— Вы уверены?
— Я уверен. Я отвечал за расследование.
— С ним кто-нибудь жил?
— Я бы сказал, не постоянно. Люк Делони имел нескольких женщин. Я всех проверил, но ни одна из них даже близко не была от места происшествия.
— Что за женщины?
— Самые разные — от шлюх до одной респектабельной замужней дамы. Их имена тогда не фигурировали, да и теперь я не буду их называть.
В его голосе уже начинали звучать нотки раздражения. Я не стал настаивать. Не то чтобы я боялся Хоффмана, я был, по меньшей мере, на пятнадцать лет моложе его и к тому же трезв. Если бы он полез ко мне, я мог бы его здорово покалечить.
— А что миссис Делони?
— А что?
— Где была она, когда все это случилось?
— Дома, на Гленвью. Они в определенном смысле уже не жили вместе, но она не хотела разводиться.
— Люди, которые не хотят разводиться, частенько с охотой совершают убийства.
Хоффман воинственно вздернул плечи:
— Ты что хочешь сказать, что я замазал убийство?
— Я вас ни в чем не обвиняю, лейтенант.
— И не советую. Запомни: я — полицейский, был, есть и буду. — Он поднял кулак и повращал им перед своей физиономией, глядя на него, как на какое-то гипнотическое устройство. — Всю свою жизнь я был хорошим полицейским. Я был лучшим полицейским, которого когда-либо видел этот город. И за это я выпью. — Он поднял свой стакан. — Присоединишься?
Я ответил согласием. Мало-помалу назревал конфликт. Алкоголь мог его смягчить, а то и вообще утопить. Я допил и передал ему свой стакан. Он наполнил его до краев чистым виски. Потом проделал то же со своим и, вернувшись на место, уставился на коричневую жидкость, словно это был колодец, в котором он утопил свою жизнь.
— До дна, — провозгласил он.
— Спокойнее, лейтенант. Вы же не хотите угробить себя. — Впрочем, мне тут же пришло в голову, что, возможно, именно к этому он и стремился.
— Еще один слизняк? До дна!
Он осушил свой стакан, весь передернувшись. Я все еще держал свой в руке, и он заметил это.
— Ты не выпил. Ты чего добиваешься, накачать меня? Хочешь оскорбить мое гоште... госте... — Губы его задеревенели, и он уже не мог выговорить ни слова.
— Никого я не хочу оскорблять. Я приехал сюда не пить, лейтенант. Мне действительно нужно выяснить, кто убил вашу дочь. Предположим, что Делони был убит...
— Он не был убит.
— Предположим, что был; тот же человек мог убить и Элен. Учитывая все, что я слышал от нее и от других людей, это представляется вполне возможным. Как вам кажется?
Я пытался не выпустить его из-под контроля, манипулируя пьяной сопливой сентиментальностью, агрессией и подкорковой памятью.
— Это был несчастный случай, — отчетливо и упрямо повторил он.
— Элен думала иначе. Она настаивала на том, что это было убийство, и говорила, что знает свидетеля.
— Она специально врала, чтобы я выглядел дураком. Она только этого и хотела, чтобы я выглядел дураком.
Он снова начал повышать голос. Из глубины дома донеслось эхо. Пустой стакан выпал из его рук и упал на ковер. Он снова сжал кулак, который, видимо, представлялся ему основным выразительным средством. Я приготовился отразить атаку, но он не стал наносить удара мне, а вместо этого принялся избивать себя, нанося удары по скулам, бровям, челюсти. Удары оставляли красные следы на его восковой коже. Из верхней губы брызнула кровь.
— Я уничтожил свою маленькую девочку. Я вышвырнул ее из дома, — произнес он.
Слезы хлынули из его глаз и потекли по лицу. Он упал на кушетку, но не умер. Сердце билось ритмично. Я поднял ему ноги и положил под голову валик. Глаза его были широко раскрыты, и, несмотря на яркий свет, он начал похрапывать.
Я закрыл секретер. Ключ был в дверце, я дважды повернул его и вышел, погасив свет и захватив ключ с собой.
Глава 19
Берт Хагерти неподвижно, с окаменевшим лицом сидел в своем «шевроле». Я сел рядом с ним и передал ему ключ.
— Что это?
