А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


"ЛИКВИДИРОВАТЬ".

Глава одиннадцатая
- Теперь ты понимаешь, как это серьезно? - вопрошал меня
Мишка, бегая в возбуждении по комнате. - Теперь ты наконец понимаешь?
Я рассеянно кивал, думая о другом.
Какой все-таки это брад собачий: заговор с целью захвата
власти, с физическим устранением политических лидеров,
и все нити в руках сумасбродного маньяка. Понятно, случись
такое в романе Чейза, но здесь, у нас, в благословенном СанктПетербурге-етрограде-енинграде,
где над переворотами смеются
в очередях у рюмочной! Нелепость.
Даже технически - как они собираются это провернуть? В
наши-то сложносочиненные времена.
Ну а если предположить все-таки, что распологают они необходимыми
возможностями? Если действительно стоит за Геростратом
сила немаленькая? Что тогда?
Получается тогда, Михаил Михайлович, что втянул ты нас:
и меня, и Елену мою - в страшноватую историю, где попахивает
порохом, а сильнее - большой кровью. И в случае малейшего
промаха - с твоей ли, с нашей ли стороны, что вероятнее - никто
уже не поручится ни за твою, ни за нашу безопасность. Свидетелей
в этой стране научились убирать быстро и, как ты говоришь,
"без проблем". А главное, что хода-то теперь назад нет,
нет теперь обратного хода.
- Что ты бегаешь? - сказал я Мишке с раздражением. - Сядь,
не мельтеши.
Разговор мы вели тет-а-тет у него на квартире.
Мишка присел, но через минуту снова забегал.
- Я представляю себе это так, - заявил он. - Военно-промышленный
комплекс разваливается. Столица не контролирует, может
быть, уже и половины того, что от ВПК еще осталось. Закрываются
лаборатории, заводы. Специалисты бегут в коммерцию. Перестают
быть секретными военные технологии, разработки. Такое
иногда по телевизору услышишь - волосы дыбом, до чего люди
сумели там додуматься. А с другой стороны взглянуть: если
столько всего всплыло, значит, что-то могло уйти еще глубже,
в тень. Как если рыбу динамитом глушить: треть на поверхности
кверху брюхом, две трети - на дне, понимаешь? Вот и доглушились...
А ребята не везде лохи, кто-нибудь да должен был вовремя
сообразить, чем дело пахнет, и под своей опекой пару контор
пригреть. Смотришь: и вот тебе секретная лаборатория; во
всех бумагах она значится как законсервированная, о существовании
ее не знают ни Министр Обороны, ни Президент, ни черт
с Дьяволом. А тут не просто лаборатория, тут - целый комплекс
разработки психотронного воздействия, выверенная за годы методика,
доведенный до совершенства арсенал - чудеса можно вытворять.
А для начала взять специалиста и создать вокруг него группу
человек в сто. Из студентов там, начинающих коммерсантовнеудачников - из
"обиженных", в общем. Но с условием только,
чтобы в никаких партиях они не состояли, в религиозных сектах,
в органах - тем более; чтобы были обыкновенные ребята,
ты понимаешь? И сделать из них сотню послушных роботов, машин
для совершения террактов. А потом остается только выбрать
момент и послать их устраивать бойню на политический Олимп,
в высшие эшелоны. Идеальный убийца: алиби ему не требуется,
плана ухода не требуется, за спиной - незапятнанное прошлое.
Выстрелил, тут же на месте откинул копыта, и ищи, кто да зачем.
Обстановочку таким образом дестабилизировать, в Кремль
влезть, и Вася - кот: можешь переходить к программе-максимум.
Расставляй повсюду башни с психотронными генераторами, повелевай:
диссидентов и сомневающихся не будет.
- Гладко излагаешь, - признал я. - Тебе бы романы сочинять.
Многотомные.
- Не иронизируй, - Мишка нахмурился, посмотрел на меня с
подозрением. - Если этих сволочей к власти допустить, всех нас
коснется: тебя, меня, Елену твою, маму - всех. Да что там!
Будем, как покорные бараны, строить очередное светлое будущее...
Подумай только, представь: сыт будешь коркой хлеба и
кружкой воды в день, пахать по двенадцать часов, из одежды - мешок
брезентовый. И никаких сомнений, никаких неудовольствий
по поводу - одно сплошное психотронное счастье.
