Джек Гейли прислонился к кабине грузовика и некоторое время молча смотрел на залитый лунным светом океан.
— Нас об этом и помощник шерифа Карстерс спрашивал. Точную дату, боюсь, не назову, но было это месяца два назад, может, неделей раньше или неделей позже. А ты, Сэм, что скажешь?
— Да, два месяца назад.
— А что вы делали, когда его увидели?
— Собирались закрываться на ночь, — ответил Гейли-старший. — В тот вечер мы припозднились: у одного канадца на шоссе в Терранову покрышка лопнула, и пришлось часов в одиннадцать ехать ему колесо менять. У него в машине даже домкрата не оказалось.
— Какая разница, ты же продал ему новую покрышку, — уточнил Сэм.
— Скажите, мистер Гейли, — спохватился я, — вы где-нибудь фиксируете то, что продаете клиентам?
— Обязательно. У меня все записано.
— С датами?
— Конечно.
— Давайте тогда съездим к вам в гараж и проверим, какого числа была продана покрышка канадцу.
— А что, это идея, — оживился Гейли-старший. — И дату таким образом установим. Какую же я ему покрышку продал?
Я сел в свою машину и следом за грузовиком вернулся в Медсин-Стоун, где выпил две чашки кофе, пока отец с сыном искали в журнале нужную запись. Зеленый «фольксваген», как выяснилось, проехал через город второго ноября.
— Эта дата вам что-нибудь говорит? — спросил меня Джек Гейли.
— Да, знать бы только что.
Странно, ведь, если верить таксисту Нику Галлорини, управляющему Алеку Гирстону и покойному Стэнли Квиллану, Феба жила в Сан-Матео еще целую неделю после своего убийства. Значит, кто-то из моих свидетелей врал; Джеку Гейли и его сыну я почему-то верил.
Больница находилась в одноэтажном здании с плоской крышей, на окраине Террановы. Входная дверь была незаперта, но в маленьком полутемном холле и в справочной никого не было. Только я двинулся по слабоосвещенному коридору, как дорогу мне преградила неизвестно откуда взявшаяся медсестра, женщина необъятных размеров:
— Куда это вы разбежались?
— Я — приятель Карла Тревора. Его привезли сюда сегодня ночью с сердечным приступом.
— К нему нельзя.
— Понимаю. Скажите, как он?
— Сейчас получше. Отдыхает.
— А с его доктором можно поговорить?
— Доктор Грандл уехал домой. Если больному станет хуже, его вызовут, будьте спокойны.
— Доктор Грандл кардиолог?
— Специализация врачей не в моей компетенции, — огрызнулась медсестра.
— Неужели вам трудно ответить «да» или «нет»?
— В таком случае нет. — Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — У меня нет времени с вами разговаривать. Сегодня в реанимации я одна дежурю.
И с этими словами медсестра отчалила на всех парах, а я нашел в кармане монетку, в холле — телефонную будку и за счет абонента позвонил в Вудсайд. Элен Тревор тут же сняла трубку.
— Разумеется, я оплачу разговор, — сказала она телефонистке срывающимся от волнения голосом. — Что случилось, мистер Арчер?
— Именно то, чего вы боялись. Феба погибла, вашего мужа попросили опознать ее труп, и ему стало...
— У него второй инфаркт, — перебила она меня. — Он умер?!
— Нет, что вы. Сейчас он в Терранове, в больнице, и ему лучше. Может, вы хотите прислать сюда его лечащего врача?
— Да, конечно. Я сейчас же позвоню доктору Уоллесу.
После этого, чтобы прервать тягостную паузу, я сказал:
— В том, что произошло, виноват я, миссис Тревор.
— Вы, мистер Арчер, — сказала она и бросила трубку.
Глава 22
Час от часу не легче. Было уже три часа утра, когда я увидел в темноте неоновые огни мотеля в Болдер-Бич и свернул с шоссе к кампусу. В поднимавшемся с моря густом тумане колледж казался городом мертвых. Над луной вырос нимб.
На втором этаже студенческого пансиона «Океанские пальмы» сквозь занавески квартиры, где раньше вместе с Долли Лэнг жила Феба Уичерли, пробивался свет. Но сейчас мне нужна была не Долли, а миссис Донкастер.
На мой стук она прореагировала почти мгновенно, словно давно ждала меня.
