В открытую кормушку заглянуло пухлое лицо посыльного холопа и крикнуло.
– Вешнев!
– Это меня, – оживился Юрий и, бросив карты, спрыгнул и быстро подбежал к кормушке. – Да, я Вешнев.
– От кого передачу ждёшь? – опять раздался голос холопа.
Юрий назвал хорошо знакомое Бандере имя отца и стал принимать из кормушки пакеты и складывать прямо на пол возле двери. Видя это, Бандера соскочил на пол.
– Чё сидишь, Петрович? – гневно сказал он. – Давай, сюда передавай.
Пакетов было так много, что их не успевал передавать Петрович, да и Бандера не успевал раскладывать их на окне и Юра продолжал складывать их на пол. Когда они, наконец, закончились, он взял у холопа длинный перечень передаваемых вещей и продуктов питания и, бегло пробежав их взглядом, подписал и сунул обратно в кормушку. Петрович с Бандерой продолжали перетаскивать передачу к окну. От распространившегося вокруг аппетитного запаха запечённой курицы, колбасы и других продуктов, сраз проснулись Леший с Антоном и тоже стали помогать разбирать передачу. Зашевелился и открыл глаза и Витяй. Увидев перед собой радующую глаз картину, он перевёл взгляд на Бандеру, который улыбнулся и подмигнул ему. Одобрительно кивнув ему, Витяй сел на шконке и, надевая штаны, спросил:
– Тетради, ручки есть?
– Да-да, есть вот, – радостно ответил Юра, доставая целую пачку тетрадей и какой-то блокнот. Открыв блокнот, он достал оттуда три фотографии и показал их сидящему на шконке и роющемуся в пакете с конфетами Бандере. – Вот моя Ольга, Виталь. А это мы с родителями моими.
Бандера взял из его рук фотографии и, бегло взглянув на знакомого ему Юркиного отца, остановил свой взгляд на Ольге. Его лицо сразу изменилось. Из радостного сделалось сразу серьёзным и задумчивым, такое красивое и одновременно простое лицо ему доводилось видеть не часто. Юрий этой перемены в его лице не заметил, его отвлёк Витяй, спросив, где пастики и ручки. Достав ему из пакета целую жменю ручек Юра повернулся к Бандере и, взяв у него фотографии, засунул их обратно в блокнот и положил его на батарею. Затем повернулся и спросил:
– Ну чё, не видел батю в таком наряде в городе?
Бандера сделал слабую попытку улыбнуться, на фото отец Юры был в смешных шортах и майке, но он почти не обратил на это внимание. Ему больше хотелось ещё раз взглянуть на ту девушку, которую искал с его помощью Юрий сегодня ночью и которая находилась где-то здесь, рядом. Он бездумно перебирал вдруг переставшие радовать шоколадные конфеты. А когда Юрий отвернулся и стал рыться в пакете с носками, трусами и прочей одеждой, протянул руку к блокноту и открыл его.
* * *
Начальник оперчасти Дунаев шёл по продолам тюрьмы в административное здание, где располагалась спецчасть. Он даже обрадовался необычной просьбе Соломы найти в какой камере сидит одна из заключённых и удивлялся, почему смотрящий не может отыскать её сам. Оперчасть, естественно с ведома начальника СИЗО, как и почти во всех тюрьмах, делала послабления по режиму ответственному за тюрьму и даже частенько выполняла его просьбы, поскольку тот решал почти все междоусобные конфликты. Он мог в случае необходимости остановить ненужные администрации всяческие волнения, голодовки и бунты по пустяковым поводам и предотвратить бессмысленные убийства, за которые в управлении тоже по головке не погладят.
Иногда Солома, конечно, откровенно наглел, прося его принести водки и закинуть его в гости к друзьям ненадолго. Объяснял это тем, что это нужно для общения и сближения с народом, за который он несёт ответственность и перед администрацией в том числе. Но сегодня его просьба оказалась настолько простой, что у Дунаева даже поднялось настроение и он думал, что сегодня от смотрящего просьб больше не будет. Тот хоть и наглый, но меру знает.
