась. Я понял ее. Она не хотела встречаться с домашними.
Но избежать этого не удалось. В гостиную вошла домработница и смерила меня подозрительным взглядом.
– Пани когда вернется? – обратилась она к хозяйке, хотя смотрела только на меня.
Заславская беспомощно молчала.
– Пани едет в прокуратуру и какое-то время там пробудет.
Сколько же ненависти было во взгляде старой женщины! По щекам ее градом покатились слезы.
– А что мне пану сказать, коли позвонит? Что я мог ей ответить! Если б можно было что-нибудь скрыть! Неужели эта, как там ее… Анеля ничего не понимает? Я разозлился. Можно подумать, это я виноват, что их мир рухнул! Мне было искренне жаль и профессора Заславского, и юную Доротку. Почему-то от этой жалости я еще больше злился и на себя, и на Заславскую.
– Можете сказать ему все, что угодно, это не мое дело, – буркнул я. – Я не собираюсь звонить профессору в Париж.
– Ах ты такой-сякой, я ему все равно правды не скажу, наша пани ни в чем не виновата, пока пан вернется, все уже уладится. Сам пан убедится, коли Бог у него в сердце есть!
– Анеля… если муж позвонит… скажи ему, что я уехала… на неделю в Закопане… А теперь иди, милая, иди… позаботься о Дороте! – выдавила Заславская.
«На что она рассчитывает?» – подумалось мне. Заславская открыла секретер.
– А ну отдайте! – Я схватил ее за руку. Тень улыбки на миг скользнула по ее лицу.
Заславская была очень бледна, под черными, неестественно блестящими глазами залегли голубые тени. Глаза занимали пол-лица. Она показалась мне еще красивее, чем в первый раз.
– У меня было достаточно времени, чтобы покончить с собой, и никто не смог бы мне помешать. Я этого не сделала, потому что умершие всегда неправы. Пожалуйста! – она подала мне пузырек с таблетками. – Мне понадобится поддержка…
Что тут – спокойствие, расчетливость или фатализм? Я не понимал эту женщину.
– Умоляю вас по возможности пощадить мужа и дочь. Они не заслужили такой жестокой участи.
Когда мы оказались в прокуратуре, Заславская попросила фенактил – то самое лекарство, которое я у нее отобрал.
При ней я позвонил в милицию, чтобы доставили гардеробщика и официанта из забегаловки с головоломной лестницей. Не сводя с Заславской взгляда, я продиктовал название ресторана.
– Не надо, – тихо сказала она. – Да, это я была там и я привела этого пьяного мужчину…
Передо мной сидела жена профессора юриспруденции, интеллигентная, рафинированная женщина, и рассказывала, как однажды вечером она отправилась в первую попавшуюся забегаловку, заманила одного из пьяных посетителей в квартиру Владислава Банащака, а потом улизнула оттуда под предлогом пополнить запасы спиртного…
У меня в голове не укладывалось. Казалось, время вдруг повернуло вспять и утонченная, образованная дама снова стала Жемчужиной, портовой девкой, которую совершенно не интересует, что произошло с беднягой, влипшим по ее милости в историю с убийством. Заславская привела его в квартиру Банащака с одной-единственной целью: чтобы свалить на чужого человека убийство, которое совершила сама.
Бог мой, да не каждая шлюха столь бессердечна и хладнокровна!
И все-таки почему-то я внутренне противился этой версии, такой логичной и простой. Это было совершенно иррациональное чувство. Может, виной всему симпатия, которую я невольно испытывал к этой красивой и гордой женщине? Не знаю. Как бы то ни было, несмотря на более чем убедительные улики и отличный мотив, мне не верилось, что Заславская – убийца.
А возможно, причиной моих сомнений являлось именно то, что слишком уж гладко все выходило? История казалась складной, чересчур складной…
Сомнения сомнениями, но Заславская не отрицала, что заманила Хмелика в квартиру Банащака, где потом обнаружили труп хозяина. Этот факт был доказан.
Но зачем ей это понадобилось, если не она убила Банащака?!
Я сообщил Заславской, что давно знаю о ее прошлом. И она снова удивила меня: низко склонила голову, щеки пошли красными пятнами.
Непостижимо! Минуту назад эта женщина равнодушно рассказывала о своей встрече с Хмеликом, о том, что изображала особу легкого поведения, но стоило упомянуть о делах давно минувших дней, как она заливается стыдливым румянцем! В поведении Марии Заславской было слишком много противоречий.
Одно я сознавал совершенно ясно: если бы пани Заславская не стыдилась своего прошлого, она вряд ли бы сидела теперь в кабинете прокурора и вряд ли бы фигурировала в качестве подозреваемой в убийстве.
– Тогда вы знаете, кем был для меня в те годы Владислав Банащак, – выдавила она наконец. – Я не видела его много лет, он появился несколько месяцев назад, тогда все и началось…
Я кивнул, хотя все это было для меня новостью.
– Как получилось, что в тот вечер вы оказались в квартире Банащака?
– Он позвонил мне… То есть не он, а какой-то человек по его просьбе.
– Женщина или мужчина?
– Вы не поверите, но я не знаю… Какой-то странный, писклявый голос.
Бригиде Костшице тоже кто-то звонил, она утверждала, что ее вызвал Банащак, но вскрытие показало, что Банащак к тому времени уже был мертв. Должно быть, барменша пыталась создать себе алиби столь неубедительной ложью. Или же… или же она говорила правду и ей действительно кто-то позвонил… А что, если и ей, и Заславской звонил один и тот же человек?
– А что было дальше?
