Среди дубаков стукачей начальству тоже было достаточно, тем более что сегодня ДПНСИ был как раз из правильно-принципиальных, поэтому даже если и не смазывались двери специально, то открывались осторожнее. В хату зашёл сухощавый мужчина лет сорока пяти и прямо на пороге обнялся с приветствовавшим его Андреем Спасским. Они не сидели нигде вместе, но были с одного города и друг друга хорошо знали. Андрей даже всегда помогал со своёго бизнеса постоянно сидящему по лагерям Немцу ещё с тех пор, как этот бизнес был у него нелегальным в советские годы.
Немец был по пояс раздетым и олимпийку держал в руках, видимо, дубаки его выдернули неожиданно, едва узнав о местонахождении ДПНСИ. На нем не было никаких наколок, но вся его внешность говорила о том, что отсидел он немало, и всё несидевшее до этого окружение Протаса, включая его самого, прониклось уважением к этому человеку. Тем более они уже знали от своёго сокамерника о его авторитете и рассчитывали на него.
– Гена, – представился он всем, протягивая руку каждому, – можно просто Немец. А чё, музыку можно потише сделать?
Все тоже назвались, поприветствовав его, и Спасской показал ему на сидящего у его двери Кузнеца и на ухо, давая понять, что эти уши – лишние.
– О-о, и ты здесь? – удивился Немец, увидев Кузнеца, с которым тоже судьба сводила по лагерям. – Здорово что ли?
– Курнёшь? – сразу протянул ему пятку Тёплый, единственный из всех, кто курил наркотик.
– Конечно, – сразу взял папиросу Немец и прикурил от протянутой зажигалки. Сделав две полноценные хапки, он протянул пятку Протасу, сидящему сразу за ним, чтобы она прошла круг, но за ней потянулся Тёплый.
– Он у нас один только курит, – пояснил Протас и сразу перешёл к делу. – Гена, ты Солому хорошо знаешь?
– Заочно только, – отрицательно покачал головой Немец. – Так, в глаза, ни разу не видел. Но здесь-то увижусь, наверное. А чё?
– Да в том-то и дело, что мы тоже его раньше не знали, поверили ему, – начал говорить Протас почему-то от общего имени, хотя дело казалось его самого. – Пришёл тут к нам, помогите, век не забуду и всё такое. Ну я нарыл ему денег, передать хоть, слава богу, не успел…
– А чё такое? – сразу заинтересованно спросил Немец.
– Да попросил его за девчонкой своей присмотреть, чтоб её там не заклевали. Она сама тихонькая такая, сюда стопудово случайно попала. Ну он и присмотрел, в благодарность мне…
Протас сказал это таким тоном, что Немец сразу всё понял.
– Чё, вые…ал? – спросил он.
– Он уже сам с ней там любовь крутит, – не стал уточнять Протас. – Воспользовался тем, что я сам не могу, бля, до неё добраться, она на старом корпусе сидит. Ау него-то везде зелёная. Он её и в кабинет к куму может затащить, лясы один-на-один поточить. Вот и уломал девку.
– А ты это точно знаешь? – спросил Немец, глядя ему прямо в глаза.
– Да, конечно точно, – уверенно ответил Протас, не отводя взгляда. – Я бы не стал поднимать этот вопрос, если б не был уверен, – сказал он и, чтобы не говорить о том, откуда он это знает, потому что рассказывать о прохлопывании чужого малька он не собирался и пришлось бы что-то придумывать, он быстро спросил: – Вот как вот этот поступок, по-людски если рассудить?
Немец прищурился и посмотрел на него внимательным взглядом.
– А ты за девку свою рамс хочешь качнуть, или за поступок? – спросил он, сделав ещё хапку и залечил слюной на пальце тлеющий кончик папиросы.
– Да девка-то чё? – замялся в нерешительности Протас, сомневаясь в том, что Немец встрянет в это дело из-за женщины. – За поступок, конечно. Тут за один поступок такой, я считаю, порвать можно.
Немец, делающий в это время ещё одну большую хапку, закашлялся и передал пятку своёму земляку.
– Добивай, – выдавил он сквозь кашель и посмотрел на Протаса красными и мокрыми от выступивших с кашлем слёз глазами.
