— Я не могу этого допустить. Тут дело принципа. Какое свинство!
— Постойте, постойте...—не сдавался мужчина в темном.— Вы не бросите меня. Не можете этого сделать! Не смеете!
— А вы можете бросать на чашу весов какой-то перстень, когда на другой чаше —ваша молодая, красивая, очаровательная супруга?!
— Откуда вы знаете, что она молодая и красивая? — удивился Дионисий Пиппинс.
Я еще раз внимательно посмотрел на его вытянутый узенький нос, маленькие беспокойные глазки, впалые щеки и тонкие губы, которые он нервно покусывал.
— Да, Кэт, как вы пришли к этой мысли? — поддержал я его недоумение.
Кэт пожала плечами и огляделась.
— Так,— ответила она..— Я вспомнила, ну... в жизни всякое бывает...
— Но она в самом деле молода и красива!
Голос вдовца прервался. Однако он не отказался от борьбы.
— Вы не имеете права меня бросать!—Пиппинс обратился ко мне, полагая, что у меня более мягкое сердце.— Я отдам вам все, что у меня есть!
— А это много? — спросила Кэт, не поворачиваясь.
— Ну... перстень стоит по меньшей мере шестьдесят тысяч долларов. А это лишь часть коллекции. Небольшая, очень небольшая часть!
— Хм-м...— задумалась Кэт, поколебавшись в своей принципиальности.
— Идет, мистер Пиппинс,— решил я.— Мы берем это дело, напоминаю, что услуги наши стоят дорого. Качественны, оттого и дороги. Мы посетим агентство и выполним формальности. Но предварительно вы должны
изложить нам все детали, чтобы мы, не теряя времени, могли приступить к делу. Позвольте мне сказать, что полученная от вас информация пока что весьма скудна, если не сказать — путанна...
— В самом деле? —удивился наш новый клиент, уже второй в этом году.— Весьма сожалею! Видите ли, мне показалось, вы сами разберетесь в этом деле. Эй, парень,— обратился он к бармену,— налей нам еще по одной!
— Кока-колы?
— Вот еще! — отмахнулся Пиппинс.— Дай нам чего-нибудь покрепче, нам надо серьезно поговорить.
Из автомата послышалась самба, а пьянчужка сполз по основанию вешалки на грязный пол. В помещение с шумом ввалилась компания нелепых девиц и парней.
Освещенный луной пляж был пуст, когда мы отправились обследовать те места, где, по словам мистера Пиппинса, разыгралась драма. На песке валялись остатки пищи, брошенные мячи, баллоны от дезодорантов, полиэтиленовые мешочки, сломанные стульчики и раскладушки. Земля была неровней, в ямах и колдобинах, что после двойных «бурбонов» создавало известные трудности на пути к месту, где, как достоверно знал Дионисий, покоились останки его Дорис.
— Погоди, погоди...— говорил человечек, обнимая меня за плечи,— нам нужно отыскать бугорочек, возле которого торчала палка с каким-то флагом!
Я тоже обнял его, отчасти чтобы поддержать, поскольку он споткнулся, отчасти чтобы самому сохранить равновесие, которое трудно было сохранять после посещения бара. Кэт плелась сзади, недовольная происходящим, особенно тем, что расплачиваться в баре Пиппинс без зазрения совести предоставил агентству «Фиат-люкс».
— Здесь нет бугорка с флагом,—сердилась моя секретарша, шагая позади нас.
— Как это нет? — удивился Пиппинс и внезапно остановился, что сразу выявило проблему моего равновесия.— Должен быть. Вчера был, должен быть и теперь!
Что-то словно сверкнуло передо мной в ночной мгле.
— Вчера? Разве все это произошло вчера? Не сегодня?—удивлялся я.
— Тимоша, не валяй дурака! — рассмеялся Дионисий.— Разве могли бы укокошить мою Дорис среди бела дня? На пляже, при пятидесяти миллионах свидетелей! Как ты представляешь это себе, старик?
Шеф,— откуда-то сзади подала голос Кэт,— бросим этого пьянчугу и вернемся в город. Я хочу спать, а когда я хочу спать, мне не хочется таскаться по песку!
— Что? Неужели вы меня бросите? — испугался Пиппине.— Покинете, когда мне особенно тяжело, когда мне хочется плакать, когда я остался один, без Дорис, без перстня?!
— Уф! — яростно шипела Кэт.