Работник спецчасти Валентина привычно нашла ему дело заключённой и протянула со словами:
– Что это вы, то Шаповалов, то ты ей интересуешься? Кто такая-то?
– Шаповалов? – удивлённо переспросил кум.
– Нуда, – спокойно сказала Валентина. – Вчера он это дело брал.
Дунаев сделал вид, что как будто знал об этом, но забыл, и только сейчас вспомнил. Улыбнувшись и постучав себя пальцем по голове он вышел и пошёл вместе с делом в свой кабинет. На самом деле он был зол и думал, что Шаповалов, вопреки его указаниям, общается с Соломой да ещё и не ставит об этом в известность своёго начальника. Но как только он зашёл в кабинет и, открыв дело, увидел фотографию заключённой, он сразу подумал, что подчинённый его приказов не нарушал и интересовался этой заключённой по личной инициативе, потому что таких красивых девушек в этой тюрьме никогда не было.
Просмотрев дело и усомнившись в справедливости решения суда, он решил зайти к Шаповалову и спросить, не влюбился ли тот часом и не хочет ли помочь заключённой в её деле с целью жениться потом на ней. С улыбкой на устах от предвкушения предстоящего разговора и ошарашивания подчинённого своей осведомлённостью, он зашёл в кабинет Шаповалова и улыбка сразу слезла с его лица. За столом напротив опера сидела та самая девушка, Ольга Шеляева, только в жизни она была намногое милее, чем на фото. Её красивое и в то же время просто лицо с яркими чертами притягивало взгляд. Длинные распущенные волосы, казалось, переливались от попадавшего на них из окна весеннего солнца. А красивые и невероятно добрые глаза говорили сами за себя, что она не преступница.
Дунаев не мог оторвать от неё взгляд и даже забыл о цели своёго визита к подчинённому.
* * *
Во время обеда Солома высунул свою голову в кормушку и сказал стоявшему неподалёку дубаку:
– Слышь, командир, скажи там ещё раз куму, пусть подойдёт срочно. Лады? – и услышав утвердительный ответ, он сказал потихоньку баландёру извиняющимся тоном, поскольку тот смотрел на Солому вопросительно, явно ожидая малявку с ответом: – Бля, не узнал я ещё, не получается. Прогони там, что по ужину ответ будет.
Баландёр кивнул и закрыл кормушку, баланду в этой камере тоже брали очень редко. А Солома заходил взад-вперёд, нервно теребя чётки от злости на кума, который не выполнил такую простую просьбу. Но ещё больше ему было неудобно перед Протасом, который выделит для него наверняка не маленькую сумму денег, а он не может сделать для Протаса такое плёвое дело, как найти какую-то девчонку и проконтролировать, чтобы с ней было всё в порядке. А в данный момент даже просто найти её не может.
Он злился на всех. На кума, который проигнорировал его просьбу, на оперов и других дубаков, которые оборвали дорогу сегодня ночью именно в тот момент, когда шёл его прогон. Открылась кормушка и дежуривший по этажу дубак сказал:
– Нету кума, домой ушёл.
– Как ушёл? – зло спросил Солома.
– Ну вот так, ушёл, – спокойно ответил дубак и улыбнулся. – Сегодня ж пятница, вроде как сокращённый день.
Солома в негодовании ударил кулаком об ладонь и подскочил к кормушке.
– Слышь, командир, – сказал он просящим тоном. – Помоги девку найти, Ольгу Шеляеву. В какой хате она сидит?
– Не-е, это не ко мне, – спокойно ответил дубак. – Мне кто такую информацию даст? Да и в спецчасти уже никого нет, сёдня ж пятница.
Солома махнул на него рукой и в негодовании заходил по камере. Он понимал, что этот дубак просто боится, что его кто-нибудь застучит. А на другом корпусе, где женские камеры были ещё и на очень неудобной стороне, сегодня дежурила такая смена, которая не даст сделать словесный прогон ни через продол, ни через улицу. А если Протас просит её найти и помочь, значит на их новом корпусе, где располагалась женская больничная камера, её нет. Выходило, что чтобы решить этот вопрос, нужно было ждать вечера, когда наладят дороги между корпусами. Потому что утром дубаки оборвали ещё и контрольку, на которой в особо остром случае можно было послать письменный прогон туда, и вечером трассовым хатам придётся сдавливаться по новой.