— Бобби, это ты, Бобби? — послышался за дверью ее голос. Я постучал еще раз, потише. Дверь приоткрылась, и в щелку, из-за цепочки, выглянула седая голова миссис Донкастер.
— Можно войти? — спросил я. — Мне необходимо кое-что сообщить вам.
— Про Бобби?
— Да, про вашего сына.
Она сняла с двери цепочку и отступила назад, растворившись во мраке.
— Постойте, я включу свет, я ведь всю ночь просидела в темноте.
Миссис Донкастер включила торшер. В выцветшем фланелевом халате, с заплетенными в косы жидкими, спадающими на плоскую грудь волосами она выглядела совсем старой и беззащитной.
— Бобби попал в аварию? — театральным шепотом спросила она.
— Можете называть это аварией. Пожалуйста, сядьте, миссис Донкастер, нам надо поговорить.
Не выдержав моего взгляда, она попятилась назад и, тяжело вздохнув, опустилась на стул:
— Его убили.
— Убили, только не его.
— Говорите, что случилось, я должна знать.
— Думаю, о том, что случилось, вы знаете больше меня, — сказал я, садясь рядом с ней на табурет. — Сегодня ночью возле Медсин-Стоуна найдено тело Фебы Уичерли. Труп опознан, машину с ее телом сбросили со скалы в воду с сорокафутовой высоты.
Миссис Донкастер подняла глаза на фотографию усатого мужчины, улыбавшегося ей из висящей над торшером черной рамки, и заморгала, словно я влепил ей пощечину:
— А при чем тут мой сын?
— Жители Медсин-Стоуна видели, как второго ноября Бобби проехал по шоссе в машине Фебы Уичерли. А мне вы прошлый раз сказали, что субботу и воскресенье он пролежал в постели.
— Так и было.
— Так не было, и вы это прекрасно знаете.
— Я могла ошибиться, — сказала она, проглотив слюну. — Возможно, Бобби заболел гриппом неделей позже.
— Может быть, вы хотя бы сейчас расскажете, как в действительности обстояло дело?
Миссис Донкастер тупо кивнула, и лежавшие у нее на груди седые космы вздрогнули, словно умирающие серые змеи.
— В тот уик-энд, — начала она, накручивая одну из косичек себе на палец, — Бобби куда-то уезжал. Куда — говорить отказался. Утром он позвонил мне с автобусной станции и попросил, чтобы я его встретила. Вид у моего бедного мальчика был краше... — Тут она опять взглянула на свою икону в траурной рамке и поправилась: — ...хуже некуда.
— И сколько же времени он отсутствовал?
— Всего одну ночь.
— И вы даже не поинтересовались, где он провел эту ночь?
— Ну конечно, интересовалась. Я неоднократно спрашивала его, был ли он с этой девицей, Фебой Уичерли, и он каждый раз отвечал, что не был. — Тут она внезапно осознала весь ужас создавшегося положения и, заломив руки, охрипшим от волнения голосом продолжала: — Я всегда делала для него все, что было в моих силах. Думаете, просто воспитывать сына одной, без мужа? Что ж делать, если тебе лгут в глаза?
— Не лгать самой.
— У меня не было другого выхода. Он — мой единственный сын, и я пыталась защитить его. А впрочем, у вас нет никаких доказательств, что Бобби виновен в смерти Фебы. И я никогда в это не поверю: он не мог ей сделать ничего дурного, ведь он был к ней очень привязан, может даже чересчур.
Она запнулась. Сморщенное старушечье личико, кутается в халат, глаза бегают.
— А где Бобби сейчас, миссис Донкастер?
— Не знаю. А и знала бы, все равно бы не сказала.
— Странную вы избрали линию поведения. А еще считаетесь уважаемой женщиной.
Она опустила глаза на свое бесформенное тело.
— Бобби — это все, что у меня есть.
Да, мальчишке не позавидуешь.
Она медленно подняла глаза.
— Мне пришлось очень нелегко. Сколько я ломала себе голову, как быть для него и отцом и матерью одновременно. Я знаю, он ненавидит меня, он всегда меня ненавидел. Еще бы, мужчину может воспитать лишь мужчина. Но мне все-таки казалось, что живем мы неплохо. — На глаза у нее навернулись слезы, и она прикрыла лицо руками. — Что мне делать?
— Сказать всю правду. Где сейчас ваш сын?
— Не знаю. Клянусь. — Она покачала головой, и слезы побежали по ее впалым щекам.