Протас, не куривший наркотик и не знающий, что это такое, воспринял внезапный кашель Немца как реакцию на свои слова и нерешительно посмотрел на своих сокамерников, прежде чем поднять глаза на Немца. Думая, что сказал неправильно, он поставил себя в неловкое положение.
– А ты за тёлку свою, что, прощаешь, что ли? – неожиданно спросил Немец. – Не уважаешь ты себя, совсем не уважаешь.
– Да не-е, – вступился за Протаса Андрей. – Просто мы ж не сидели никогда, не знаем, как у вас там по понятиям…
– А в этом деле понятия не нужны, – покачал головой Немец и посмотрел на Протаса в упор. – Делай, как тебе твоё человеческое я говорит.
Павел опять посмотрел на всех, но уже более решительным взглядом, и спросил:
– Ну, а ты поддержишь, если я сам предъявлю?
Немец опустил взгляд куда-то в пол и задумался.
Повисла напряжённая пауза, во время которой Протаса посетили нехорошие мысли. Главной из них была, что Немец этот, возможно, ещё матёрей, чем кажется. В его узких глазах Павел уловил хитрый блеск. Возможно, ему это и показалось, ведь Немец курнул гашиша, но почему-то он перестал ему верить. За время, проведённое в тюрьме, он узнал много о тех матёрых уголовниках, которые царствовали в этом мире. На строгом режиме, по словам Кузнеца, были такие рыси, которые могли на ровном месте обвести тебя вокруг пальца или убрать тебя с дороги чужими руками. Вот и сейчас Протасу показалось, что Немец не зря надавил на его мужское достоинство и намекнул, что предъявлять можно, но самому. Возможно, он хотел устранить Солому его, Павла, руками и самому потом стать смотрящим. Эту мысль усилило воспоминание рассказа Спасского о том, что Немец был даже на полосатом режиме, где раньше содержались только особо опасные рецидивисты. А теперь, с разгоном особого режима, все полосатики оказываются на строгом, где и без них хватало матёрых зеков.
Протас уже хотел было сказать Немцу, что без поддержки он не будет начинать эти качели, пока тот не сказал ещё что-нибудь вроде слабости характера Павла, как из кабуры раздался голос соседей.
– Восемь семь, возьмите маляву.
Тёплый подошёл к кабуре и, взяв маляву, усмехнулся.
– Нет, он не сто лет жить будет, а все двести. Тебе, Паха.
Протас взял протянутый ему малёк и увидел обратный адрес «с х78». Было понятно, что это от Соломы, и обвел всех недоумённым взглядом.
– От Соломы что ли? – догадался Немец.
– Угу, – кивнул Протас и, вскрыв малёк, начал читать. Сидящие по бокам Спасской и Немец тоже заглянули в написанное.
Ночи доброй, Паха. Всем кто рядом тоже. Но новости для тебя недобрые, брат. Тёлка твоя, за которую ты просил похлопотать, на меня запала. Ты не обессудь, что я так прямо, но говорю как есть. Я ж посуетился за неё там по твоей просьбе, ну она меня увидела и запала. Я решил тебя сразу курсануть по этой части, а то потом узнаешь, будешь зуб на меня точить. Ты на меня зла не держи, брат, это ж я не по своей воле к ней в хату стал заходить, за тебя суетился. Да и не стоит твоей головной боли та тёлка, которая в твоё отсутствие кидается на первого встречного. Ну и меня тоже пойми, я же не идиот, сидя в тюрьме от такой тёлки отказываться, если она сама на шишку просится. Да и она сказала, что у вас с ней ничего не было, просто соседи. Может и спи…дила. Так что ты уже, брат, сам решай, давать мне к выходным эти бабки или нет. Я тебя поставил в курс заранее. А за тёлку эту не гоняй, на хер такая шалава тебе нужна? Надеюсь, ты на меня не в обиде останешься. А с бабками, как уже сказал, сам решай. Отпиши только потом, чё решишь. Ну всё пока. Жму пять. С ув. Саня.
Едва ещё только начав читать и увидев, о чём идёт речь, Протас сразу похолодел и сердце его забилось от злости. Еле сдерживая себя, он тупо смотрел в уже прочитанные строки и не мог сообразить, что ему делать, пока его не вывел из этого оцепенения голос Немца, тоже прочитавшего малёк.
– Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос, – спокойно проговорил он.
