— Я убежден, что миссис Кинкейд в ее нынешнем состоянии нельзя допрашивать. Да и какой в этом смысл? Если бы ей надо было что-то скрыть, она вряд ли бросилась бы рассказывать о случившемся первому встречному. Думаю, у нас хватит гуманности не подвергать бедную девочку такому испытанию только из-за того, что давать показания — ее гражданский долг.
— Что вы имеете в виду — «испытанию»? Я не собираюсь допрашивать ее с пристрастием.
— Надеюсь, вы вообще оставите ее в покое, по крайней мере, на сегодня. Я считаю, что любой допрос будет для нее жестоким испытанием, шериф, и полагаю, что большинство в нашем округе поддержали бы меня.
Крейн открыл было рот, чтобы возразить, но, вероятно, поняв, что переспорить Брэдшоу невозможно, закрыл его снова. Брэдшоу направился к выходу, я последовал за ним. Когда мы уже достаточно отошли от дома и нас не могли услышать, я поблагодарил его.
— У вас это отлично получилось с шерифом.
— Я никогда не любил этого хвастуна. К счастью, он сейчас не в фаворе. Он едва прошел на последних выборах. Большинство в нашем округе, включая доктора Годвина и меня, предпочли бы видеть у власти более просвещенных людей. Думаю, что со временем мы этого добьемся.
В привратницкой, казалось, не произошло никаких перемен. Долли так и лежала на диване, повернувшись лицом к стене. Брэдшоу и я остановились в дверях. Алекс с опущенной головой подошел к нам.
— Доктор Годвин пошел в дом позвонить. Он считает, что ее нужно отправить в больницу.
— Я все слышу, — монотонным голосом произнесла Долли. — Можешь говорить громко. Я знаю, ты хочешь от меня избавиться.
— Тихо, родная. — Это было хорошо сказано.
Долли замолчала. Она лежала абсолютно неподвижно. Алекс показал нам на дверь, и мы вышли, оставив щель, чтобы он мог видеть ее.
— Доктор Годвин боится попытки самоубийства, — тихо произнес он.
— Это настолько серьезно? — спросил я.
— Думаю, нет. Мне кажется, что и доктор Годвин так не считает. Он говорит, что это просто разумная предосторожность. Я сказал ему, что могу и сам сидеть с ней, но он считает, что я не гожусь для этого.
— Да, лучше вам поберечь силы для завтрашнего дня, — сказал Брэдшоу.
— Да. Завтра. — Алекс пнул ногой щетку для обуви, прибитую к двери. — Лучше я позвоню завтра отцу. Завтра суббота, и он, наверное, сможет приехать.
Со стороны дома послышались шаги. Из тумана вынырнул высокий мужчина в кожаном пиджаке. Его лысая голова поблескивала в льющемся из-за дверей свете.
— Привет, Рой, — дружелюбно обратился он к Брэдшоу. — Мне очень понравилась твоя речь, по крайней мере, та часть, которую мне удалось услышать. Я почувствовал себя чуть ли не в Афинах. К сожалению, как раз на самом интересном месте мне позвонила пациентка — ей было необходимо узнать, может ли она одна пойти посмотреть фильм по Теннесси Уильямсу. На самом деле она просто хотела, чтобы я пошел вместе с ней и спас ее от нервных потрясений. — Он повернулся ко мне: — Мистер Арчер? Я доктор Годвин.
Мы обменялись рукопожатиями, и он пристально посмотрел на меня, как будто собирался рисовать по памяти мой портрет.
У него было властное, с крупными чертами лицо, глаза то вспыхивали, то гасли, словно лампочки. По-видимому, он отдавал себе отчет в силе своего влияния на окружающих и, судя по всему, не злоупотреблял им.
— Хорошо, что вы позвонили мне. Мисс Макги — миссис Кинкейд нуждается в полном покое. — Он посмотрел в щелку двери. — Думаю, что ей уже лучше.
— Да, она успокаивается, — откликнулся Алекс. — Может быть, ей лучше остаться со мной?
Лицо Годвина приняло сочувствующее выражение. У него был очень подвижный рот, как у актера.
— Это будет неразумно, мистер Кинкейд. Я уже заказал место в госпитале. Не надо рисковать.
— А почему вы считаете, что она может предпринять попытку самоубийства?