— Успокойся, Диззи,— пытался я утешить друга.— Мы тебя не бросим, но ты же сам видишь, что бугорка нет, флага нет, Дорис нет, а мы хотим спать, мы устали, сегодня мы уже разобрали несколько запутанных дел, нашли Фифи, разоблачили мошенников. Теперь нам надо отдохнуть. Встретимся завтра... Скажем, в одиннадцать, и хорошенько поищем флаг, перстень и твою дражайшую Долли...
— Дорис...
— И ее, разумеется... все сделаем для нашего Диззи! Пиппинса неожиданно прорвало:
— Завтра в одиннадцать? Когда опять будет полно народу? Не пойдет, эта пустая идея отпадает! Сегодня я целый день бродил по пляжу, где собралось несколько миллионов бездельников — и ничего! Нет, этого нельзя делать днем! Только ночью... вот так... в темноте!
Он уселся на песок и пригласил меня разделить компанию. Я опустился рядом на теплый песок.
— Я уморился,— сказал он.— И не удивительно! Такая ночь...
— Такой день, хотели вы сказать,—заметила сверху Кэт.— У вас был ужасный день... Я понимаю вас!
— Такая ночь...— упрямо повторил Дионисий.— Мы с Дорис брели по пустому пляжу, взявшись за руки, бегали, догоняли друг друга, падали, поднимались... вдруг...
— Постой-ка,—попытался я поставить все на свои места,— ты говоришь об этой или прошлой ночи?
— Прошлой, конечно!
— Итак, вы развлекались в темноте, бегали, падали, устали... затем вы поняли, что вам хочется спать, и пошли домой, баиньки! Все так же, как у меня,— подытожил я сонным голосом.— Я хочу спать, хочу домой!
— Вдруг кто-то стукнул меня по голове! — напомнил о себе наш клиент.
— Для другого вы и не годитесь! — поддакнула Кэт.
— Один раз, второй...— Дионисий ощупал лысую голову.— Вот сюда! Каким-то твердым предметом.
— Орудийный снаряд? — поинтересовался я, увлеченный рассказом.
— Скорее бита для бейсбола,— отвечал мой друг.— После первого удара я еще был в сознании, но когда этот хромоногий хватил меня второй раз...
— Хромоногий, сказали вы? — переспросила Кэт и ткнула меня носком туфельки в бок.
Я посмотрел на нее удивленно и сердито, потому что чуть было не потерял равновесие и не свалился на песок. Она же вытянутым пальцем указывала мне на что-то, и я постарался понять, в чем дело. Однако с моей лягушачьей точки зрения я ничего не видел—может быть, и из-за действия алкоголя. Я покачивался на ночном ветерке и никак не мог сообразить, куда надо глядеть —на песок, на луну или виднеющиеся вдали освещенные верхушки небоскребов. Наконец я поднялся, и все стало проще. Кэт поддерживала меня одной рукой, а другую снова вытянула в темноту, и я смог проследить направление, которое она указывала.
— Ох, как меня треснул проклятый! — пыхтел где-то внизу Дионисий Пиппинс.
Во мраке, со стороны пучины, там, откуда доносилось дыхание океана и шум волн, чернел силуэт человека. Скорее всего, это был служащий пляжа, уборщик, что ли? Он обходил опустевший пляж и палкой с острым наконечником собирал мусор в огромный мешок.
— Бейсбольной битой? — прошептал я чуть слышно. Уборщик был сильным человекообразным, широк в плечах, в старых матросских штанах. Он не спеша делал свое дело, переходя от одной кучки мусора к другой и ловкими движениями складывая забытые и брошенные предметы в мешок. Прихрамывая, он приближался к нам. — Хромой?—подала голос Кэт.
Иногда человеку вдруг хочется чего-то необычного.
Однажды среди ночи мне захотелось спуститься по Ниагаре. В другой раз, непонятно почему,— слетать в Гонолулу или распевать серенады на какой-нибудь темной мадридской улочке. Когда я был школьником, мне частенько казалось, будто в класс является Буффало Билл и уводит меня в далекие необъятные прерии, куда не доберется учительница. Я слышал, что приговоренные к смертной казни выражали как последнее желание накануне газовой камеры выткать ковер в несколько миль длиной. Забавно, не правда ли?