«Понадеялся на этого кума, ублюдка, – зло думал Солома, – лучше б утром подкричали туда, пока там смена не такая козлячья была…»
* * *
Протас ходил по хате и с нетерпением ожидал ужина. Баланда ему, естественно, была не нужна, он ожидал ответа от Соломы по поводу Ольги.
Молодая соседка по подъезду нравилась ему уже давно. Каждый раз при встрече мило улыбалась ему и здоровалась, но он вёл себя сдержанно и не приставал к ней. Как-никак её мать была подругой его жены и с ним общалась тоже. Когда Ольга со своим семейством переехала в их дом и он впервые увидел в своём подъезде красивую молодую девушку, он сразу перефразировал слова известной песни и, проходя мимо неё весело пропел: «В нашем доме поселилась замечательная соседка». Она в это время возилась с дверным замком и, повернувшись, мило улыбнулась ему в ответ.
В свои сорок пять предприниматель Павел Протасов был большим охотником до молодых девушек. Он много занимался спортом и был в прекрасной форме, что позволяло ему добиваться больших успехов на этом поприще. Друзья говорили ему, что секрет его успеха кроется не в его умении обольщать девушек, а просто в его кошельке. Потому что с наступлением рыночной экономики девушки-красавицы выбирали себе мужчин по принципу не кто милее, а кто больше может дать. Но Павел был слишком высокого о себе мнения, чтобы слушать подобные высказывания. Как-то на вечеринке у одного из своих друзей, куда Протасов пришёл со своей молодой подругой и танцевал с ней, пригласивший его приятель запел модные в те годы частушки: «Перестройка, перестройка, я и перестроилась, у кого карман пошире я к тому пристроилась». Тогда дело закончилось мордобитием с большим перевесом более сильного Протасова, и с тех пор друзей у него заметно поубавилось.
Но Павел не изменил своим вкусам и продолжал завоёвывать «сердца» молодых девушек, радуясь каждому новому успеху. Его бизнес расширялся и процветал, что позволяло ему иметь по две, а то и по три девушки в разных районах города. Но ему и этого казалось мало и, если бы была возможность, он бы имел и четвёртую любовницу, и пятую и шестую. Может быть, именно ради этого он тогда, в начале девяностых, подвязался торговать на своих точках краденными автозапчастями, которые поставляла ему группировка угонщиков.
Целый год всё шло нормально и Павел присматривал для себя подходящих кандидатур на роль постоянных любовниц. Теперь средства позволяли ему это, он даже прикупил ещё одну квартиру в соседнем районе, о чём, естественно, не ставил в известность семью, которой он всё же дорожил.
А когда он увидел в подъезде улыбку новой очаровательной соседки, сердце ловеласа запело. «Вот она! – радостно думал он. – Любой ценой моя будет». И надо же было такому случиться, что Ольгина мама оказалась давней подругой его жены. Да ещё и парень у его желанной оказался сыном хорошо знакомого ему предпринимателя Вешнева. И за счёт родительского бизнеса может дать ей не меньше, чем он, Павел Протасов.
Каждый раз потом он, встречая Ольгу с Юрием, кусал губы и со злостью смотрел на её молодого человека, который явно был ему не соперник, разве что только по возрасту. А потом, занимаясь сексом с кем-нибудь из своих подружек, пытался представить на их месте Ольгу. Так продолжалось до тех пор, пока автоугонщиков не поймали. Он тоже оказался за решёткой в ожидании суда.
Все его девушки, естественно, сразу его бросили и вот уже год, как кроме жены он больше никого не интересовал. А сейчас каким-то непостижимым образом это ангельское создание Ольга оказалась здесь, рядом с ним. Его истосковавшееся по ласке и теплу сердце запело. И пусть даже её губошлёп тоже здесь, тут-то у Протаса больше шансов стать для неё первым другом, защитником и помощником.
С продола раздался характерный звук. Так баландёр стучит своим черпаком по железным чашкам и алюминиевым зековским шлёмкам арестантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Вешнев!