– На какой вопрос? – вскинул голову Протас.
– Ну ты же спрашивал, поддержу ли я тебя, если ты ему предъяву сделаешь. А за что теперь предъяву делать будешь? – Немец кивнул головой на малёк в руках Протаса. – Он уже сам пояснил свой поступок, по чесноку. Да и бабки ты ему, оказывается, не давал ещё.
– Как он пояснил? – удивлённо спросил Тёплый. – Паха, дай я почитаю.
Тёплый сам взял из рук сидящего без движения Протаса малёк и стал с интересом читать вместе с остальными, кто ещё не видел.
Во рту у Павла всё пересохло, как будто это он обкурился гашиша, и его взгляд остановился на кружке с заваренным чаем. Правильно поняв его, Спасской сразу открыл крышку и, буторнув чай пару раз, налил в маленькую кружку и дал Протасу.
– Держи, Паха, – сказал он и стал открывать приготовленную заранее коробку конфет. – Может в натуре она того не стоит?
– Да конечно не стоит, – поддержал Немец, положив в рот конфету и посмотрев на Протаса в ожидании, когда тот передаст ему кружку, чтобы тоже сбить сушняк.
* * *
Бандера стоял в стакане уже несколько часов, боясь даже кашлянуть, чтобы не напомнить о себе. Корпусной тусовался на этаже всё время, никуда не отлучаясь. Возможно, что он просто забыл о нём и, вспомнив, закрыл бы уже обратно в камеру. Даже по здешним меркам своё наказание за проступок Бандера уже давно отбыл и сейчас проклинал этого корпусного за то, что тот никуда не уходил. Ещё больше его злило, что Гера сам тоже что-то рассказывал там корпусному и, чтобы скоротать ночь тот общался с ним и похоже, никуда даже не собирался, хотя дело было уже к утру. От злости Бандера забыл про обещанную Вано бутылку. Наконец он ясно услышал слова, сказанные не голосом Геры: «Пойду на толчок схожу». У него радостно забилось сердце, и про злость на Геру он тут же забыл. А когда шаги корпусного удалились, он потихоньку постучал по железной стенке стакана. Дубак подошёл сразу и встал возле глазка в стакан.
– Пиз…е-е-ец, – протянул он, качая головой. – Я уж думал, он никуда не свалит уже. Давай быстрей, что там у тебя, а то я уже и сам ссать хочу.
– Вован, выручай, – горячо прошептал Бандера прямо в глазок, – мне на секунду в один восемь заглянуть надо.
– Ты чё, еб…ся, что ли? – удивился Гера. – На хера?
– Посмотреть на ту тёлку хочу, которую вы мне с Василичем закидывали. Это походу не та. Вы точно Шеляеву вызывали?
– Ну да. А кого же ещё? Как ты сказал фамилию, я так и назвал.
Хоть Гера и говорил почти шёпотом, но даже не видя его глаз, Бандера понял по его голосу, что он в себе не уверен и на этом его можно и развести так, чтобы не платить за этот манёвр.
– Это не та была, Вован, – опять с жаром в голосе шептал Бандера, так как нужно было торопиться. – Ладно меня нае…али, но вы-то должны знать их всех по фамилиям, их же не так много, видите их постоянно.
– Да на хер они нам нужны, знать их? Чё мы…
– Так ведь я же бабки платил, Вов, – перебил его Бандера. – И не за эту свиноту, бля буду. Дай я только гляну на ту, пять секунд, не больше. Мне чтоб в другой раз не лохануться…
– Ты чё, звать её, что ли, будешь? – в этот раз уже Гера не дал ему договорить. – Там же сдадут кто-нибудь, сто процентов.
– Да не, я её так узнаю, – убеждал его Бандера, уже начиная беспокоиться о том, что они теряют время из-за его упёртости. И всё же предложил ему денег для верности, но с гнильцой. – Если надо, я тебе ещё бабок дам, только на несколько секунд мне надо. Звать там никого не буду, отвечаю, только посмотрю.
Что-то подействовало на дубака, то ли клятва не кричать там никого, а только посмотреть в глазок и не нужно было даже снимать замок с кормушки, то ли готовность даже заплатить за это. Так или иначе это подействовало и Гера, естественно без всяких денег огляделся по сторонам и потихоньку открыл массивную щеколду стакана.