В этот момент я всем своим существом почувствовал какой-то зуд, неодолимое желание пробежаться по мелкому, мягкому, еще теплому песочку, скатиться с горки, состоящей из миллиардов песчинок, подняться на следующий холмик и бежать, бежать далеко-далеко — подальше от этого хромого сторожа с палицей в сильной руке, что ковылял в нашу сторону, надвигаясь неотвратимо и грозно.
И я это совершил, ей-богу!
— Шеф,— услышал я, как кто-то, вероятно Кэт, крикнул мне вслед, что-то кричал и Дионисий, только я не хотел их слышать; я мчался, порой падал, увязал по колени в песке, шатался, спотыкался, тяжело дышал, потел, голова кружилась, в страхе я чувствовал, как кто-то догоняет меня, может, это было нечто неощутимое, нереальное, но кошмарное.
Потом я почему-то остановился, может,споткнулся, не знаю, только вдруг потерял равновесие и, раскинув руки, рухнул лицом в песок, который тут же заполнил рот, нос, разве что не глаза, и то благодаря очкам. Некоторое время я лежал не шелохнувшись, ожидая чего-то.
Никто ко мне не подходил, никто не крался по песку, никто не замахивался дубиной. А вкус песка — только сейчас дошло до сознания — был препротивный, напоминающий вкус тряпки поломойки с легким ароматом нефти. Тьфу!
Я поднял голову и услышал чьи-то шаги.
— Шеф!
— Кэт?
— Шеф!
— Я здесь,— ответил я секретарше, почему-то уклонявшейся влево. Я перевернулся на спину и уставился в небо. Оно было затянуто облаками, звезды исчезли, не было даже луны. Я снял очки и протер их краешком своей клетчатой рубашки. Луна, озорница, опять появилась в прозрачной ночи, а звезды стыдливо подмаргивали. В затылке побаливало. И это они выдают за «бурбон», подумалось со злостью.
— Что с вами, шеф?
Кэт остановилась надо мной, подбоченившись и притопывая ногой, что означало нетерпение.
— А в чем дело?
— Вы случаем не сумасшедший?
— Мисс Карсон! — холодно напомнил я о стене, отгораживающей работодателя от подчиненного.
— Мы сидим с этим болваном, потерявшим жену и перстень, слушаем его болтовню, и вдруг вы ни с того ни с сего взбрыкиваете, словно жеребенок на лугу, несетесь без всяких объяснений на берег, не простившись, даже не сказав, не следует ли пригласить этих здоровяков парней из психиатрической больницы!
— Мисс Карсон!
— Или, может быть, у вас была особая причина вести себя подобным образом? Бросить нас как идиотов, убежать, когда я, ваша секретарша, даже понятия не имею о том, что вас мучит, какой бес вас попутал?!
— Заткни-ись!
Приказ прозвучал как выстрел, эхо еще долго отдавалось и перекатывалось над морской пучиной. Этот вопль вроде отрезвил меня. Я поспешил исправить положение.
— Кэт, дорогая, неужели вам никогда... это... неужели у вас никогда не возникало желания убежать, разрыдаться, разорвать цепи цивилизации?..
Моя секретарша молча разглядывала меня, и свет луны подчеркивал строгость выражения ее лица.
— Кидаться в песок?.. Нет!
Она безмолвно и медленно покачала головой.
— В самом деле?
— Нет, шеф! — сказала озабоченно.
— Вы — дитя города,— вздохнул я,— у вас отсутствует крепкая, исконная связь с природой. Жаль! Я полагаю, вы многое потеряли!
— А у вас есть?
— Что?
— Эта... исконная связь... с природой...
Я утвердительно кивнул и стал всматриваться в силуэт, который все увеличивался в размерах. Я не слышал, сказала ли она «жаль», ибо все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы установить, не движется ли за Пшшинсом—это был его силуэт—еще кто-нибудь, и если движется, то не хромает ли он и есть ли у него что-нибудь в руке.
Дионисий был один. Запыхавшийся, он добрался до нас, пробормотал какое-то проклятие и повалился на песок.
— Бегаю за вами всю ночь!—проворчал он, переведя дух.
Я отмахнулся.
- Кое-кто бегал куда больше, и все-таки я не взялся за их дело!
— А за мое? Мы же договорились!
Я мельком взглянул на Кэт. Она по-прежнему молча разглядывала меня, словно изучала.
— Мы возьмемся, Кэт? Она пожала плечами.
