Она сказала: "Пусть
молодой брат отдохнет, он еще не оправился после тяжелой
болезни". Да, что и говорить, у него мужественное сердце, иначе
ему ни за что не пройти бы столько на костылях. Пожалуйста,
сюда, брат!
Принадлежащий Аделаис по праву вдовьего наследства дом был
невелик и стоял в углу манора, защищенный от господствующих
ветров деревьями и изгородью. Пожалуй, больший дом был бы ей ни
к чему, она не слишком часто навещала сына в его владениях и не
оставалась здесь надолго. К дому была пристроена кухня, а сам
он состоял из узкого холла и комнаты. Грум не чинясь вошел к
своей госпоже, как это сделал бы сын или брат. Он знал, что ему
доверяют, и так же безоговорочно доверял сам. Аделаис де Клари
служили честно и без раболепства.
- Госпожа, я привел брата Кадфаэля из Шрусбери. Другой
брат сейчас спит.
Аделаис сидела за прялкой и левой рукой вращала веретено.
Завидев их, она сразу же перестала работать и аккуратно, чтобы
не спутать красивую темно-синюю шерсть, положила веретено.
- Очень хорошо, что спит. Ему это просто необходимо. А
теперь, Лотэр, можешь идти, наш гость сам найдет обратную
дорогу. Мой сын вернулся?
- Еще нет, но думаю, скоро появится.
- С ним Росселин, - сказала она, - и собаки. Дождись,
когда они приедут, и можешь идти отдыхать. Мне больше ничего не
понадобится. Ты и так уже сегодня достаточно потрудился.
Лотэр кивнул и молча вышел. В самом тоне сдержанного,
спокойного разговора ощущалась их незыблемая, как вросшая в
землю скала, уверенность друг в друге. Аделаис с легкой улыбкой
смотрела на брата Кадфаэля, храня молчание, пока Лотэр не
закрыл за собой дверь.
- Да, - проговорила она, словно отвечая на вопрос
монаха, - он больше, чем слуга. Лотэр всегда был надежным
товарищем моему супругу, плечом к плечу сражался с ним в
Палестине и не единожды спасал ему жизнь. И это не просто
проявление заурядной вассальной верности, это верность иного,
высшего рода. После смерти Бертрана он служит мне, как служил
раньше мужу - верой и правдой. Его сына зовут Люк. Копия
своего отца, да ты и сам это видел, их сходство невозможно не
заметить.
- Что правда, то правда. Я и сам догадался, откуда у
Лотэра его загар.
- Вот как? - в первый раз Аделаис взглянула на Кадфаэля
с неподдельным интересом.
- Я тоже пробыл несколько лет на Востоке, только это было
до того как твой супруг отправился туда с Лотэром. Если он
проживет достаточно долго, загар сойдет с него так же, как
сошел и с меня. Для этого требуется много времени.
- Получается, ты попал в монастырь отнюдь не в юном
возрасте? То-то я гляжу, в тебе совсем не чувствуется
девственной невинности, - с мягкой усмешкой произнесла
Аделаис.
- Я принял обет по своей собственной воле, - ответил
Кадфаэль, - когда пришло время.
- Он тоже принял обет по своей собственной воле. Только я
считаю, в отличие от тебя, поторопился, - непроизвольно
вздохнула Аделаис и уже другим тоном продолжила: - Я попросила
тебя прийти, потому что хотела спросить, всем ли вы довольны и
не требуется вам еще чего-нибудь. Достаточно ли хорошо мои
слуги заботятся о вас?
- Они очень внимательны и предупредительны. Мы
безгранично благодарны за это и тебе и им.
- А еще я хотела спросить тебя о... о Хэлвине. Сейчас он
в весьма удручающем состоянии. Будет ли ему когда-нибудь лучше?
Поправится ли он?
- Он никогда не будет ходить так, как ходил раньше, -
сказал Кадфаэль, - на это нечего и надеяться. Hо со временем,
когда мускулы Хэлвина окрепнут, ему будет легче. Он думал, что
умирает, да и мы так думали, но не умер и, надеюсь, вскоре
научится видеть в жизни не одни лишь темные стороны - после
того, как душа его успокоится.