— У нее слишком много скопилось. Я всегда очень боюсь возможности самоубийства, даже малейшего намека на это.
— Тебе удалось что-нибудь у нее узнать? — спросил Брэдшоу.
— Она была не очень-то разговорчива. Очень устала. Потерпит до завтра.
— Надеюсь, — сказал Брэдшоу. — Ее хочет допросить шериф. Я сделал все, что мог, чтобы удержать его.
Лицо Годвина помрачнело.
— Так, значит, действительно было убийство? Еще одно?
— Элен Хагерти, наша новая преподавательница, застрелена у себя дома сегодня вечером. Миссис Кинкейд, судя по всему, первая обнаружила тело.
— Бедняга, как ей не везет. — Годвин посмотрел на небо. — Мне иногда кажется, что боги действительно отворачиваются от некоторых людей.
Я попросил его объяснить, что он имеет в виду, но он покачал головой:
— Я слишком устал, чтобы рассказывать вам кровавую сагу семейства Макги. К счастью, многое уже стерлось в моей памяти. Почему бы вам не обратиться в судебный архив, там вы найдете все подробности.
— При других обстоятельствах этот совет был бы неоценим.
— Да? Но я действительно устал сегодня, а мне еще надо доставить ее в больницу и проследить, чтобы ее хорошо устроили. Так что сил хватит только на то, чтобы добраться до дому и лечь в постель.
— И тем не менее, доктор, нам надо поговорить.
— О чем?
Мне не хотелось говорить при Алексе, но ничего не оставалось делать, и я сказал, внимательно глядя на него:
— О возможности того, что она совершила это убийство, или, скажем, о возможности того, что она будет обвинена в этом. Кажется, она к этому стремится.
Алекс взвился:
— Она была не в себе, временно... Не можете же вы использовать против нее то, что она говорила...
Годвин положил ему руку на плечо.
— Не волнуйтесь, мистер Кинкейд. Сейчас мы все равно ничего не решим. Нам всем сейчас надо отдохнуть, особенно вашей жене. Я бы хотел, чтобы вы сейчас поехали вместе со мной, на случай если мне потребуется помощь по дороге. А вы, — он повернулся ко мне, — можете ехать следом, чтобы потом отвезти его домой. В любом случае вам надо сориентироваться, где расположена больница, потому что завтра в восемь, после визита к миссис Кинкейд, я бы хотел поговорить с вами. Годится?
— Завтра в восемь утра.
Он повернулся к Брэдшоу:
— А на твоем месте, Рой, я бы отправился к миссис Брэдшоу и поинтересовался, как она себя чувствует. Я дал ей успокоительного, а то она была очень возбуждена. Она убеждена, что ее окружают маньяки и убийцы. Думаю, тебе с большим успехом, чем мне, удастся переубедить ее.
Годвин действительно оказался мудрым и внимательным человеком. Как бы там ни было, все мы поступили так, как он сказал. Включая Долли. При помощи Алекса и Годвина она вышла из дома и послушно направилась к машине доктора, не сопротивляясь и не издавая ни звука. Вид у нее был такой, словно она шла на казнь.
Глава 9
Через час я уже сидел на кровати в мотеле. Теперь я уже ничего больше не мог сделать, разве что усугубить неприятности, обратившись за информацией к местным властям. В мозгу продолжали прокручиваться возможные варианты моих ошибок: я не оставил Бегли-Макги, не поймал человека из Невады.
Усилием воли я попытался отогнать навязчивые образы и заставил себя думать о Зеноне, который утверждал, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Это была умиротворяющая идея, если поставить себя на место черепахи, а впрочем, может быть, и Ахиллеса.
У меня в сумке была пинта виски. Доставая ее, я вспомнил об Арни Уолтерсе, своем коллеге, с которым мы вместе немало выпили. Я набрал номер его офиса, который, к счастью, находился в гостиной его дома. Арни я застал.
— Детективное агентство Уолтерса, — произнес он ленивым ночным голосом.
— Это Лу Арчер.
— А-а, ну это совсем другое дело. Я даже еще не собирался ложиться, так, пижаму примерял.
— С чувством юмора у тебя всегда было не в порядке, так что можешь не острить. Мне нужна небольшая услуга, отплачу при первой возможности.
Я услышал щелчок магнитофона и начал рассказывать о смерти Элен.