— Ключ от спиртного. Пусть лучше он будет у вас. Хоффману уже хватит.
— Он вышвырнул вас?
— Нет. Он вырубился после небольшого самоистязания. Довольно жестокого.
Хагерти направил на меня свой длинный нос с чувственными ноздрями.
— С чего бы это Эрлу избивать себя?
— Похоже, он наказывал себя за плохое обращение с дочерью.
— Элен мне рассказывала. Эрл бил ее смертным боем, перед тем как она ушла из дома. Это единственное, чего я не могу ему простить.
— Он и сам себе не может простить. Элен рассказывала вам, из-за чего они поссорились?
— Очень неопределенно. Что-то связанное с убийством, происшедшим здесь, в Бриджтоне. Элен считала или делала вид, будто ее отец сознательно дал убийце улизнуть.
— Почему вы сказали «делала вид»?
— Моя покойная жена, — произнес он и вздрогнул, — имела пристрастие все драматизировать, особенно в юности.
— Вы были с ней знакомы до ее отъезда из Бриджтона?
— Несколько месяцев. Мы познакомились в Чикаго, на вечере в Гайд-парке. После ее ухода из дома я помог ей устроиться на работу репортером. Я тогда работал в бюро «Городские новости». Но, как я уже сказал, у Элен была страсть все драматизировать, и, если в ее жизни ничего не случалось, она сама что-нибудь совершала или делала вид, будто что-то случилось. Представляете? Ее любимый персонаж — Мата Хари, — добавил он со смешком, который прозвучал, как всхлип.
— Так вы считаете, что она выдумала про убийство?
— Могу сказать совершенно определенно: тогда я думал именно так, потому что никогда и не относился к ее рассказу серьезно. А сейчас я не знаю. А что, это имеет какое-нибудь значение?
— Возможно, это имеет очень большое значение. Элен когда-нибудь рассказывала вам о Люке Делони?
— О ком?
— Об убитом, Люке Делони. Ему принадлежал дом, в котором они жили, а сам он занимал квартиру на верхнем этаже.
Хагерти закурил и только потом произнес, выпуская клубы дыма:
— Я не помню этого имени. Если она даже и упоминала о нем, мне не запало это в память.
— Ее мать считает, что Элен была влюблена в Делони.
— Миссис Хоффман очень милая женщина, и я люблю ее, как родную мать, но иногда она высказывает совершенно дикие идеи.
— Откуда вы знаете, что это дикая идея? В то время Элен уже была влюблена в вас?
Он глубоко затянулся, напомнив мне младенца с пустышкой. Сигарета растаяла на глазах, оставив у него в пальцах крохотный окурок, который он сердитым жестом вышвырнул на улицу.
— Она никогда не любила меня. Просто некоторое время я был ей полезен. А потом она рассматривала меня как последний шанс. Верный поклонник. Последний шанс перед пустыней.
— Пустыней?
— Пустыней любви. То есть пустыней нелюбви. Лучше я не буду погружаться в печальную хронику нашей женитьбы. Она была неудачна для нас обоих. Я любил ее настолько сильно, насколько я вообще способен, а она не любила меня. Пруст говорит, что так оно всегда и бывает. Я этой осенью читаю Пруста второкурсникам, если мне, конечно, удастся прийти в себя и продолжить преподавание.
— Кого любила Элен?
— Это зависит от того, какой отрезок времени вы имеете в виду. Какой год и даже месяц.
Он не шевелился, но я видел, как ему больно, как каждое слово хлещет его по лицу.
— Меня интересует в самом начале, до отъезда из Бриджтона.
— Не знаю, можно ли это назвать любовью, но она была очень увлечена одним однокурсником по колледжу. Это было платоническое чувство, которое часто испытывают друг к другу талантливые молодые люди. В основном оно проявляется в чтении вслух друг другу собственных и чужих сочинений. Если верить Элен, она никогда не спала с ним. Я, кстати, абсолютно уверен, что когда я ее встретил, она была девственницей.
— Как его звали?
— Боюсь, что не вспомню.
— Можете описать его?
— Я с ним никогда не встречался. Для меня он остался легендой. Но не думаю, чтобы он был тем самым неуловимым убийцей, которого вы ищете. Если бы это был он, Элен не винила бы своего отца за пособничество убийце, а была бы только счастлива.