— Если бы сейчас я мог с ним встретиться и поговорить, возможно, удалось бы пролить свет на случившееся.
Старуха оживилась:
— Значит, вы тоже не верите, что это его рук дело?
— Не хочу верить. Хуже всего то, что он от меня прячется.
— Бобби не прячется, ведь уехал он только вечером. Уходя, он сказал, что у него важное дело.
— Где?
— На этот вопрос он отвечать отказался, хотя в принципе это на него не похоже: от меня у него никогда не было секретов. Но в этот раз, когда я стала его расспрашивать, он молча вышел, сел в машину и уехал, даже не посмотрев в мою сторону.
— Какая у него машина?
— Все та же колымага, «форд» первой модели.
— Бобби был встревожен?
— Скорее, возбужден. Мне даже стало как-то не по себе.
— Почему, миссис Донкастер?
— Сказать по правде, последние месяцы у меня из-за него все время душа не на месте. А тут еще этот телефонный звонок: после него он забегал, заметался — точно кошка по раскаленной крыше. Даже ужинать не стал.
— Про телефонный звонок я слышу от вас впервые.
— Правда? Странно, что я вам ничего про него не рассказывала. Ведь из-за этого звонка он и уехал.
— Кто ему звонил?
— Он не сказал. Вообще на эту тему говорить отказался.
— Звонили из Болдер-Бич или из другого города?
— Понятия не имею. Дело в том, что ему — то ли по ошибке, — то ли специально — позвонили не по моему телефону, а по телефону Долли Лэнг.
— Значит, трубку взяла Долли Лэнг?
— Именно. Когда Бобби уже уехал, я попыталась выяснить у нее, кто звонил, но эта лиса сделала вид, что ничего не знает. — В глазах старухи вспыхнул злобный огонек, слезы высохли — все душевные раны мгновенно затянулись. — Может, вам она скажет правду. Вы ведь мужчина.
По внешней лестнице я поднялся на второй этаж. Мысли лезли в голову такие же расплывчатые, как моя собственная тень на стене здания в этот ранний час. У Долли еще горел свет. Вероятно, она слышала мои шаги по коридору, ибо не успел я постучать, как она с готовностью высунула за дверь свою птичью голову.
Но ее ожидало разочарование.
— А, это вы...
— А вы кого ждали?
— Никого, — с напускным легкомыслием ответила Долли. — В такое время суток я обычно гостей не жду.
Те же свитер и джинсы. Бледная, грязная — такое впечатление, что за то время, что мы не виделись, она ни разу не помылась и не причесалась.
— Простите, мисс Лэнг, что пришел в столь поздний час, но, к сожалению, время выбирать не приходится. Впрочем, вы, я вижу, еще не ложились.
— Я на Великий пост никогда не сплю. Пост, правда, еще не наступил, но я уже к нему готовлюсь.
Девушка была явно возбуждена и говорила без умолку. Глаза — как блюдца. В комнате, у нее за спиной, что-то отчетливо и громко пробормотал спросонья женский голос.
Долли тихонько прикрыла за собой дверь и вышла в коридор.
— Соседка но комнате спит, — пояснила она. — Ей что пост, что не пост... Ну-с, чем порадуете? — с вызовом спросила девушка. За это время она стала как-то старше, агрессивнее и в то же время менее уверенной в себе.
— А вы меня чем порадуете, Долли?
— Нечем вроде бы. Можем, если хотите, о погоде поговорить.
И она, наподобие механической птицы, стала водить головой во все стороны. На городок с океана надвигалась пелена предутреннего тумана. Казалось, вместе с улицей, домами в нем растворяется и сама ночь.
— Какой сильный туман, — проговорила она.
— Да, и пора бы его развеять.
— Хорошо бы. Ненавижу туман. Почему-то он ассоциируется у меня с завернутыми в саван покойниками. — К горлу подкатил комок, она вздрогнула. — Не обращайте внимания, это я кофе перепила. Чтоб не заснуть.
— Мы не могли бы пойти куда-нибудь поговорить?
— Не хочу никуда ходить, — заявила Долли плаксивым, как у маленькой капризной девочки, голоском. — Можно поговорить и здесь, если надо.
— Надо, и даже очень. Сегодня вечером Бобби Донкастеру звонили по вашему телефону.
— По моему телефону?
— Только не прикидывайтесь дурочкой, Долли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40