– Это меня, – оживился Юрий и, бросив карты, спрыгнул и быстро подбежал к кормушке. – Да, я Вешнев.
– От кого передачу ждёшь? – опять раздался голос холопа.
Юрий назвал хорошо знакомое Бандере имя отца и стал принимать из кормушки пакеты и складывать прямо на пол возле двери. Видя это, Бандера соскочил на пол.
– Чё сидишь, Петрович? – гневно сказал он. – Давай, сюда передавай.
Пакетов было так много, что их не успевал передавать Петрович, да и Бандера не успевал раскладывать их на окне и Юра продолжал складывать их на пол. Когда они, наконец, закончились, он взял у холопа длинный перечень передаваемых вещей и продуктов питания и, бегло пробежав их взглядом, подписал и сунул обратно в кормушку. Петрович с Бандерой продолжали перетаскивать передачу к окну. От распространившегося вокруг аппетитного запаха запечённой курицы, колбасы и других продуктов, сраз проснулись Леший с Антоном и тоже стали помогать разбирать передачу. Зашевелился и открыл глаза и Витяй. Увидев перед собой радующую глаз картину, он перевёл взгляд на Бандеру, который улыбнулся и подмигнул ему. Одобрительно кивнув ему, Витяй сел на шконке и, надевая штаны, спросил:
– Тетради, ручки есть?
– Да-да, есть вот, – радостно ответил Юра, доставая целую пачку тетрадей и какой-то блокнот. Открыв блокнот, он достал оттуда три фотографии и показал их сидящему на шконке и роющемуся в пакете с конфетами Бандере. – Вот моя Ольга, Виталь. А это мы с родителями моими.
Бандера взял из его рук фотографии и, бегло взглянув на знакомого ему Юркиного отца, остановил свой взгляд на Ольге. Его лицо сразу изменилось. Из радостного сделалось сразу серьёзным и задумчивым, такое красивое и одновременно простое лицо ему доводилось видеть не часто. Юрий этой перемены в его лице не заметил, его отвлёк Витяй, спросив, где пастики и ручки. Достав ему из пакета целую жменю ручек Юра повернулся к Бандере и, взяв у него фотографии, засунул их обратно в блокнот и положил его на батарею. Затем повернулся и спросил:
– Ну чё, не видел батю в таком наряде в городе?
Бандера сделал слабую попытку улыбнуться, на фото отец Юры был в смешных шортах и майке, но он почти не обратил на это внимание. Ему больше хотелось ещё раз взглянуть на ту девушку, которую искал с его помощью Юрий сегодня ночью и которая находилась где-то здесь, рядом. Он бездумно перебирал вдруг переставшие радовать шоколадные конфеты. А когда Юрий отвернулся и стал рыться в пакете с носками, трусами и прочей одеждой, протянул руку к блокноту и открыл его.
* * *
Начальник оперчасти Дунаев шёл по продолам тюрьмы в административное здание, где располагалась спецчасть. Он даже обрадовался необычной просьбе Соломы найти в какой камере сидит одна из заключённых и удивлялся, почему смотрящий не может отыскать её сам. Оперчасть, естественно с ведома начальника СИЗО, как и почти во всех тюрьмах, делала послабления по режиму ответственному за тюрьму и даже частенько выполняла его просьбы, поскольку тот решал почти все междоусобные конфликты. Он мог в случае необходимости остановить ненужные администрации всяческие волнения, голодовки и бунты по пустяковым поводам и предотвратить бессмысленные убийства, за которые в управлении тоже по головке не погладят.
Иногда Солома, конечно, откровенно наглел, прося его принести водки и закинуть его в гости к друзьям ненадолго. Объяснял это тем, что это нужно для общения и сближения с народом, за который он несёт ответственность и перед администрацией в том числе. Но сегодня его просьба оказалась настолько простой, что у Дунаева даже поднялось настроение и он думал, что сегодня от смотрящего просьб больше не будет. Тот хоть и наглый, но меру знает.
Работник спецчасти Валентина привычно нашла ему дело заключённой и протянула со словами:
– Что это вы, то Шаповалов, то ты ей интересуешься? Кто такая-то?