— Это зависит от вас, от вашего состояния!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Постойте, постойте...—не сдавался мужчина в темном.— Вы не бросите меня. Не можете этого сделать! Не смеете!
— А вы можете бросать на чашу весов какой-то перстень, когда на другой чаше —ваша молодая, красивая, очаровательная супруга?!
— Откуда вы знаете, что она молодая и красивая? — удивился Дионисий Пиппинс.
Я еще раз внимательно посмотрел на его вытянутый узенький нос, маленькие беспокойные глазки, впалые щеки и тонкие губы, которые он нервно покусывал.
— Да, Кэт, как вы пришли к этой мысли? — поддержал я его недоумение.
Кэт пожала плечами и огляделась.
— Так,— ответила она..— Я вспомнила, ну... в жизни всякое бывает...
— Но она в самом деле молода и красива!
Голос вдовца прервался. Однако он не отказался от борьбы.
— Вы не имеете права меня бросать!—Пиппинс обратился ко мне, полагая, что у меня более мягкое сердце.— Я отдам вам все, что у меня есть!
— А это много? — спросила Кэт, не поворачиваясь.
— Ну... перстень стоит по меньшей мере шестьдесят тысяч долларов. А это лишь часть коллекции. Небольшая, очень небольшая часть!
— Хм-м...— задумалась Кэт, поколебавшись в своей принципиальности.
— Идет, мистер Пиппинс,— решил я.— Мы берем это дело, напоминаю, что услуги наши стоят дорого. Качественны, оттого и дороги. Мы посетим агентство и выполним формальности. Но предварительно вы должны
изложить нам все детали, чтобы мы, не теряя времени, могли приступить к делу. Позвольте мне сказать, что полученная от вас информация пока что весьма скудна, если не сказать — путанна...
— В самом деле? —удивился наш новый клиент, уже второй в этом году.— Весьма сожалею! Видите ли, мне показалось, вы сами разберетесь в этом деле. Эй, парень,— обратился он к бармену,— налей нам еще по одной!
— Кока-колы?
— Вот еще! — отмахнулся Пиппинс.— Дай нам чего-нибудь покрепче, нам надо серьезно поговорить.
Из автомата послышалась самба, а пьянчужка сполз по основанию вешалки на грязный пол. В помещение с шумом ввалилась компания нелепых девиц и парней.
Освещенный луной пляж был пуст, когда мы отправились обследовать те места, где, по словам мистера Пиппинса, разыгралась драма. На песке валялись остатки пищи, брошенные мячи, баллоны от дезодорантов, полиэтиленовые мешочки, сломанные стульчики и раскладушки. Земля была неровней, в ямах и колдобинах, что после двойных «бурбонов» создавало известные трудности на пути к месту, где, как достоверно знал Дионисий, покоились останки его Дорис.
— Погоди, погоди...— говорил человечек, обнимая меня за плечи,— нам нужно отыскать бугорочек, возле которого торчала палка с каким-то флагом!
Я тоже обнял его, отчасти чтобы поддержать, поскольку он споткнулся, отчасти чтобы самому сохранить равновесие, которое трудно было сохранять после посещения бара. Кэт плелась сзади, недовольная происходящим, особенно тем, что расплачиваться в баре Пиппинс без зазрения совести предоставил агентству «Фиат-люкс».
— Здесь нет бугорка с флагом,—сердилась моя секретарша, шагая позади нас.
— Как это нет? — удивился Пиппинс и внезапно остановился, что сразу выявило проблему моего равновесия.— Должен быть. Вчера был, должен быть и теперь!
Что-то словно сверкнуло передо мной в ночной мгле.
— Вчера? Разве все это произошло вчера? Не сегодня?—удивлялся я.
— Тимоша, не валяй дурака! — рассмеялся Дионисий.— Разве могли бы укокошить мою Дорис среди бела дня? На пляже, при пятидесяти миллионах свидетелей! Как ты представляешь это себе, старик?
Шеф,— откуда-то сзади подала голос Кэт,— бросим этого пьянчугу и вернемся в город. Я хочу спать, а когда я хочу спать, мне не хочется таскаться по песку!
— Что? Неужели вы меня бросите? — испугался Пиппине.— Покинете, когда мне особенно тяжело, когда мне хочется плакать, когда я остался один, без Дорис, без перстня?!
— Уф! — яростно шипела Кэт.