- Уж какую-то ты очень беспросветную картину нарисовал.
- Так оно и будет. Пойми, я говорю совершенно серьезно.
Да мы радоваться должны, что хоть успели вовремя их замысел
раскопать. Нам теперь о себе забыть надо, свою жизнь на кон
поставить, зубами землю грызть, но падаль эту к власти не
пропустить.
Тут он был прав.
Потому у меня и не осталось возможности дать обратный
ход, отступиться. Он был прав.
Кто-нибудь другой на моем месте, скорее всего, назвал
бы его слова высокопарными, дурно отдающими стилистикой ком-мунистических
позеров недавнего прошлого. Кто-нибудь другой,
но не я, потому что на своей собственной шкуре попробовал
уже, что это такое - падаль, рвущаяся к власти по трупам невинных
жертв. И все, побывавшие ТАМ, выполнявшие бессмысленные
приказы, убивавшие и сами падавшие замертво, раскинув
руки, на горячие камни, порастерявшие ТАМ житейского цинизма,
не увидят, думаю, позы в его словах.
И как всегда мысли об этом отбросили меня назад, на
четыре года в прошлое, к тому парнишке, ПЕРВОМУ моему...
Это было под Аскераном. Мы остановились в небольшом поселке,
у сельмага, думали купить какой-нибудь минералки: чертовская
жара. Костя с Лехой вышли, я остался на БТРе, сняв
каску и рискуя таким образом схватить солнечный удар, но уж
очень неприятное ощущение возникает на стриженной макушке
после многочасовых передислокаций в изнуряюще-знойный день.
Ребята двинулись к сельмагу, и тут из кустов, всего в
десятке шагов правее, грянула очередь. Стрелял, видно, новичок,
не заматеревший боевик: промахнулся на два метра - не
меньше. Костя и Леха упали в пыль, не успев даже выругаться.
А я, хоть и с секундным запаздыванием: тоже ведь новичок - вскочил
на БТРе и одним махом высадил целый магазин по кустам,
где прятался стрелок. В ответ жалобный стон и - больше ничего.
Я так и застыл в полный рост на броне, автомат - наперевес.
Только краем глаза видел, как Костя отчаянно машет мне с земли:
мол, укройся, не все еще кончено...
Но он ошибался. Все уже было кончено.
Через минуту они с Лехой встали и очень настороженно
приблизились к кустам. Раздвинули их, постояли, Леха небрежно
забросил автомат на плечо. Спустился и я на дорогу, на
подгибающихся зашагал к ним. И увидел ЕГО: парнишку лет шестнадцати
в грязном комбинезоне защитного цвета, разорванном в
клочья моими пулями. Увидел его мертвого - да, мертвого! - со
струйкой черной крови от уголка рта вниз по щеке, с приоткрытым
глазам, мутнеющим, не способным более видеть мир и
нас, своих врагов, над собой.
И Леха сказал, кривя губы:
- Поздравляю с первым!
А у меня потемнело в глазах...
Да, с того момента я знал, что такое падаль, рвущаяся
к власти.
А еще я вспомнил Смирнова - эти двое, Эдик и парнишка,
вдруг соединились в моем сознании: но ТАМ все-таки была война,
а здесь-то, ЗДЕСЬ за что?! - вспомнил его отстраненный,
подернутый дымкой взгляд, и подумал, что если мне самому уготовано
такое будущее, то лучше попробовать помешать его приходу
прямо сейчас. Потом будет поздно.
Потом - всегда поздно...
Как я очень скоро узнал, Мишка был неоткровенен со мной
в тот день. Он располагал большей информацией, чем я, но,
нужно отдать ему должное, в отношении своем к ситуации не
лукавил. Он действительно верил, что "падаль не пропустить",
"землю зубами грызть" будет к лучшему, иначе - неизбежно
бы сфальшивил, а я бы уловил фальш.
- Успокойся, - сказал я Мартынову. - Меня больше не требуется
убеждать. Я с тобой...
Когда я двумя часами позже вернулся домой, мама мне сообщила,
что звонил некий Скоблин ("Что это у тебя за новый
приятель появился?") И просил передать, завтра меня ждут на
вечеринке ("Смотри, не загуляй, Боренька!"), И он зайдет за
мной к восьми.

Глава двенадцатая
- Куда-нибудь в новое место?
- Туда же, к Семену.