– Шаповалов? – удивлённо переспросил кум.
– Нуда, – спокойно сказала Валентина. – Вчера он это дело брал.
Дунаев сделал вид, что как будто знал об этом, но забыл, и только сейчас вспомнил. Улыбнувшись и постучав себя пальцем по голове он вышел и пошёл вместе с делом в свой кабинет. На самом деле он был зол и думал, что Шаповалов, вопреки его указаниям, общается с Соломой да ещё и не ставит об этом в известность своёго начальника. Но как только он зашёл в кабинет и, открыв дело, увидел фотографию заключённой, он сразу подумал, что подчинённый его приказов не нарушал и интересовался этой заключённой по личной инициативе, потому что таких красивых девушек в этой тюрьме никогда не было.
Просмотрев дело и усомнившись в справедливости решения суда, он решил зайти к Шаповалову и спросить, не влюбился ли тот часом и не хочет ли помочь заключённой в её деле с целью жениться потом на ней. С улыбкой на устах от предвкушения предстоящего разговора и ошарашивания подчинённого своей осведомлённостью, он зашёл в кабинет Шаповалова и улыбка сразу слезла с его лица. За столом напротив опера сидела та самая девушка, Ольга Шеляева, только в жизни она была намногое милее, чем на фото. Её красивое и в то же время просто лицо с яркими чертами притягивало взгляд. Длинные распущенные волосы, казалось, переливались от попадавшего на них из окна весеннего солнца. А красивые и невероятно добрые глаза говорили сами за себя, что она не преступница.
Дунаев не мог оторвать от неё взгляд и даже забыл о цели своёго визита к подчинённому.
* * *
Во время обеда Солома высунул свою голову в кормушку и сказал стоявшему неподалёку дубаку:
– Слышь, командир, скажи там ещё раз куму, пусть подойдёт срочно. Лады? – и услышав утвердительный ответ, он сказал потихоньку баландёру извиняющимся тоном, поскольку тот смотрел на Солому вопросительно, явно ожидая малявку с ответом: – Бля, не узнал я ещё, не получается. Прогони там, что по ужину ответ будет.
Баландёр кивнул и закрыл кормушку, баланду в этой камере тоже брали очень редко. А Солома заходил взад-вперёд, нервно теребя чётки от злости на кума, который не выполнил такую простую просьбу. Но ещё больше ему было неудобно перед Протасом, который выделит для него наверняка не маленькую сумму денег, а он не может сделать для Протаса такое плёвое дело, как найти какую-то девчонку и проконтролировать, чтобы с ней было всё в порядке. А в данный момент даже просто найти её не может.
Он злился на всех. На кума, который проигнорировал его просьбу, на оперов и других дубаков, которые оборвали дорогу сегодня ночью именно в тот момент, когда шёл его прогон. Открылась кормушка и дежуривший по этажу дубак сказал:
– Нету кума, домой ушёл.
– Как ушёл? – зло спросил Солома.
– Ну вот так, ушёл, – спокойно ответил дубак и улыбнулся. – Сегодня ж пятница, вроде как сокращённый день.
Солома в негодовании ударил кулаком об ладонь и подскочил к кормушке.
– Слышь, командир, – сказал он просящим тоном. – Помоги девку найти, Ольгу Шеляеву. В какой хате она сидит?
– Не-е, это не ко мне, – спокойно ответил дубак. – Мне кто такую информацию даст? Да и в спецчасти уже никого нет, сёдня ж пятница.
Солома махнул на него рукой и в негодовании заходил по камере. Он понимал, что этот дубак просто боится, что его кто-нибудь застучит. А на другом корпусе, где женские камеры были ещё и на очень неудобной стороне, сегодня дежурила такая смена, которая не даст сделать словесный прогон ни через продол, ни через улицу. А если Протас просит её найти и помочь, значит на их новом корпусе, где располагалась женская больничная камера, её нет. Выходило, что чтобы решить этот вопрос, нужно было ждать вечера, когда наладят дороги между корпусами. Потому что утром дубаки оборвали ещё и контрольку, на которой в особо остром случае можно было послать письменный прогон туда, и вечером трассовым хатам придётся сдавливаться по новой.