Воспоминания, кажется, перестали причинять ему боль, и теперь он говорил чуть ли не легкомысленным тоном, словно описывая персонажей пьесы, а не живых людей.
— Кстати, об убийстве. Вы обещали мне рассказать о смерти моей бывшей жены. Теперь она уже окончательно бывшая, ее нет.
На этом печальном высказывании я прервал его и рассказал достаточно подробно и о смерти Элен, и о человеке из Рено, который скрылся в тумане и личность которого я пытался установить.
— Эрл сказал мне, что в прошлом году вы ездили к Элен в Рено. Вам не случалось встречать там ее знакомых?
— Еще бы. Элен сыграла со мной злую шутку при участии двоих своих знакомых. В ее задачу входило лишить меня последнего шанса откровенно поговорить с ней. Короче, единственный вечер, который мы могли провести вместе, она превратила в вечеринку на четверых, пригласив эту женщину по имени Салли и ее названого братца.
— Салли Берк?
— Кажется, да. Черт бы ее побрал! Элен организовала все это таким образом, что мне пришлось за Салли ухаживать. Она не уродина, но между нами не было ничего общего, и, кроме того, я хотел поговорить с Элен. А та весь вечер протанцевала с братцем Салли. Я всегда подозрительно относился к мужчинам, которые хорошо танцуют.
— Расскажите мне поподробнее об этом братце. Очень может быть, что он-то мне и нужен.
— Он мне показался довольно неприятным типом. Впрочем, может быть, это было вызвано ревностью. Он моложе меня, здоровее и гораздо привлекательнее. И Элен, кажется, нравилась его болтовня, которая мне казалась абсолютно бессмысленной — исключительно о лошадях, машинах и карточных играх. Как такая образованная женщина, как Элен, могла увлечься таким человеком?.. — Он устало замолчал.
— Они были любовниками?
— Откуда я знаю? Она не говорила мне.
— Но вы ведь знали свою жену.
Он закурил еще одну сигарету.
— Я бы не сказал, что они были любовниками. Они вели себя, как друзья. Конечно, она кокетничала с ним, чтобы уязвить меня.
— За что же?
— За то, что я был ее мужем. Вот именно что был. Мы с Элен расстались не очень мирно. Я пытался восстановить наши отношения в Рено, но ее это нисколько не интересовало.
— Из-за чего вы развелись?
— Из-за того, что довлело над нашим браком с самого начала. — Его взгляд был устремлен мимо меня на дом, где без чувств лежал Эрл Хоффман, придавленный воспоминаниями о прошлом. — Эта трещина со временем все углублялась и углублялась. У каждого из нас были свои недостатки. Я не мог удержаться от придирок по отношению к ней, а она не могла удержаться... от того, что она делала.
Я слушал молча. В разных концах города зазвонили колокола.
— Она была шлюхой, — произнес Хагерти. — Университетской шлюхой. А развратил ее я, когда она была еще девятнадцатилетней девочкой. Потом она продолжила уже без моего участия. Под конец она даже брала деньги.
— У кого?
— У мужчин, естественно. Моя жена была порочной женщиной, мистер Арчер. Но я сам виноват в том, что она стала такой, поэтому не мне ее судить. — Его глаза болезненно блестели от горя. Оно то накатывало на него, то отступало, и это впрямую отражалось на правдивости его слов.
Мне было жаль его, и все же я спросил:
— Где вы были в пятницу вечером?
— Дома, в нашей... в своей квартире.
— Вы можете доказать это?
— Об этом свидетельствуют проверенные мною студенческие работы. Они были сданы мне в пятницу, а вечером я их проверял. Надеюсь, вы понимаете, что я не смог бы слетать в Калифорнию и обратно?
— Когда совершено убийство женщины, вполне естественно спросить у ее бывшего мужа, где он находился в это время. Абсолютно логично.
— Я вам уже ответил. Можете проверить, если хотите. Но уверяю вас, что вы только сбережете время и силы, если примете мои слова на веру. Я был с вами абсолютно честен.
— Я вам очень признателен за это.
— Да, но теперь вы вместо признательности обвиняете меня...
— Мой вопрос еще не является обвинением, мистер Хагерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39