— Успокойся, Диззи,— пытался я утешить друга.— Мы тебя не бросим, но ты же сам видишь, что бугорка нет, флага нет, Дорис нет, а мы хотим спать, мы устали, сегодня мы уже разобрали несколько запутанных дел, нашли Фифи, разоблачили мошенников. Теперь нам надо отдохнуть. Встретимся завтра... Скажем, в одиннадцать, и хорошенько поищем флаг, перстень и твою дражайшую Долли...
— Дорис...
— И ее, разумеется... все сделаем для нашего Диззи! Пиппинса неожиданно прорвало:
— Завтра в одиннадцать? Когда опять будет полно народу? Не пойдет, эта пустая идея отпадает! Сегодня я целый день бродил по пляжу, где собралось несколько миллионов бездельников — и ничего! Нет, этого нельзя делать днем! Только ночью... вот так... в темноте!
Он уселся на песок и пригласил меня разделить компанию. Я опустился рядом на теплый песок.
— Я уморился,— сказал он.— И не удивительно! Такая ночь...
— Такой день, хотели вы сказать,—заметила сверху Кэт.— У вас был ужасный день... Я понимаю вас!
— Такая ночь...— упрямо повторил Дионисий.— Мы с Дорис брели по пустому пляжу, взявшись за руки, бегали, догоняли друг друга, падали, поднимались... вдруг...
— Постой-ка,—попытался я поставить все на свои места,— ты говоришь об этой или прошлой ночи?
— Прошлой, конечно!
— Итак, вы развлекались в темноте, бегали, падали, устали... затем вы поняли, что вам хочется спать, и пошли домой, баиньки! Все так же, как у меня,— подытожил я сонным голосом.— Я хочу спать, хочу домой!
— Вдруг кто-то стукнул меня по голове! — напомнил о себе наш клиент.
— Для другого вы и не годитесь! — поддакнула Кэт.
— Один раз, второй...— Дионисий ощупал лысую голову.— Вот сюда! Каким-то твердым предметом.
— Орудийный снаряд? — поинтересовался я, увлеченный рассказом.
— Скорее бита для бейсбола,— отвечал мой друг.— После первого удара я еще был в сознании, но когда этот хромоногий хватил меня второй раз...
— Хромоногий, сказали вы? — переспросила Кэт и ткнула меня носком туфельки в бок.
Я посмотрел на нее удивленно и сердито, потому что чуть было не потерял равновесие и не свалился на песок. Она же вытянутым пальцем указывала мне на что-то, и я постарался понять, в чем дело. Однако с моей лягушачьей точки зрения я ничего не видел—может быть, и из-за действия алкоголя. Я покачивался на ночном ветерке и никак не мог сообразить, куда надо глядеть —на песок, на луну или виднеющиеся вдали освещенные верхушки небоскребов. Наконец я поднялся, и все стало проще. Кэт поддерживала меня одной рукой, а другую снова вытянула в темноту, и я смог проследить направление, которое она указывала.
— Ох, как меня треснул проклятый! — пыхтел где-то внизу Дионисий Пиппинс.
Во мраке, со стороны пучины, там, откуда доносилось дыхание океана и шум волн, чернел силуэт человека. Скорее всего, это был служащий пляжа, уборщик, что ли? Он обходил опустевший пляж и палкой с острым наконечником собирал мусор в огромный мешок.
— Бейсбольной битой? — прошептал я чуть слышно. Уборщик был сильным человекообразным, широк в плечах, в старых матросских штанах. Он не спеша делал свое дело, переходя от одной кучки мусора к другой и ловкими движениями складывая забытые и брошенные предметы в мешок. Прихрамывая, он приближался к нам. — Хромой?—подала голос Кэт.
Иногда человеку вдруг хочется чего-то необычного.
Однажды среди ночи мне захотелось спуститься по Ниагаре. В другой раз, непонятно почему,— слетать в Гонолулу или распевать серенады на какой-нибудь темной мадридской улочке. Когда я был школьником, мне частенько казалось, будто в класс является Буффало Билл и уводит меня в далекие необъятные прерии, куда не доберется учительница. Я слышал, что приговоренные к смертной казни выражали как последнее желание накануне газовой камеры выткать ковер в несколько миль длиной. Забавно, не правда ли?