– Только быстро, – тихо проговорил он, взглянув на ноги Бандеры и с удовлетворением отметив, что он был в мягких тапочках.
Бесшумно ступая, Бандера подкрался к заветной двери и с бьющимся сердцем осторожно приподнял закрывающую глазок пластину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Немец был по пояс раздетым и олимпийку держал в руках, видимо, дубаки его выдернули неожиданно, едва узнав о местонахождении ДПНСИ. На нем не было никаких наколок, но вся его внешность говорила о том, что отсидел он немало, и всё несидевшее до этого окружение Протаса, включая его самого, прониклось уважением к этому человеку. Тем более они уже знали от своёго сокамерника о его авторитете и рассчитывали на него.
– Гена, – представился он всем, протягивая руку каждому, – можно просто Немец. А чё, музыку можно потише сделать?
Все тоже назвались, поприветствовав его, и Спасской показал ему на сидящего у его двери Кузнеца и на ухо, давая понять, что эти уши – лишние.
– О-о, и ты здесь? – удивился Немец, увидев Кузнеца, с которым тоже судьба сводила по лагерям. – Здорово что ли?
– Курнёшь? – сразу протянул ему пятку Тёплый, единственный из всех, кто курил наркотик.
– Конечно, – сразу взял папиросу Немец и прикурил от протянутой зажигалки. Сделав две полноценные хапки, он протянул пятку Протасу, сидящему сразу за ним, чтобы она прошла круг, но за ней потянулся Тёплый.
– Он у нас один только курит, – пояснил Протас и сразу перешёл к делу. – Гена, ты Солому хорошо знаешь?
– Заочно только, – отрицательно покачал головой Немец. – Так, в глаза, ни разу не видел. Но здесь-то увижусь, наверное. А чё?
– Да в том-то и дело, что мы тоже его раньше не знали, поверили ему, – начал говорить Протас почему-то от общего имени, хотя дело казалось его самого. – Пришёл тут к нам, помогите, век не забуду и всё такое. Ну я нарыл ему денег, передать хоть, слава богу, не успел…
– А чё такое? – сразу заинтересованно спросил Немец.
– Да попросил его за девчонкой своей присмотреть, чтоб её там не заклевали. Она сама тихонькая такая, сюда стопудово случайно попала. Ну он и присмотрел, в благодарность мне…
Протас сказал это таким тоном, что Немец сразу всё понял.
– Чё, вые…ал? – спросил он.
– Он уже сам с ней там любовь крутит, – не стал уточнять Протас. – Воспользовался тем, что я сам не могу, бля, до неё добраться, она на старом корпусе сидит. Ау него-то везде зелёная. Он её и в кабинет к куму может затащить, лясы один-на-один поточить. Вот и уломал девку.
– А ты это точно знаешь? – спросил Немец, глядя ему прямо в глаза.
– Да, конечно точно, – уверенно ответил Протас, не отводя взгляда. – Я бы не стал поднимать этот вопрос, если б не был уверен, – сказал он и, чтобы не говорить о том, откуда он это знает, потому что рассказывать о прохлопывании чужого малька он не собирался и пришлось бы что-то придумывать, он быстро спросил: – Вот как вот этот поступок, по-людски если рассудить?
Немец прищурился и посмотрел на него внимательным взглядом.
– А ты за девку свою рамс хочешь качнуть, или за поступок? – спросил он, сделав ещё хапку и залечил слюной на пальце тлеющий кончик папиросы.
– Да девка-то чё? – замялся в нерешительности Протас, сомневаясь в том, что Немец встрянет в это дело из-за женщины. – За поступок, конечно. Тут за один поступок такой, я считаю, порвать можно.
Немец, делающий в это время ещё одну большую хапку, закашлялся и передал пятку своёму земляку.
– Добивай, – выдавил он сквозь кашель и посмотрел на Протаса красными и мокрыми от выступивших с кашлем слёз глазами.
Протас, не куривший наркотик и не знающий, что это такое, воспринял внезапный кашель Немца как реакцию на свои слова и нерешительно посмотрел на своих сокамерников, прежде чем поднять глаза на Немца. Думая, что сказал неправильно, он поставил себя в неловкое положение.
– А ты за тёлку свою, что, прощаешь, что ли? – неожиданно спросил Немец. – Не уважаешь ты себя, совсем не уважаешь.