- А после сегодняшней ночи его душа успокоится? Ты
думаешь, ему необходимо это ночное бдение?
- Думаю, успокоится. И думаю - необходимо.
- Тогда я благословляю его на это. А потом вы отправитесь
в Шрусбери? Я могу дать вам лошадей. Лотэр потом заберет их.
- Ты очень добра, но он наверняка откажется, - ответил
Кадфаэль. - Хэлвин дал обет совершить паломничество пешком,
туда и обратно.
Аделаис понимающе кивнула.
- Тем не менее, я предложу ему это. Спасибо, брат, за то,
что ты пришел поговорить со мной. Если он откажется, я больше
ничем не смогу ему помочь. Впрочем, смогу! Я поговорю сегодня
со священником после вечерни и попрошу, чтобы никто -
абсолютно никто - не беспокоил Хэлвина ненужными вопросами. Ты
ведь понимаешь, насколько важно, чтобы ничего не просочилось
наружу? Скажи ему это. Тайну знаем только мы трое, пусть так и
будет. Что же до всего остального - на то Божья воля.
Когда Кадфаэль шел к домику, где спал Хэлвин, во двор
въехал Одемар де Клари на рослой гнедой лошади. Топот копыт,
бряцание сбруи и громкие голоса заранее оповестили слуг о
приближении кавалькады и, подобно пчелам из растревоженного
улья, они устремились со всех сторон навстречу хозяину. Сын
Аделаис, высокий статный мужчина, был одет подчеркнуто просто.
Ему не было нужды украшать себя - он и так достаточно ярко
выделялся на общем фоне своей уверенной властностью. Капюшон
его короткого черного плаща был откинут назад, открывая копну
темных, как у матери, волос. Зато крупные резкие черты лица,
высокий лоб, прямой нос и выступающие скулы Одемар унаследовал,
конечно, от предков по отцовской линии.
По виду Кадфаэль не дал бы ему и сорока. Упругий,
размашистый шаг, то, как он ловко спрыгнул с коня, легкость
движений, жест, которым он стянул с рук перчатки, - все
говорило о его молодости. Однако мужественное волевое лицо,
излучаемая Одемаром спокойная сила, а главное, великолепно
налаженное им хозяйство, старательность и четкость, с которой
слуги выполняли свои обязанности (иного от них он и не ожидал),
- все это не то чтобы старило его внешне, скорее делало не по
возрасту зрелым и опытным правителем. Кадфаэль припомнил, что
Одемару рано пришлось принять на себя обязанности главы семьи,
заменяя отца, уехавшего в Палестину, а ведь владения у де Клари
были не только обширны, но и далеко разбросаны друг от друга.
Что ж, за эти двадцать лет он многому научился. С таким, как
Одемар, особенно не поспоришь, однако слуги весело и
непринужденно обращались к нему и нетрудно было догадаться, что
его любят, но не боятся. А если Одемар и правил железной рукой,
можно поручиться, он всегда был справедлив.
Вместе с Одемаром во двор въехал раскрасневшийся от
прогулки на свежем воздухе юноша лет семнадцати-восемнадцати с
открытым жизнерадостным лицом, то ли его паж, то ли просто
чей-то сын, за ним пешком следовали псари, держа собак на
своре. Подбежавший грум принял у Одемара повод, юноша стоял
наготове, чтобы забрать плащ. Через несколько минут лошадей уже
вели в конюшню, а собак на псарню. Молодой Люк приблизился к
Одемару и, по-видимому, передал ему поручение своей госпожи,
потому что Одемар кивнул и сразу же направился к ее дому.
Взгляд его упал на Кадфаэля, почтительно стоявшего в сторонке.
Hа мгновение Кадфаэлю показалось, что сейчас он остановится и
заговорит с ним, но Одемар передумал и вошел в дом.
Судя по всему, Аделаис со своими слугами должна была
приехать сюда еще два дня назад. Им не было нужды оставаться
где-либо на ночевку, потому что расстояние от Ченетского леса
до Элфорда нетрудно покрыть на лошадях за один день, стало
быть, с сыном она уже могла успеть наговориться. Какие такие
новости могли появиться у Аделаис с тех пор, как она последний
раз виделась с Одемаром? Только одна - приход двух монахов из
Шрусбери. Этот приход ей и надо было как-то ему объяснить. В
момент смерти Бертрады Одемар, очевидно, находился в Элфорде.