«Понадеялся на этого кума, ублюдка, – зло думал Солома, – лучше б утром подкричали туда, пока там смена не такая козлячья была…»
* * *
Протас ходил по хате и с нетерпением ожидал ужина. Баланда ему, естественно, была не нужна, он ожидал ответа от Соломы по поводу Ольги.
Молодая соседка по подъезду нравилась ему уже давно. Каждый раз при встрече мило улыбалась ему и здоровалась, но он вёл себя сдержанно и не приставал к ней. Как-никак её мать была подругой его жены и с ним общалась тоже. Когда Ольга со своим семейством переехала в их дом и он впервые увидел в своём подъезде красивую молодую девушку, он сразу перефразировал слова известной песни и, проходя мимо неё весело пропел: «В нашем доме поселилась замечательная соседка». Она в это время возилась с дверным замком и, повернувшись, мило улыбнулась ему в ответ.
В свои сорок пять предприниматель Павел Протасов был большим охотником до молодых девушек. Он много занимался спортом и был в прекрасной форме, что позволяло ему добиваться больших успехов на этом поприще. Друзья говорили ему, что секрет его успеха кроется не в его умении обольщать девушек, а просто в его кошельке. Потому что с наступлением рыночной экономики девушки-красавицы выбирали себе мужчин по принципу не кто милее, а кто больше может дать. Но Павел был слишком высокого о себе мнения, чтобы слушать подобные высказывания. Как-то на вечеринке у одного из своих друзей, куда Протасов пришёл со своей молодой подругой и танцевал с ней, пригласивший его приятель запел модные в те годы частушки: «Перестройка, перестройка, я и перестроилась, у кого карман пошире я к тому пристроилась». Тогда дело закончилось мордобитием с большим перевесом более сильного Протасова, и с тех пор друзей у него заметно поубавилось.
Но Павел не изменил своим вкусам и продолжал завоёвывать «сердца» молодых девушек, радуясь каждому новому успеху. Его бизнес расширялся и процветал, что позволяло ему иметь по две, а то и по три девушки в разных районах города. Но ему и этого казалось мало и, если бы была возможность, он бы имел и четвёртую любовницу, и пятую и шестую. Может быть, именно ради этого он тогда, в начале девяностых, подвязался торговать на своих точках краденными автозапчастями, которые поставляла ему группировка угонщиков.
Целый год всё шло нормально и Павел присматривал для себя подходящих кандидатур на роль постоянных любовниц. Теперь средства позволяли ему это, он даже прикупил ещё одну квартиру в соседнем районе, о чём, естественно, не ставил в известность семью, которой он всё же дорожил.
А когда он увидел в подъезде улыбку новой очаровательной соседки, сердце ловеласа запело. «Вот она! – радостно думал он. – Любой ценой моя будет». И надо же было такому случиться, что Ольгина мама оказалась давней подругой его жены. Да ещё и парень у его желанной оказался сыном хорошо знакомого ему предпринимателя Вешнева. И за счёт родительского бизнеса может дать ей не меньше, чем он, Павел Протасов.
Каждый раз потом он, встречая Ольгу с Юрием, кусал губы и со злостью смотрел на её молодого человека, который явно был ему не соперник, разве что только по возрасту. А потом, занимаясь сексом с кем-нибудь из своих подружек, пытался представить на их месте Ольгу. Так продолжалось до тех пор, пока автоугонщиков не поймали. Он тоже оказался за решёткой в ожидании суда.
Все его девушки, естественно, сразу его бросили и вот уже год, как кроме жены он больше никого не интересовал. А сейчас каким-то непостижимым образом это ангельское создание Ольга оказалась здесь, рядом с ним. Его истосковавшееся по ласке и теплу сердце запело. И пусть даже её губошлёп тоже здесь, тут-то у Протаса больше шансов стать для неё первым другом, защитником и помощником.
С продола раздался характерный звук. Так баландёр стучит своим черпаком по железным чашкам и алюминиевым зековским шлёмкам арестантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55