В этот момент я всем своим существом почувствовал какой-то зуд, неодолимое желание пробежаться по мелкому, мягкому, еще теплому песочку, скатиться с горки, состоящей из миллиардов песчинок, подняться на следующий холмик и бежать, бежать далеко-далеко — подальше от этого хромого сторожа с палицей в сильной руке, что ковылял в нашу сторону, надвигаясь неотвратимо и грозно.
И я это совершил, ей-богу!
— Шеф,— услышал я, как кто-то, вероятно Кэт, крикнул мне вслед, что-то кричал и Дионисий, только я не хотел их слышать; я мчался, порой падал, увязал по колени в песке, шатался, спотыкался, тяжело дышал, потел, голова кружилась, в страхе я чувствовал, как кто-то догоняет меня, может, это было нечто неощутимое, нереальное, но кошмарное.
Потом я почему-то остановился, может,споткнулся, не знаю, только вдруг потерял равновесие и, раскинув руки, рухнул лицом в песок, который тут же заполнил рот, нос, разве что не глаза, и то благодаря очкам. Некоторое время я лежал не шелохнувшись, ожидая чего-то.
Никто ко мне не подходил, никто не крался по песку, никто не замахивался дубиной. А вкус песка — только сейчас дошло до сознания — был препротивный, напоминающий вкус тряпки поломойки с легким ароматом нефти. Тьфу!
Я поднял голову и услышал чьи-то шаги.
— Шеф!
— Кэт?
— Шеф!
— Я здесь,— ответил я секретарше, почему-то уклонявшейся влево. Я перевернулся на спину и уставился в небо. Оно было затянуто облаками, звезды исчезли, не было даже луны. Я снял очки и протер их краешком своей клетчатой рубашки. Луна, озорница, опять появилась в прозрачной ночи, а звезды стыдливо подмаргивали. В затылке побаливало. И это они выдают за «бурбон», подумалось со злостью.
— Что с вами, шеф?
Кэт остановилась надо мной, подбоченившись и притопывая ногой, что означало нетерпение.
— А в чем дело?
— Вы случаем не сумасшедший?
— Мисс Карсон! — холодно напомнил я о стене, отгораживающей работодателя от подчиненного.
— Мы сидим с этим болваном, потерявшим жену и перстень, слушаем его болтовню, и вдруг вы ни с того ни с сего взбрыкиваете, словно жеребенок на лугу, несетесь без всяких объяснений на берег, не простившись, даже не сказав, не следует ли пригласить этих здоровяков парней из психиатрической больницы!
— Мисс Карсон!
— Или, может быть, у вас была особая причина вести себя подобным образом? Бросить нас как идиотов, убежать, когда я, ваша секретарша, даже понятия не имею о том, что вас мучит, какой бес вас попутал?!
— Заткни-ись!
Приказ прозвучал как выстрел, эхо еще долго отдавалось и перекатывалось над морской пучиной. Этот вопль вроде отрезвил меня. Я поспешил исправить положение.
— Кэт, дорогая, неужели вам никогда... это... неужели у вас никогда не возникало желания убежать, разрыдаться, разорвать цепи цивилизации?..
Моя секретарша молча разглядывала меня, и свет луны подчеркивал строгость выражения ее лица.
— Кидаться в песок?.. Нет!
Она безмолвно и медленно покачала головой.
— В самом деле?
— Нет, шеф! — сказала озабоченно.
— Вы — дитя города,— вздохнул я,— у вас отсутствует крепкая, исконная связь с природой. Жаль! Я полагаю, вы многое потеряли!
— А у вас есть?
— Что?
— Эта... исконная связь... с природой...
Я утвердительно кивнул и стал всматриваться в силуэт, который все увеличивался в размерах. Я не слышал, сказала ли она «жаль», ибо все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы установить, не движется ли за Пшшинсом—это был его силуэт—еще кто-нибудь, и если движется, то не хромает ли он и есть ли у него что-нибудь в руке.
Дионисий был один. Запыхавшийся, он добрался до нас, пробормотал какое-то проклятие и повалился на песок.
— Бегаю за вами всю ночь!—проворчал он, переведя дух.
Я отмахнулся.
- Кое-кто бегал куда больше, и все-таки я не взялся за их дело!
— А за мое? Мы же договорились!
Я мельком взглянул на Кэт. Она по-прежнему молча разглядывала меня, словно изучала.
— Мы возьмемся, Кэт? Она пожала плечами.
— Это зависит от вас, от вашего состояния!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20