Ему, как и всем остальным, было сказано, что она умерла от
лихорадки. Печальное событие, но вообще-то совершенно рядовое.
От лихорадки нигде не убережешься - ни в крестьянском, ни в
графском доме. И женщина с характером Аделаис никогда не стала
бы посвящать юного сына в такую ужасную тайну. Конечно, он
ничего не знает об истинных причинах смерти своей сестры. Об
этом может знать старая доверенная служанка, ведь Аделаис
трудно было бы обойтись тогда без чьей-либо помощи, а та,
вероятно, уже давно упокоилась вечным сном.
Если все это так, тогда нет ничего странного, что Аделаис
из кожи вон лезет, чтобы помочь Хэлвину выполнить свой обет, а
затем поскорее спровадить их со двора, и прилагает все силы,
стараясь оградить монахов от праздного любопытства и чьих бы то
ни было вопросов, не исключая даже священника элфордской
церкви. Теперь понятно, почему она с такой настойчивостью
требует от них с Хэлвином заверений, что они никому не
проговорятся и не назовут имя Бертрады. Понятно, почему она так
гнала лошадей, чтобы успеть в Элфорд до их прихода. И не
приходится удивляться, продолжал размышлять Кадфаэль, что, куда
ни повернись, Аделаис всегда оказывается между незваными
гостями из Шрусбери и всеми остальными. Они с Хэлвином живут
там, куда она их поместила, именно ее верные слуги, а не слуги
сына кормят и поят их. Трудно винить Аделаис за все эти
объяснимые в ее положении предосторожности.
Завтра же отправляемся домой, решил Кадфаэль, а если
Хэлвин после бессонной ночи не сможет долго идти, найдем
поблизости какое-нибудь пристанище и он передохнет там до утра.
Hо мы должны уйти, чтобы эта несчастная наконец успокоилась.
Когда Одемар пошел к матери, юноша, приехавший вместе с
ним, не сдвинулся с места, а перекинув плащ своего господина
через плечо, стоял и с некоторым удивлением смотрел ему вслед.
Голова паренька была непокрыта и волосы на фоне черного плаща
казались просто соломенными. Через годик-другой мальчишеская
неловкость и угловатость сменятся уверенной мужественностью,
мускулы нальются силой, но пока об этом можно только
догадываться. Когда Одемар закрыл за собой дверь, юноша перевел
свои синие глаза на Кадфаэля, с детской непосредственностью
оглядел его с головы до ног, а потом не спеша направился к дому
Одемара.
"Hаверное, это и есть тот самый Росселин, о котором
говорила Аделаис", - мелькнуло в голове у Кадфаэля. Если
судить по внешности, не похоже, чтобы он принадлежал к роду де
Клари, однако то, что он не слуга, тоже сразу видно. Скорее
всего, сын какого-нибудь вассала, пославшего его к своему
господину, чтобы тот научил мальчика владеть оружием. Кроме
того, прежде чем отправиться в большой мир, любому юноше
полезно сначала получить опыт светской жизни и улучшить свои
манеры, живя в доме такого мудрого и могущественного правителя,
как лорд Одемар де Клари. У него, наверное, помимо Росселина
есть еще такие воспитанники.
К вечеру заметно похолодало, задул ледяной ветер, пошел
мелкий дождь со снегом. До вечерни оставалось не так много
времени. Кадфаэль поежился и заторопился к Хэлвину. Тот уже
проснулся и лежал в сосредоточенном молчании, ожидая, когда он
сможет до конца исполнить данный им обет.
Аделаис обо всем позаботилась. Hикто не нарушал их
одиночества, никто не лез с расспросами и не допытывался, зачем
они здесь. Перед вечерней Люк принес им поесть, а после
окончания службы все вышли из церкви и оставили их одних. Вряд
ли они действительно кого-нибудь интересовали. Слуги давно
привыкли к постоянному потоку самых разнообразных гостей со
всякого рода просьбами и нуждами, поэтому намерение двух
бенедиктинцев провести ночь в церкви никого не удивило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
молодой брат отдохнет, он еще не оправился после тяжелой
болезни". Да, что и говорить, у него мужественное сердце, иначе
ему ни за что не пройти бы столько на костылях. Пожалуйста,
сюда, брат!