После телефонного звонка Заславская тут же поймала такси и поспешила к Банащаку. Ей долго не открывали, и она машинально подергала за ручку. Дверь оказалась не заперта. Заславская вошла в квартиру и обнаружила на полу тело Банащака. В первую секунду она решила, что тот в обмороке, но пульс не прощупывался. Опытная хирургическая сестра не могла не понять, что Банащак мертв. Убедившись в этом, Заславская, недолго думая, накрыла тело ковром и… помчалась в ближайшую пивнуху.
– Сколько времени это все заняло?
– Не знаю… все было как в тумане, мне казалось, что я схожу с ума… В голове не умещается…
Я припомнил показания официанта и гардеробщика. Женщина произвела на них впечатление помешанной или пьяной.
– Что же именно не умещается у вас в голове? – спросил я, в голосе невольно прозвучал сарказм. Она не ответила. – Значит, вы признаетесь в убийстве Владислава Банащака?
– Нет! Когда я пришла, он уже был мертв… Я его не убивала. Хотя и могла… Мысленно я убивала его каждый день. Как только он снова возник в моей жизни и начал угрожать…
– Он вас шантажировал?
Заславская потерянно кивнула. Что я мог ей сказать? Что следовало обратиться в милицию, в прокуратуру? Разумеется, Банащак отсидел бы за шантаж, но тогда то, чего так боялась эта женщина, выплыло бы наружу, муж и дочь узнали бы о ее прошлом… Для Заславской это было хуже смерти.
– В таком случае зачем вы привели этого мужчину?
Она молчала.
Позвонил следователь и сообщил, что обыск в доме уже закончен, найдено кое-что весьма интересное. Я вышел в коридор, и мне вручили какой-то медицинский журнал. Одна статья была обведена красным фломастером.
Я бегло просмотрел страницу: аллергия на пенициллин… алкоголь… анафилактический шок… резкое падение кровяного давления…
В статье описывалась смерть, аналогичная той, какой умер Банащак. От инъекции пенициллина. Журнал был двухгодичной давности.
– Это вы обвели статью?
– Нет, в таком виде и нашли…
Я поблагодарил следователя и продолжил допрос подозреваемой:
– А если бы вам встретилась подруга Банащака или кто-нибудь другой?
Она лишь молча смотрела на меня.
– Узнаете? – Я показал ей нож с рукоятью, инкрустированной перламутром.
Ухватившись за край стола, так что побелели костяшки пальцев, Заславская подалась вперед. Ее широко раскрытые глаза впились в нож.
– Узнаю, – наконец очнулась она. – Это мой нож! Я захватила его с собой на всякий случай. Этот нож я всегда ношу с собой… – Она сплела тонкие длинные пальцы, тщетно пытаясь скрыть ужас.
– Вы знаете, как погиб Банащак?
Она покачала головой. Казалось, еще мгновение, и эта женщина потеряет рассудок. Я отчетливо видел, как она борется, не позволяя себе провалиться в омут безумия. Что питало ее силы?..
– Вам следует ответить, – сухо сказал я.
– Я не знаю, как умер Владислав Банащак, – по слогам произнесла она, глядя мне в глаза.
Я зачитал протокол вскрытия и результаты исследования ампул.
– А это из вашей библиотеки. – Я подвинул к ней журнал с обведенной фломастером статьей.
И Заславская снова повела себя совершенно непонятно. Казалось, столь неопровержимые доводы должны были ее сломить, а вместо этого она явно почувствовала облегчение. Напряжение, сковывавшее ее, отступило, она почти с благодарностью посмотрела на меня.
– Спасибо, пан прокурор, – прошептала Заславская и… разрыдалась, уткнув лицо в ладони.
Только сейчас я понял, откуда она черпала эту удивительную силу. Мне вдруг стало ясно, почему она так себя вела, почему пыталась свалить убийство на Хмелика… Заславская лишь пыталась защитить кого-то, выгородить… кого-то близкого и дорогого ее сердцу. Но если так… если так, то, выходит, она и в самом деле никого не убивала! Но откуда же все эти многочисленные улики? Неужели кто-то ведет изощренную и тонкую игру, пытаясь внушить, что убийца – Мария Заславская?!
Да, у Заславской были причины убить Банащака. И улик предостаточно, чтобы убедить любой суд. Но тот, кто старательно подсовывает нам все эти улики, перегнул палку. Журнал с выделенной статьей о смерти от пенициллина – это явный перебор… Но кто же стоит за всей этой дьявольской игрой? Где его искать? И с чего начинать поиски?..
* * *
Дорота Заславская пришла ко мне сама в тот же вечер, когда арестовали ее мать. В руке она держала небольшую сумку, под мышкой – огромный том. Девушка с грохотом водрузила книгу на стол, а саквояжик пинком отправила под стул.
Я машинально посмотрел на название книги: «Закат Римской империи» Гиббона. «К чему мне Римская империя?» – удивленно подумал я. Еще больше меня поразило сходство дочери с матерью. Должно быть, в юности Жемчужина была такой же красавицей. А сколько лет Дороте Заславской? Шестнадцать? Или у меня неточные данные?
Да, она настоящая красавица: толстая коса вьется по спине, нежное, почти детское лицо; ангел небесный, да и только.
– Пан прокурор, моя мать не совершала убийства. Это полная чушь! Прошу вас, отпустите ее, а я вам все расскажу!
– Простите… – я запнулся, не зная, как к ней обращаться.
– Зовите меня Доротой. Так будет проще.
– Ты пришла торговаться с прокурором, Дорота?
– Извините, наверное, я ляпнула глупость… Пан прокурор, мне хотелось бы предостеречь вас от ошибки. Если правда всплывет в суде, вас ждет конфуз.
Я рассмеялся.
– М-да, ты за словом в карман не лезешь. На редкость избалованное создание – в глаза бросается, что она единственный ребенок, привыкший, чтобы потакали всем ее капризам. Но и обаяния – бездна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38