Мы доехали на метро до "Елизаровской", и всю дорогу: более
получаса в раскачивающемся вагоне - Венька Скоблин молчал,
хмуро смотрел в сторону.
- Что не весел сегодня? - поинтересовался я, когда мы поднимались
по эскалатору.
- Нет настроения, - отвечал он с заметным усилием. - Наверное,
магнитные бури... Сейчас много магнитных бурь...
- Ну-ну, - усмехнулся я.
На улице было уже совсем темно. Снова приморозило, лужи
растаявшего за день снега покрылись твердой, хрустящей под
каблуками корочкой гололеда.
Венька проводил меня до парадной и остановился в нерешительности,
пропуская вперед.
- Что встал? - спросил я, оборачиваясь к нему.
- Мне сегодня быть там не нужно, - признался он, отводя
взгляд. - Так Герострат распорядился.
- Вот как? Это что - традиция? - я внимательно его разглядывал.
- Вроде того, - отвечал Скоблин.
- Посвящение в члены Ордена? - подначивая, иронизировал
я, хотя и понимал, что перегибаю палку.
- Увидишь, - сказал Скоблин без выражения, повернулся и
медленно пошел прочь.
Ох, как мне это не понравилось. Даже затрясло всего, когда
я смотрел ему в удаляющуюся спину - белый прямоугольник в
сумраке двора.
Неладное, я снова почувствовал неладное, и идти на "вечеринку"
мне сразу же расхотелось.
В добавление к этому прибавилось ощущение, что за мной
наблюдают. Я воровато огляделся.
Пусто во дворе, хотя вроде бы время еще детское. Впрочем,
сегодня холодно, да и сериал какой-нибудь очередной все
смотрят. Ветер ворошил собранную дворником в кучи пожухлую
листву, поскрипывали качели над песочницей, и звук этот - тихий,
протяжный - в холодной пустоте двора окончательно укрепил
меня в уверенности, что идти сегодня на встречу с Геростратом
не стоит.
Я уже шагнул было в сторону арки, но тут распахнулось
одно из освещенных окон третьего этажа, и Герострат собственной
персоной высунулся в него по пояс. Все такой же лысый, в
поношенной афганке.
- Боря, мальчик мой, - позвал он ласково. - Ну что же ты
не идешь? Мы заждались.
- Сейчас, один момент, - сказал я, собираясь все-таки
нырнуть под арку и бежать отсюда куда подальше, но тело, которое
всегда было послушно мне, вдруг отказалось выполнять
лихорадочные распоряжения мозга.
Ноги понесли меня в противоположную сторону, к парадной,
и вот тогда я понял, сразу дошло, что недооценил я все-таки
Герострата; что где-то он все-таки меня поддел, как тех ребят
из "пятерки"; не помог мне, значит, блок от Леонида
Васильевича, и остается только один вопрос, насколько я послушен?
Настолько же, насколько Люда, раздевавшаяся по первому
его слову, или все-таки есть у меня еще лишняя степень свободы?
Но когда, черт вас всех побери, когда он успел?! Я же ничего
такого не помню! На меня же не действовало!
"ЧТО Ж, - СКАЗАЛ ГЕРОСТРАТ, ДОВОЛЬНО ОТКИНУВШИСЬ НА СТУЛЕ. - ЭТО
ТО, ЧТО НАМ НУЖНО!".
А это еще откуда? Откуда?..
Я не успел додумать. Я поднимался по лестнице. Теперь
я знал, что мне предстоит драка, а в драке любая мысль - только
помеха. Я собрался. Потом додумаю, решил я.
Меня встретили. Два шкафоподобных типа с одинаково угрюмым
выражением лиц. Телохранители.
Один аккуратно запер за мной дверь, другой сделал приглашающий
жест. Они провели меня в комнату, но не ту, где
происходило первое "собеседование", а в другую - обставленную
под кабинет: ни тебе телевизора с видеомагнитофоном, ни
тебе стола с обильным угощением, ни серванта с фарфором и
хрусталем - более просто, более деловито: ковер, стол, бесконечные
полки с книгами, четыре кресла, яркое освещение.
На столе: стопкм бумаги, бронзовое пресс-папье, фарфоровая
пепельница в виде свернувшегося калачиком и положившего на
лапы умную свою лобастую голову дога.
Кроме меня и Герострата в комнате находилось еще пятеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27