Принадлежащий Аделаис по праву вдовьего наследства дом был
невелик и стоял в углу манора, защищенный от господствующих
ветров деревьями и изгородью. Пожалуй, больший дом был бы ей ни
к чему, она не слишком часто навещала сына в его владениях и не
оставалась здесь надолго. К дому была пристроена кухня, а сам
он состоял из узкого холла и комнаты. Грум не чинясь вошел к
своей госпоже, как это сделал бы сын или брат. Он знал, что ему
доверяют, и так же безоговорочно доверял сам. Аделаис де Клари
служили честно и без раболепства.
- Госпожа, я привел брата Кадфаэля из Шрусбери. Другой
брат сейчас спит.
Аделаис сидела за прялкой и левой рукой вращала веретено.
Завидев их, она сразу же перестала работать и аккуратно, чтобы
не спутать красивую темно-синюю шерсть, положила веретено.
- Очень хорошо, что спит. Ему это просто необходимо. А
теперь, Лотэр, можешь идти, наш гость сам найдет обратную
дорогу. Мой сын вернулся?
- Еще нет, но думаю, скоро появится.
- С ним Росселин, - сказала она, - и собаки. Дождись,
когда они приедут, и можешь идти отдыхать. Мне больше ничего не
понадобится. Ты и так уже сегодня достаточно потрудился.
Лотэр кивнул и молча вышел. В самом тоне сдержанного,
спокойного разговора ощущалась их незыблемая, как вросшая в
землю скала, уверенность друг в друге. Аделаис с легкой улыбкой
смотрела на брата Кадфаэля, храня молчание, пока Лотэр не
закрыл за собой дверь.
- Да, - проговорила она, словно отвечая на вопрос
монаха, - он больше, чем слуга. Лотэр всегда был надежным
товарищем моему супругу, плечом к плечу сражался с ним в
Палестине и не единожды спасал ему жизнь. И это не просто
проявление заурядной вассальной верности, это верность иного,
высшего рода. После смерти Бертрана он служит мне, как служил
раньше мужу - верой и правдой. Его сына зовут Люк. Копия
своего отца, да ты и сам это видел, их сходство невозможно не
заметить.
- Что правда, то правда. Я и сам догадался, откуда у
Лотэра его загар.
- Вот как? - в первый раз Аделаис взглянула на Кадфаэля
с неподдельным интересом.
- Я тоже пробыл несколько лет на Востоке, только это было
до того как твой супруг отправился туда с Лотэром. Если он
проживет достаточно долго, загар сойдет с него так же, как
сошел и с меня. Для этого требуется много времени.
- Получается, ты попал в монастырь отнюдь не в юном
возрасте? То-то я гляжу, в тебе совсем не чувствуется
девственной невинности, - с мягкой усмешкой произнесла
Аделаис.
- Я принял обет по своей собственной воле, - ответил
Кадфаэль, - когда пришло время.
- Он тоже принял обет по своей собственной воле. Только я
считаю, в отличие от тебя, поторопился, - непроизвольно
вздохнула Аделаис и уже другим тоном продолжила: - Я попросила
тебя прийти, потому что хотела спросить, всем ли вы довольны и
не требуется вам еще чего-нибудь. Достаточно ли хорошо мои
слуги заботятся о вас?
- Они очень внимательны и предупредительны. Мы
безгранично благодарны за это и тебе и им.
- А еще я хотела спросить тебя о... о Хэлвине. Сейчас он
в весьма удручающем состоянии. Будет ли ему когда-нибудь лучше?
Поправится ли он?
- Он никогда не будет ходить так, как ходил раньше, -
сказал Кадфаэль, - на это нечего и надеяться. Hо со временем,
когда мускулы Хэлвина окрепнут, ему будет легче. Он думал, что
умирает, да и мы так думали, но не умер и, надеюсь, вскоре
научится видеть в жизни не одни лишь темные стороны - после
того, как душа его успокоится.