— Через пару часов после убийства человек, который меня интересует, вышел из дома убитой и уехал на черной или темно-синей машине с откидным верхом, я думаю — одна из последних моделей «форда» с невадским номером. Мне кажется, первые четыре знака я разобрал...
— Почему кажется?
— Было темно и к тому же туман. По-моему, первые четыре знака ФТ 37. Это молодой парень атлетического телосложения, рост пять футов одиннадцать дюймов, одет в темное пальто и темную фетровую шляпу. Лицо я не разглядел.
— Давно был у окулиста?
— Арни, не будь дебилом, ну хоть ненадолго.
— Говорят, взрослые граждане Соединенных Штатов теперь могут абсолютно бесплатно проходить обследование на глаукому.
Арни был старше меня, но очень не любил, когда ему об этом напоминали.
— Послушай, что с тобой случилось? Неприятности с женой?
— Никаких неприятностей, — откликнулся он жизнерадостно. — Она ждет меня в постели.
— Скажи Филис, что я люблю ее.
— Я скажу ей это от своего имени. Если мне удастся что-нибудь выяснить, хотя это и сомнительно, учитывая фрагментарность сведений, где тебя искать?
— Я остановился в мотеле в Пасифик-Пойнт. Но лучше позвони ко мне в Голливуд и запиши информацию на автоответчик.
Он сказал, что так и сделает. Повесив трубку, я услышал легкий стук в дверь. Это был Алекс. Он натянул брюки поверх пижамы.
— Я услышал ваш голос.
— Да, я звонил по телефону.
— Не помешаю?
— Нет. Заходи и выпей.
Он вошел в комнату с такой осторожностью, будто она была заминирована. Вообще за последние несколько часов движения его стали очень осторожными. Он был бос и передвигался по ковру абсолютно бесшумно.
На полке в ванной стояли два стакана, обернутые пергаментом. Я развернул их и налил виски. Мы сели на кровать и выпили, глядя друг на друга, как двойники, разделенные тонким слоем стекла.
Я чувствовал, насколько мы не похожи. Он был молод и неопытен, как раз в том возрасте, когда все причиняет боль.
— Я собирался звонить отцу, — сказал Алекс. — А теперь не знаю, делать ли это.
Мы помолчали.
— Может, он и не станет повторять «я же говорил, я же предупреждал», но смысл все равно будет такой. Семь раз отмерь, один раз отрежь, и прочая чушь в этом же роде. Дураки всегда впереди там, где даже святые осмотрительны...
— Ну, я думаю, это высказывание можно переиначить.
Святые всегда впереди там, где дураки осмотрительны. Хотя лично я не знаком со святыми.
— Считаете меня дураком?
— Ты вел себя очень хорошо.
— Спасибо, — холодно ответил он. — Даже если это и не соответствует действительности.
— Тем не менее это действительно так. И я знаю, что тебе было непросто.
Виски и моя искренность расплавили стеклянную стену между нами.
— Самое страшное было, — сказал он, — оставить ее в больнице. У меня было такое ощущение, что я... понимаете, предаю ее. Место очень похоже на что-то из Данте — плач, стоны... Долли такой нежный человек. Не представляю, как она это вынесет.
— И тем не менее, я полагаю, ей там будет лучше.
— Вы действительно думаете, что она сошла с ума?
— Какая разница, что я думаю? Завтра мы узнаем мнение специалиста. Совершенно очевидно, она временно не в себе. Я видел людей в гораздо худшем состоянии, и они выздоравливали.
— Значит, вы считаете, она поправится?
Он схватился за мою фразу, как за летящую трапецию, которая могла вырвать его из полной безнадежности и вернуть к надежде. Впрочем, я не хотел, чтобы он слишком в ней укреплялся.
— Меня больше волнует юридическая сторона дела, а не медицинская.
— Неужели вы действительно думаете, что она убила эту свою подругу, Элен? Я знаю, что она сама призналась, но ведь это невозможно! Понимаете, я знаю Долли. В ней нет ни капли агрессивности. Она удивительно добрый человек. Не может убить паука.
— Алекс, я только сказал, что эта возможность не исключена. И я хотел, чтобы Годвин знал об этом с самого начала. Он может очень многое сделать для твоей жены.
— Моей жены, — удивленно повторил Алекс, словно пробуя эти слова на вкус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39