– Да не-е, – вступился за Протаса Андрей. – Просто мы ж не сидели никогда, не знаем, как у вас там по понятиям…
– А в этом деле понятия не нужны, – покачал головой Немец и посмотрел на Протаса в упор. – Делай, как тебе твоё человеческое я говорит.
Павел опять посмотрел на всех, но уже более решительным взглядом, и спросил:
– Ну, а ты поддержишь, если я сам предъявлю?
Немец опустил взгляд куда-то в пол и задумался.
Повисла напряжённая пауза, во время которой Протаса посетили нехорошие мысли. Главной из них была, что Немец этот, возможно, ещё матёрей, чем кажется. В его узких глазах Павел уловил хитрый блеск. Возможно, ему это и показалось, ведь Немец курнул гашиша, но почему-то он перестал ему верить. За время, проведённое в тюрьме, он узнал много о тех матёрых уголовниках, которые царствовали в этом мире. На строгом режиме, по словам Кузнеца, были такие рыси, которые могли на ровном месте обвести тебя вокруг пальца или убрать тебя с дороги чужими руками. Вот и сейчас Протасу показалось, что Немец не зря надавил на его мужское достоинство и намекнул, что предъявлять можно, но самому. Возможно, он хотел устранить Солому его, Павла, руками и самому потом стать смотрящим. Эту мысль усилило воспоминание рассказа Спасского о том, что Немец был даже на полосатом режиме, где раньше содержались только особо опасные рецидивисты. А теперь, с разгоном особого режима, все полосатики оказываются на строгом, где и без них хватало матёрых зеков.
Протас уже хотел было сказать Немцу, что без поддержки он не будет начинать эти качели, пока тот не сказал ещё что-нибудь вроде слабости характера Павла, как из кабуры раздался голос соседей.
– Восемь семь, возьмите маляву.
Тёплый подошёл к кабуре и, взяв маляву, усмехнулся.
– Нет, он не сто лет жить будет, а все двести. Тебе, Паха.
Протас взял протянутый ему малёк и увидел обратный адрес «с х78». Было понятно, что это от Соломы, и обвел всех недоумённым взглядом.
– От Соломы что ли? – догадался Немец.
– Угу, – кивнул Протас и, вскрыв малёк, начал читать. Сидящие по бокам Спасской и Немец тоже заглянули в написанное.
Ночи доброй, Паха. Всем кто рядом тоже. Но новости для тебя недобрые, брат. Тёлка твоя, за которую ты просил похлопотать, на меня запала. Ты не обессудь, что я так прямо, но говорю как есть. Я ж посуетился за неё там по твоей просьбе, ну она меня увидела и запала. Я решил тебя сразу курсануть по этой части, а то потом узнаешь, будешь зуб на меня точить. Ты на меня зла не держи, брат, это ж я не по своей воле к ней в хату стал заходить, за тебя суетился. Да и не стоит твоей головной боли та тёлка, которая в твоё отсутствие кидается на первого встречного. Ну и меня тоже пойми, я же не идиот, сидя в тюрьме от такой тёлки отказываться, если она сама на шишку просится. Да и она сказала, что у вас с ней ничего не было, просто соседи. Может и спи…дила. Так что ты уже, брат, сам решай, давать мне к выходным эти бабки или нет. Я тебя поставил в курс заранее. А за тёлку эту не гоняй, на хер такая шалава тебе нужна? Надеюсь, ты на меня не в обиде останешься. А с бабками, как уже сказал, сам решай. Отпиши только потом, чё решишь. Ну всё пока. Жму пять. С ув. Саня.
Едва ещё только начав читать и увидев, о чём идёт речь, Протас сразу похолодел и сердце его забилось от злости. Еле сдерживая себя, он тупо смотрел в уже прочитанные строки и не мог сообразить, что ему делать, пока его не вывел из этого оцепенения голос Немца, тоже прочитавшего малёк.
– Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос, – спокойно проговорил он.
– На какой вопрос? – вскинул голову Протас.
– Ну ты же спрашивал, поддержу ли я тебя, если ты ему предъяву сделаешь. А за что теперь предъяву делать будешь? – Немец кивнул головой на малёк в руках Протаса. – Он уже сам пояснил свой поступок, по чесноку. Да и бабки ты ему, оказывается, не давал ещё.