- А после сегодняшней ночи его душа успокоится? Ты
думаешь, ему необходимо это ночное бдение?
- Думаю, успокоится. И думаю - необходимо.
- Тогда я благословляю его на это. А потом вы отправитесь
в Шрусбери? Я могу дать вам лошадей. Лотэр потом заберет их.
- Ты очень добра, но он наверняка откажется, - ответил
Кадфаэль. - Хэлвин дал обет совершить паломничество пешком,
туда и обратно.
Аделаис понимающе кивнула.
- Тем не менее, я предложу ему это. Спасибо, брат, за то,
что ты пришел поговорить со мной. Если он откажется, я больше
ничем не смогу ему помочь. Впрочем, смогу! Я поговорю сегодня
со священником после вечерни и попрошу, чтобы никто -
абсолютно никто - не беспокоил Хэлвина ненужными вопросами. Ты
ведь понимаешь, насколько важно, чтобы ничего не просочилось
наружу? Скажи ему это. Тайну знаем только мы трое, пусть так и
будет. Что же до всего остального - на то Божья воля.
Когда Кадфаэль шел к домику, где спал Хэлвин, во двор
въехал Одемар де Клари на рослой гнедой лошади. Топот копыт,
бряцание сбруи и громкие голоса заранее оповестили слуг о
приближении кавалькады и, подобно пчелам из растревоженного
улья, они устремились со всех сторон навстречу хозяину. Сын
Аделаис, высокий статный мужчина, был одет подчеркнуто просто.
Ему не было нужды украшать себя - он и так достаточно ярко
выделялся на общем фоне своей уверенной властностью. Капюшон
его короткого черного плаща был откинут назад, открывая копну
темных, как у матери, волос. Зато крупные резкие черты лица,
высокий лоб, прямой нос и выступающие скулы Одемар унаследовал,
конечно, от предков по отцовской линии.
По виду Кадфаэль не дал бы ему и сорока. Упругий,
размашистый шаг, то, как он ловко спрыгнул с коня, легкость
движений, жест, которым он стянул с рук перчатки, - все
говорило о его молодости. Однако мужественное волевое лицо,
излучаемая Одемаром спокойная сила, а главное, великолепно
налаженное им хозяйство, старательность и четкость, с которой
слуги выполняли свои обязанности (иного от них он и не ожидал),
- все это не то чтобы старило его внешне, скорее делало не по
возрасту зрелым и опытным правителем. Кадфаэль припомнил, что
Одемару рано пришлось принять на себя обязанности главы семьи,
заменяя отца, уехавшего в Палестину, а ведь владения у де Клари
были не только обширны, но и далеко разбросаны друг от друга.
Что ж, за эти двадцать лет он многому научился. С таким, как
Одемар, особенно не поспоришь, однако слуги весело и
непринужденно обращались к нему и нетрудно было догадаться, что
его любят, но не боятся. А если Одемар и правил железной рукой,
можно поручиться, он всегда был справедлив.
Вместе с Одемаром во двор въехал раскрасневшийся от
прогулки на свежем воздухе юноша лет семнадцати-восемнадцати с
открытым жизнерадостным лицом, то ли его паж, то ли просто
чей-то сын, за ним пешком следовали псари, держа собак на
своре. Подбежавший грум принял у Одемара повод, юноша стоял
наготове, чтобы забрать плащ. Через несколько минут лошадей уже
вели в конюшню, а собак на псарню. Молодой Люк приблизился к
Одемару и, по-видимому, передал ему поручение своей госпожи,
потому что Одемар кивнул и сразу же направился к ее дому.
Взгляд его упал на Кадфаэля, почтительно стоявшего в сторонке.
Hа мгновение Кадфаэлю показалось, что сейчас он остановится и
заговорит с ним, но Одемар передумал и вошел в дом.
Судя по всему, Аделаис со своими слугами должна была
приехать сюда еще два дня назад. Им не было нужды оставаться
где-либо на ночевку, потому что расстояние от Ченетского леса
до Элфорда нетрудно покрыть на лошадях за один день, стало
быть, с сыном она уже могла успеть наговориться. Какие такие
новости могли появиться у Аделаис с тех пор, как она последний
раз виделась с Одемаром? Только одна - приход двух монахов из
Шрусбери. Этот приход ей и надо было как-то ему объяснить. В
момент смерти Бертрады Одемар, очевидно, находился в Элфорде.
Ему, как и всем остальным, было сказано, что она умерла от
лихорадки. Печальное событие, но вообще-то совершенно рядовое.
От лихорадки нигде не убережешься - ни в крестьянском, ни в
графском доме. И женщина с характером Аделаис никогда не стала
бы посвящать юного сына в такую ужасную тайну. Конечно, он
ничего не знает об истинных причинах смерти своей сестры. Об
этом может знать старая доверенная служанка, ведь Аделаис
трудно было бы обойтись тогда без чьей-либо помощи, а та,
вероятно, уже давно упокоилась вечным сном.
Если все это так, тогда нет ничего странного, что Аделаис
из кожи вон лезет, чтобы помочь Хэлвину выполнить свой обет, а
затем поскорее спровадить их со двора, и прилагает все силы,
стараясь оградить монахов от праздного любопытства и чьих бы то
ни было вопросов, не исключая даже священника элфордской
церкви. Теперь понятно, почему она с такой настойчивостью
требует от них с Хэлвином заверений, что они никому не
проговорятся и не назовут имя Бертрады. Понятно, почему она так
гнала лошадей, чтобы успеть в Элфорд до их прихода. И не
приходится удивляться, продолжал размышлять Кадфаэль, что, куда
ни повернись, Аделаис всегда оказывается между незваными
гостями из Шрусбери и всеми остальными. Они с Хэлвином живут
там, куда она их поместила, именно ее верные слуги, а не слуги
сына кормят и поят их. Трудно винить Аделаис за все эти
объяснимые в ее положении предосторожности.
Завтра же отправляемся домой, решил Кадфаэль, а если
Хэлвин после бессонной ночи не сможет долго идти, найдем
поблизости какое-нибудь пристанище и он передохнет там до утра.
Hо мы должны уйти, чтобы эта несчастная наконец успокоилась.
Когда Одемар пошел к матери, юноша, приехавший вместе с
ним, не сдвинулся с места, а перекинув плащ своего господина
через плечо, стоял и с некоторым удивлением смотрел ему вслед.
Голова паренька была непокрыта и волосы на фоне черного плаща
казались просто соломенными. Через годик-другой мальчишеская
неловкость и угловатость сменятся уверенной мужественностью,
мускулы нальются силой, но пока об этом можно только
догадываться. Когда Одемар закрыл за собой дверь, юноша перевел
свои синие глаза на Кадфаэля, с детской непосредственностью
оглядел его с головы до ног, а потом не спеша направился к дому
Одемара.
"Hаверное, это и есть тот самый Росселин, о котором
говорила Аделаис", - мелькнуло в голове у Кадфаэля. Если
судить по внешности, не похоже, чтобы он принадлежал к роду де
Клари, однако то, что он не слуга, тоже сразу видно. Скорее
всего, сын какого-нибудь вассала, пославшего его к своему
господину, чтобы тот научил мальчика владеть оружием. Кроме
того, прежде чем отправиться в большой мир, любому юноше
полезно сначала получить опыт светской жизни и улучшить свои
манеры, живя в доме такого мудрого и могущественного правителя,
как лорд Одемар де Клари. У него, наверное, помимо Росселина
есть еще такие воспитанники.
К вечеру заметно похолодало, задул ледяной ветер, пошел
мелкий дождь со снегом. До вечерни оставалось не так много
времени. Кадфаэль поежился и заторопился к Хэлвину. Тот уже
проснулся и лежал в сосредоточенном молчании, ожидая, когда он
сможет до конца исполнить данный им обет.
Аделаис обо всем позаботилась. Hикто не нарушал их
одиночества, никто не лез с расспросами и не допытывался, зачем
они здесь. Перед вечерней Люк принес им поесть, а после
окончания службы все вышли из церкви и оставили их одних. Вряд
ли они действительно кого-нибудь интересовали. Слуги давно
привыкли к постоянному потоку самых разнообразных гостей со
всякого рода просьбами и нуждами, поэтому намерение двух
бенедиктинцев провести ночь в церкви никого не удивило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34