– Как он пояснил? – удивлённо спросил Тёплый. – Паха, дай я почитаю.
Тёплый сам взял из рук сидящего без движения Протаса малёк и стал с интересом читать вместе с остальными, кто ещё не видел.
Во рту у Павла всё пересохло, как будто это он обкурился гашиша, и его взгляд остановился на кружке с заваренным чаем. Правильно поняв его, Спасской сразу открыл крышку и, буторнув чай пару раз, налил в маленькую кружку и дал Протасу.
– Держи, Паха, – сказал он и стал открывать приготовленную заранее коробку конфет. – Может в натуре она того не стоит?
– Да конечно не стоит, – поддержал Немец, положив в рот конфету и посмотрев на Протаса в ожидании, когда тот передаст ему кружку, чтобы тоже сбить сушняк.
* * *
Бандера стоял в стакане уже несколько часов, боясь даже кашлянуть, чтобы не напомнить о себе. Корпусной тусовался на этаже всё время, никуда не отлучаясь. Возможно, что он просто забыл о нём и, вспомнив, закрыл бы уже обратно в камеру. Даже по здешним меркам своё наказание за проступок Бандера уже давно отбыл и сейчас проклинал этого корпусного за то, что тот никуда не уходил. Ещё больше его злило, что Гера сам тоже что-то рассказывал там корпусному и, чтобы скоротать ночь тот общался с ним и похоже, никуда даже не собирался, хотя дело было уже к утру. От злости Бандера забыл про обещанную Вано бутылку. Наконец он ясно услышал слова, сказанные не голосом Геры: «Пойду на толчок схожу». У него радостно забилось сердце, и про злость на Геру он тут же забыл. А когда шаги корпусного удалились, он потихоньку постучал по железной стенке стакана. Дубак подошёл сразу и встал возле глазка в стакан.
– Пиз…е-е-ец, – протянул он, качая головой. – Я уж думал, он никуда не свалит уже. Давай быстрей, что там у тебя, а то я уже и сам ссать хочу.
– Вован, выручай, – горячо прошептал Бандера прямо в глазок, – мне на секунду в один восемь заглянуть надо.
– Ты чё, еб…ся, что ли? – удивился Гера. – На хера?
– Посмотреть на ту тёлку хочу, которую вы мне с Василичем закидывали. Это походу не та. Вы точно Шеляеву вызывали?
– Ну да. А кого же ещё? Как ты сказал фамилию, я так и назвал.
Хоть Гера и говорил почти шёпотом, но даже не видя его глаз, Бандера понял по его голосу, что он в себе не уверен и на этом его можно и развести так, чтобы не платить за этот манёвр.
– Это не та была, Вован, – опять с жаром в голосе шептал Бандера, так как нужно было торопиться. – Ладно меня нае…али, но вы-то должны знать их всех по фамилиям, их же не так много, видите их постоянно.
– Да на хер они нам нужны, знать их? Чё мы…
– Так ведь я же бабки платил, Вов, – перебил его Бандера. – И не за эту свиноту, бля буду. Дай я только гляну на ту, пять секунд, не больше. Мне чтоб в другой раз не лохануться…
– Ты чё, звать её, что ли, будешь? – в этот раз уже Гера не дал ему договорить. – Там же сдадут кто-нибудь, сто процентов.
– Да не, я её так узнаю, – убеждал его Бандера, уже начиная беспокоиться о том, что они теряют время из-за его упёртости. И всё же предложил ему денег для верности, но с гнильцой. – Если надо, я тебе ещё бабок дам, только на несколько секунд мне надо. Звать там никого не буду, отвечаю, только посмотрю.
Что-то подействовало на дубака, то ли клятва не кричать там никого, а только посмотреть в глазок и не нужно было даже снимать замок с кормушки, то ли готовность даже заплатить за это. Так или иначе это подействовало и Гера, естественно без всяких денег огляделся по сторонам и потихоньку открыл массивную щеколду стакана.
– Только быстро, – тихо проговорил он, взглянув на ноги Бандеры и с удовлетворением отметив, что он был в мягких тапочках.
Бесшумно ступая, Бандера подкрался к заветной двери и с бьющимся сердцем осторожно приподнял закрывающую глазок пластину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55